Мир, сроду не приученный к словам Благодаренья за дары, распался На войны, тяжбы, вредоносный хлам, Последние аккорды эха вальса. В нем не смочить гортань живой водой, Не обернуться птицей, пусть нелепой, Чтобы взлететь с огромной быстротой В оплакивающее землю небо. И как сдержать дожди, когда гробниц Уже не счесть? В них люди, словно тени Самих себя, ослепших от зарниц И онемевших от землетрясений? Тут ветерок боится сделать вдох: Из труб фабричных дым валит клубами И копотью седлает листья, мох, Асфальт и клумбы с мелкими цветами. И в общем — то во мгле просвета нет; Церковная свеча горит уныло Перед иконой, что за сотни лет Состарилась и выглядит не мило, Поэтому не рада и огню, Печальному, как паства, что теряя Остатки сил, помногу раз на дню Твердит ей о священном счастье рая. Никто, никто из здравствующих не Стремится превзойти других духовно, Ведь сказано, что истина в вине, И верят в это все беспрекословно. Не от любви к Всевышнему, Святым Тут женщины детей рожают, чтобы В разрез с предназначением простым Гоняться за моралью высшей пробы. Мир рухнул. Швы полопались. От стен — Одни обломки, от зеркал — осколки, Молящиеся не встают с колен, Но их страданья, видимо, недолги. О чем жалеть? Всему отмерен срок. Над чем трястись? Пустую глубь колодца На живописном фоне чертит рок И над своим творением смеётся! |