- Не совсем так, док…- всё ещё мямлит Каин, пытаясь увернуться от противного света настольной лампы прям в лицо. Огромный язык с трудом ворочается в гортани. Конфуз. Это теперь он понимает, что глупо, но тогда ничего не мог с собой поделать. Ровным счётом - ни – че - го. Глухие стены в сером матовом отливе и какая-то блестяшка на мрачном,похожем на массивный гроб столе, монотонно раскачивается, а тюремный врач - полукровка глазами следует за ней, искоса бросая взгляды на Каина. В углу, на самодельной полочке, лики святых – Николая Чудотворца, Пантелеймона, Спасителя. А вот Богородицы нет. Отвернулась? В нос шибанул густой аромат свеч. Глупо. Рьяное стремление дока к церкви да с декоративными свечами выдает его невежество. Жид. Каин криво ухмыльнулся. Больно. Разбитая губа саднит. Психиатрическая клиника. Дело№ 10531 Пункт 1. По результатам судебно-медицинской экспертизы... Каин, 19...г рожд направлен на принудительное лечение.... Каин в кабинете врача. Док не сидит - восседает на стуле с высокой спинкой, ухоженные руки домиком на столе – он хозяин положения и никчемной моей жизни тоже. Почему я никак не могу спокойно смотреть на холеные мужские руки с наполированными и розовыми, по-женски беззащитными ногтями? В сильных и слегка небрежных руках ощущается жесть, сила, если угодно. А все эти кабинетные крысы следят за внешностью, оно и понятно, это их хлеб. Да и кому захочется прийти на приём к врачу – неряхе с заусенцами на пальцах и мятой рубашке в шурушках? Люди встречают по одежде и внешнему виду, и провожают исключительно не по уму. Стул жесткий и запястья затекли, а грязные завязки с рваного ворота лохмотьями свисают на грудь. В голове то шум, то гулкая пустота. Эх, шарахнуться бы с разбегу об эту вонючую лекарствами и, я точно знаю, непробиваемую щербатую стену, чтоб навсегда разом заглохли все звуки, все мысли…. Дремучая голова. Пустая, никчемная. Что с того, что уже седой врач в очках на откровенно еврейском носе мучительно долго пытается выбить из неё глупости - у него и опыт и практика. Был бы моложе, отнесся человечнее, гуманнее. А этот снисходит до меня, делает одолжение, важничает, будто собирается по –ленински каркнуть: -Ну что, голубчик? Избранный народ, лучшие умы – врачи, учителя, музыканты, художники. 40 лет скитаний по пустыням не смогло освободить их от рабства денежной зависимости. Вот почему простой русский парень, откуда – нибудь, из – под Рязани или Твери не парится из-за неимения власти, материального благополучия? Северное спокойствие или банальная леность – деньги – навоз, - сёдня нет, а завтра – воз? Жид в подобной ситуации тут же найдет что перепродать – перекупить да еще и отложить на чёрный день. Миром правят жиды? Тут день за год. Такой же однообразный и монотонный, как день Сурка. - Не совсем так, док, – уже вяло продолжаю настаивать через некоторое время. Не знаю, день прошел или неделя. - Док, а, док, – прошу сначала умоляющим голосом.- Козлы... Пидоры вонючие... Харя жидовская – хриплю я в лицо врачу и тут он выходит из себя – дрогнули желваки - начинает жрать меня своими блёклыми, седыми волчьими глазами. - Ублюдок, – неожиданно и резко обрывает мой бессвязный лепет, - рука незаметно скользит вниз стола, к тревожной кнопке – Эй, Наташа... Всё та же девица в невесомом халатике колет меня всё в то же место…Знаю, что ровно через 15 минут я буду блевать и ссать под себя, валяясь на боку. А жалкое рубище на мне со временем засохнет и будет смердеть, смердеть, смердеть... Зато мысли сконцентрируются в моих полуживых зрачках, а ставшая ненужной голова застучит о край железной кровати. Мария… Мария любила груши. Не яблоки – апельсины, а именно груши. Шар – абсолют, он несёт в себе анализ, чёткую мысль. Груша – изысканность,утонченность, плачь виолончели… если угодно… - Вы любите груши, док? – удар в челюсть запрокинул на мгновение голову, и она обмякла на грудь. – Док, - сплевывая красный сгусток, бормочу дальше, – Док, я хотел сказать –гру…. виолу, док? Он нервно сунул руку в карман, халат рельефно натянулся и контур сжатого кулака заставил меня заткнуться. – Хватит на сёдня, а, док? – взмолился я. - Гру … ой. Виола, она звучит, не играет, не гармошка ведь… на целую октаву ниже скрипки… загадка… Она трепещет плачем, док. Выворачивает душу, наматывает нервы на кулак… Это не банальная игра на флейте, нет. Бананов она тоже не жалует. Виола. Док….. Гулкие шаги по пустому коридору. Мария… Мария любила груши и вкушала их самозабвенно, нежно надкусывала плод мягкими губами, тот брызгал в неё соком и стекал по круглому с ямочкой подбородку на пышную грудь. По этой причине все её кофточки на уровне груди были в пятнах различной формы – вытянутые огурцом, круглые яблоком… Мария любила груши и волшебную игру на виоле… Полные бёдра раскинуты широко в стороны – Джениффер Лопес со своими окороками отдыхает - ноги кокетливо ёлочкой, голова следует за игрой, волосы крылом взметаются в сторону, а глаза.. Ах, какие у неё бывали глаза… Мария… Крупные веки прикрывают карие еврейские глаза. Она так и не стала Машей – Марусей – Муркой на манер 30 –ых годов. Она Мария, Богородица – Мария. Еврейская жена, Его мать. Мария. Моя Мария. - Мария…… - глухо шелещу спекшимися губами. - Мария …- густо всхлипываю сквозь стоны во сне. - Мария … - силой бьюсь головой о батарею… Мария… Моя Мария. Как ты там, родная? |