Что хочет автор. Литературные конкурсы

Елизавета Фёдоровна в молении провела этот день. Странный и страшный сон ей не давал покоя. Женщина надела даже чёрное платье по случаю своей сновидческой драмы. Был октябрь 1903 года, и ничто не предвещало грозы. Еизавета Фёдоровна просто увидела во сне, как её мужа убил неизвестный ей человек. Мужчина был очень красив. Но кто он? Елизавета не знала. Этот сон об этом мужчине был ей впервые. Потом её сон перенёс в 1896 год. Коронация царя. Ходынское поле. Люди собрались за подарками. И произошло не предсказуемое. 1300 человек погибло в рукотворной давке, провокатором в которой выступили неизвестные. Елизавета потом опять присмотрелась к лицу мужчины. Его бы она узнала из тысячи. Бледное, красивое лицо. Римский профиль и римский нос. Он был явно благородного происхождения, но в личном окружении Сергея его не было. Мужчина протянул Елизавете голубой конверт с красной каёмочкой. На нём было написано красными буквами: «Сав…». Дальше Елизавета прочитать не смогла, и проснулась. Что значила эта фамилия для неё? Кто этот мужчина? Великая Княгиня вскочила в жарком поту, и в странных терзаниях. Потом Елизавета снова вспомнила сон. Они сидели в театре, и к Сергею подошёл Он. Кто это? Антихрист? Елизавета не понимала ничего. Она позвала горничную. Заспанная Анастасия быстро прибежала к госпоже, и наспех стала её одевать. Елизавета что-то шептала губами. Анастасия понимала одно: её госпоже приснился какой-то кошмар.

- Не смей так говорить, - рассердилась Елизавета на ни в чём не повинную Анастасию - это явно было бесовское наваждение. В православии не может быть снов. Я отмолю свой грех, а в воскресенье пойду на причастие.

- Что ж Вам приснилось всё-таки, госпожа? – Спросила Анастасия.

- Не сметь! – Ещё больше рассердилась Елизавета. – Иначе сбудется. Мне приснился антихрист.

Анастасия перекрестилась.

- Как так? – Не поняла девушка. – Неужели правы пророки, и конец времён близко?

- Да. – Сказала Елизавета Фёдоровна уверено. – И этот конец станет концом нашей фамилии.

- Романовы? – Не поняла Анастасия.

- Не сметь! Я, если смогу, отмолю.

Елизавета Фёдоровна выбежала в молельную, когда Анастасия закончила. Анастасия дрожала всем телом. В православии снов не бывает. Если и бывают, то это значит, что ангел-хранитель предупреждает их о будущем. Так что же видела во сне Великая Княгиня, и почему она была так напугана? Но на всякий случай, девушка решила молчать. И слугам не болтать об увиденном. Всё-таки в православии нет снов. И этого не должны были знать посторонние лица. Анастасия умела хранить все тайны своей госпожи. Несмотря на юный возраст, а ей было 18 лет, девушка понимала госпожу и была ей верна. Елизавета Фёдоровна в молении провела день. Она старалась не думать о виденном ей человеке, и решила, что ей приснился антихрист.

Елизавета думала молением беду отвести. Она прекрасно понимала, что это сон, но какая-то тревога поселилась у неё на сердце, и женщина мучилась сомнениями. Стоя на молитве, великая княгиня старалась не думать. С мыслями уходила молитва, и пользы от неё не было никакой. Не думать! Не думать! Не думать! В православии нет снов.

Адмирал Алексеев, недавно отметивший свой 60-летний юбилей, невысокий человек в красивом адмиральском костюме, сидел за столом в своём просторном кабинете - и пил вечерний кофе. Мужчина понимал, что дело плохо. Перед Алексеевым лежали все документы и донесения о том, что японцы готовят масштабную войну против Российской Империи, и что Российская Империя была к ней явно не готова. Но как было убедить в этом царя, Плеве и Витте, которые были непреклонны и продолжали экспансию вглубь Японии?

Алексеев не понимал как. И в то же время он полагал, что у Российской Империи не было шансов не воевать. "Значит, будем снова терять солдат". - Пробурчал Алексеев, продолжая пить ароматный финский кофе, который ему принесла его кухарка Нина.

...Оленька Петровская пришла домой после очередного спектакля с участием Александра Бельского. На этом спектакле - опера "Снегурочка" (партия первого Бирюча) - присутствовал сам господин фон Плеве. Об этом Оленька и рассказывала родителям за чашкой чая.

- Надо же, - покачал головой отец, - сам фон Плеве. Аукнется ему когда-нибудь разгром "народной воли".

- Фон Плеве считает, что революция задушена в самом начале её зарождения. - Улыбнулась мать Оленьки, подливая мужу чай.

- Не думаю, - мрачно говорил её супруг. - Я знаю Гоца. Он вряд ли успокоился после своего ареста в Неаполе. Мне кажется, что Гоц подготовил устав.

- Какой устав? - Не поняла матушка Оленьки.

- Насколько я слышал от Бориса Савинкова, недавнего сотрудника полиции и так получилось, что мне пришлось его рекомендовать в отдельные круги при фон Плеве, конкретно к Александру Герасимову, то Савинков, знающий откуда-то Гоца, обеспокоен что фон Плеве может пасть первым. Не знаю, мне это тоже показалось странным. - Ответил её супруг.

- А что тут странного? - Не поняла экономка дома Петровских Анастасия Фёдоровна. - Я лично считаю, что русские могут начать неравную войну с японцами. Уж слишком мне кажется странной эта русская экспансия на Дальний Восток...

Вся семья была озабочена грядущими печальными событиями.

66-летний певец Александр Бельский, идя с оперы домой, неожиданно в воздухе заметил Всадника с бледным лицом на белом коне. Александру почудилось, что это мираж. Потом придумал, что всадник приехал за ним. И перекрестился.

Неожиданно он увидел возвращавшегося с оперы фон Плеве. Фон Плеве брёл совершенно без всякой охраны в сопровождении пары-тройки своих закадычных друзей по министерству. Александр Бельский ещё подумал, что нехорошо так идти одному и не понимать, что на него могут напасть неизвестные ему люди, но певец не мог и подумать о том, чтобы подойти к видному министру и предупредить его - слишком фон Плеве был высок в должности, и Бельский подумал, что фон Плеве явно его прогонит. "Но охрана министру всё-таки бы не помешала", - решил про себя Александр, и пошёл домой.

Всадник на белом коне сверкнул чёрным плащом, и, словно смеясь над мелкими и жалкими людьми, ускакал прочь в ясное декабрьское небо - были первые дни декабря 1903 года. Бельский накинул на себя шапку, и кутаясь в тёплое меховое пальто, поспешил домой. Фон Плеве бодрым шагом, смеясь о чём-то своём с друзьями пошёл своей дорогой, не зная что его ждёт впереди. Да и может ли простой смертный человек представить те ужасы, которые ему суждено пережить?

Господин фон Плеве уходил в темноту ночи домой. Бельский испросив извозчика поехал домой. А русские на самом деле должны были опасаться скорой войны: адмирал Того уже докладывал императору Мэйдзи о скором продвижении русских в глубь Маньчжурии и что он обеспокоен растущей экспансией русских. Император Мэйдзи выслушал доклад очень внимательно.

========== Гибель броненосца Потёмкин, 1904 ==========

Александру Аникину, опера

Александру Аникину (оперному певцу)

10 апреля министр фон Плеве собирался пойти в театр на оперу "Лакме". Зал был переполнен зрителями.

Роль Нилаканта, индийского брамина, должен был исполнять Александр Бельский. Его поклонница 21-летняя Оленька Петровская, влюбившаяся в 62-летнего певца, притаилась среди зрителей в зале. И её соседом по случаю оказался молодой эсер Борис Савинков, который раскланявшись со зрителями Путилиным и Ревенко - сотрудниками департамента полиции и III отделения Охранки, - стал ожидать начало спектакля. Целью было рассчитать время. Но опера Делиба была из трёх действий, поэтому Савинков подумал, что зря теряет в театре время. Ну что ж, хотя бы

культуру послушает.

Ревенко обратил внимание на этого высокого молодого человека, с тёмно-русыми волосами и карими, пронзительными глазами, при взгляде на него которых, Ревенко вздрогнул.

- Кто это? - Спросил детектив.

- Любитель оперы. - Предположил весёлый Андрей Путилин, и стал ждать оперу с замиранием. Молодой, 27-ми летний сыщик любил оперу. 54- летний Ревенко разделял его вкусы. он с недоверием покосился на Бориса, который отвёл глаза и перевёл их на сцену, мимолётно глянув на красавицу Оленьку. Желание прожгло 25-летнего мужчину при виде фигуры девушки, но он сдержался, чтобы подойти к ней, поскольку такое предлагать дамам в театре неприлично, и вечером его ждала Дора для

успокоения нервов. Мужчина снова посмотрел на сцену. Вышел Александр Бельский, и сказал печальную новость:

- Простите. Произошёл взрыв на броненосце Петропавловск, поэтому спектакль отменяется.

Путилин разочаровано вздохнул. Савинков увидел, что Оленька также тяжело вздохнула, и решил, что она поклонница Бельского. Паллада подумала, что зря они это сделали, и она решила, что в дальнейшем возьмёт себе псевдоним "Бельская" - странная, но звучная фамилия. Богданова юркнула из театра к Сазонову, едва замеченная Борисом, который усмехнулся, глядя уходящей женщине вслед... "Паллада..." - пронеслось у него в голове....

...шла русско-японская война. 3 апреля 1904 года в осаждённом Порт- Артуре случилось несчастье. Затонул подорвавшийся на японской мине флагман "русской Тихоокеанской эскадры броненосец "Петропавловск". Среди погибших оказался и художник-баталист Василий Верещагин. Также погиб вице-адмирал Степан Осипович Макаров.

максимальная скорость броненосца "Петропавловск" составляла 16,86

узлов, средняя скорость на испытаниях 16,38 узлов. Запас угля

нормальный 700 или 900 т.

Бельский продирижировал: "Гимн морю"!

..пускай хранишь ты нас один, а мы споём для моря гимн... - пели Оленька и Борис среди других исполнителей. Путилин открывал рот, Ревенко посмеивался глядя на него, хотя он не смел так делать в такой ситуации, но Путилин его рассмешил. Перехватив взгляд шефа, Андрей сам гоготнул. Савинков, поняв что Путилин открывал рот сам засмеялся, и по окончанию гимна вышел из театра. Взрыв на броненосце Петропавловск огорчил его: погибли люди, и жаль было осаждающих Порт-Артур. Он вернулся в гостиницу, где ждала его Дора, Доротея, или Дарья Бриллиант, игравшая певицу и жену нагловатого и хамоватого банкира.

- Сегодня мы просто отправимся спать. - Сказал Борис, едва переступил порог гостиницы.

- Почему? - Спросила Доротея, надув губки: ей тоже, как и Борису хотелось заняться любовью.

- Взрыв на броненосце Петропавловск. - Как бы обижено сказал "банкир".

- Погибли люди, я не имею права иметь женщину. Бельский отменил спектакль.

- Поэтому ты так рано пришёл. - Улыбнулась Дора. - То-то я удивилась: Делиб длинный.

- Ладно, я спать. - Сказал Борис, нежно посмотрев Доре в глаза, и облизнув губы. - До завтра.

- До завтра. - Ответила Дора. К ней подошла хозяйка гостиницы.

- Фу, какой противный барин. - Сказала Жанна Михайловна, сочувствуя Доре. - Не любит Вас. Бросили бы Вы его нашли бы кого понежнее. - Любит. - Улыбнулась Дора. - Он ходил в театр, там сообщили что произошёл взрыв на броненосце "Петропавловск". Ему стало жаль ушедших безвременно людей.

- Да Вы что? - У Жанны Михайловны округлились глаза, и она быстро и спешно сделала ознаменование себя крестом. - Бедные наши морячки! И много погибло? Ох, Вы батюшки-святы... простите... это я Вас жалею.. я думала он сегодня не в духе, муж Ваш...

и Жанна Михайловна ушла передать новость слугам.

"Если бы муж!", - подумала Дора, всем сердцем любившая этого

надменного и жестокого Бориса, который был женат на дочери писателя,

поэтессе Вере Глебовне Успенской.

И, улыбнувшись сама себе, ушла спать...

...Путилин пришедший после заседания у Плеве рвал и метал. Плеве ничего и слышать не хотел о готовящимся на него покушении, которое затеяли эсеры. Ревенко и его друг Сашка смотрели и почти смеялись, глядя как бешенный Путилин разносит их кабинет к чертям.

- А что Вы смеётесь? - Путилин гневно посмотрел на друзей и сотрудников по совместительству. - Вы оба такие же как и он. Знаете, что Плеве сказал?

Рыжий 24-летний Сашка ржал в усы.

- Революционеров нет. У нас всё тихо и спокойно. Ага спокойно. Кроме русско-японской войны.

Сашка и Владимир покатились со смеху.

- Ну а ты куда смотрел? - Смеясь, сказал Владимир. - Нужно было усилить охрану.

- Знаете что он сказал? - Продолжал Путилин, разыгрывая надменного Плеве. - У нас революционеров нет. Нет. А про Савинкова я что придумал?

- Придумал. - Подал голос Сашка Глотов, продолжая смеяться. - Конечно, этот молодой человек тебе приснился во сне.

- А нельзя ли было стребовать, чтобы он усилил охрану? - Владимир вдруг прекратил смеяться, и несколько посерьёзнел.

- Нельзя. - Сказал Путилин. - У него тридцатилетний опыт работы в полиции. Он всемогущ. И он знаете что сказал, что это я выдумываю себе дела, чтобы преследовать его. Да-да, так и сказал. Он заявил, что революционеров нет. Революции нет, что мы все бездельники только ищем себе работу. Зачем его охранять?

Ревенко покатился со смеху, потом добавил:

- Действительно, зачем?

Вся троица смеялась собственной беспомощности. Из окон сквозь шторы проглядывали солнечные лучи.

Александру Аникину (оперному певцу)

- Надо же, - покачал головой отец, - сам фон Плеве. Аукнется ему когда-нибудь разгром "народной воли".

- Какой устав? - Не поняла матушка Оленьки.

Вся семья была озабочена грядущими печальными событиями.

========== Трагедия в Порт-Артуре ==========

Александру Аникину (оперному певцу)

10 апреля министр фон Плеве собирался пойти в театр на оперу "Лакме". Зал был переполнен зрителями.

культуру послушает.

- Кто это? - Спросил детектив.

успокоения нервов. Мужчина снова посмотрел на сцену. Вышел Александр Бельский, и сказал печальную новость:

- Простите. Произошёл взрыв на броненосце Петропавловск, поэтому спектакль отменяется.

максимальная скорость броненосца "Петропавловск" составляла 16,86

узлов, средняя скорость на испытаниях 16,38 узлов. Запас угля

нормальный 700 или 900 т.

Бельский продирижировал: "Гимн морю"!

- Сегодня мы просто отправимся спать. - Сказал Борис, едва переступил порог гостиницы.

- Почему? - Спросила Доротея, надув губки: ей тоже, как и Борису хотелось заняться любовью.

- Взрыв на броненосце Петропавловск. - Как бы обижено сказал "банкир".

- Погибли люди, я не имею права иметь женщину. Бельский отменил спектакль.

- Поэтому ты так рано пришёл. - Улыбнулась Дора. - То-то я удивилась: Делиб длинный.

- Ладно, я спать. - Сказал Борис, нежно посмотрев Доре в глаза, и облизнув губы. - До завтра.

- До завтра. - Ответила Дора. К ней подошла хозяйка гостиницы.

и Жанна Михайловна ушла передать новость слугам.

"Если бы муж!", - подумала Дора, всем сердцем любившая этого

надменного и жестокого Бориса, который был женат на дочери писателя,

поэтессе Вере Глебовне Успенской.

И, улыбнувшись сама себе, ушла спать...

Рыжий 24-летний Сашка ржал в усы.

- Революционеров нет. У нас всё тихо и спокойно. Ага спокойно. Кроме русско-японской войны.

Сашка и Владимир покатились со смеху.

- Ну а ты куда смотрел? - Смеясь, сказал Владимир. - Нужно было усилить охрану.

Ревенко покатился со смеху, потом добавил:

- Действительно, зачем?

Вся троица смеялась собственной беспомощности. Из окон сквозь шторы проглядывали солнечные лучи.

...Первый взрыв бомбы не удался. Сикорский промахнулся. Савинков явно нервничал. Он стоял на своём месте неподалёку от происшествия. Время шло.

Он понимал, что должен быть взрыв. Егор Сазонов держал бомбу почти открытой, но мужчине, похоже, на следующий раз повезло. Фон Плеве лежал убитым, и вокруг него суетились люди. Егора схватили на месте: осколком взорвавшегося снаряда он был сильно ранен и у него было исковеркано лицо – пол лица как не было. Через некоторое мгновенье на месте начала собираться толпа любопытных и полиция. Белое здание вокзала как бы возвышалось над этим миром, а перед ним тянулась железка и, уходившая вдаль дорога. Жизнь здесь была представлена толпой уцелевших и зевак. Мужчины, женщины, дети и фотографы суетились на месте происшествия. Если бы эту сцену наблюдали «братья по разуму», они сочли бы людей за муравьёв.

страшный опыт выживания в этой жизни казался ему тогда единственно необходимым, хотя стоил ему души, вероятней всего, проданной. Но Савинков не чувствовал сильных метаний зла. Он видел яркое солнце, парк, гуляющие пары и оркестр.

Чтобы не думать о случившемся (нужно сказать, что Борис сильно раскаивался в содеянном, несмотря ни на что), мужчина вспоминал свои прогулки по парку с Дорой Бриллиант на момент того, как несчастье стать палачами объединило всех молодых людей. Егор Сазонов тесно сошёлся с Ланой Богдановой, которая именовала себя Палладой. Сейчас Богданова находилась в «пикантном положении» и Борис сочёл нужным, несмотря на все протесты на счёт этого Евно Азефа увезти Палладу прочь от этого ада.

Дора тоже боялась.

Но она боялась за друзей больше, чем за себя. И, мужчина, прижав женщину к себе, страстно целовал её в губы….

…сейчас он стоял в этом парке один. Чтобы не думать о происшедшем, и не корить себя, Борис вышел послушать духовой оркестр. Музыканты, и певица в парке исполняли новую мелодию «ясный день в прекрасном парке…». У Бориса раскалялась голова… «Я шёл, шатался, огненный шар раскалялся…» - пронеслись в голове у Савинкова какие-то зыбкие строчки стихов. Словно ангелы помогали печалью поэта лечить его больную душу.

«Но грех же невольный? – Думал Борис. – Его убил не я?».

Савинков шатался как пьяный, слушая теперь уже вальс. Он ненавидел всех людей в парке. Ему казалось, что они чистые души, а он нет. Им владеет дьявол. Но этого дьявола теперь уже не прогонишь из души…

молодой человек, совершивший грех, зашагал прочь, прослушав ещё раз какую-то мелодию. Борис в этот миг не боялся даже филёров. Он как будто ушёл в иной мир, где ему ещё раз привиделся Плеве и помахал на прощание рукой. Савинков вздрогнул, оказавшись по ту сторону. Тошнота подступала к горлу. И он, шатаясь, умчался в гостиницу, где пролежал в беспамятстве часа два. А просто отключился… и пребывал неизвестно где.

Никто его не потревожил.

Пострадавшего Сазонова доставили в больницу, где ему казалось в сумрачном бреду, что его замучили палачи… врачи не минули сообщить о бреде Сазонова полицейским. И те услышали, что он часто повторяет фамилию «Плеве». В реке выловили то, что искали. Сазонов после выписки из больницы подлежал аресту, но не хотел мириться со своей участью.

Правда писать друзьям и Савинкову лично ему не запретили. Обломки экипажа министра внутренних дел Константина Плеве находились на измайловском проспекте перед Варшавским вокзалом.

Великий князь Сергей Александрович будто ждал своей очереди.. .его жене Елизавете Фёдоровне как-то приснился страшный сон, в котором она видела Бориса Савинкова.

========== Грех ==========

Александру Аникину (оперному певцу)

Первый взрыв бомбы не удался. Сикорский промахнулся. Савинков явно нервничал. Он стоял на своём месте неподалёку от происшествия. Время шло. Он понимал, что должен быть взрыв. Егор Сазонов держал бомбу почти открытой, но мужчине, похоже, на следующий раз повезло. Фон Плеве лежал убитым, и вокруг него суетились люди. Егора схватили на месте: осколком взорвавшегося снаряда он был сильно ранен и у него было исковеркано лицо – пол лица как не было. Через некоторое мгновенье на месте начала собираться толпа любопытных и полиция. Белое здание вокзала как бы возвышалось над этим миром, а перед ним тянулась железка и, уходившая вдаль дорога. Жизнь здесь была представлена толпой уцелевших и зевак. Мужчины, женщины, дети и фотографы суетились на месте происшествия. Если бы эту сцену наблюдали «братья по разуму», они сочли бы людей за муравьёв.

Чувствовавший каждую ситуацию каким-то особым чутьём, Савинков помчался в парк, где условились встретиться оставшиеся в живых революционеры, но никого там не нашёл: Каляев уже удрал в другой город. Боришанского как след простыл. Лучи палящего солнца жгли душу молодого человека, который осмелился переступить черту. Он себя внутренне не раз спрашивал, и не раз спросит потом: «Зачем?». Но этот страшный опыт выживания в этой жизни казался ему тогда единственно необходимым, хотя стоил ему души, вероятней всего, проданной. Но Савинков не чувствовал сильных метаний зла. Он видел яркое солнце, парк, гуляющие пары и оркестр. Чтобы не думать о случившемся (нужно сказать, что Борис сильно раскаивался в содеянном, несмотря ни на что), мужчина вспоминал свои прогулки по парку с Дорой Бриллиант на момент того, как несчастье стать палачами объединило всех молодых людей. Егор Сазонов тесно сошёлся с Ланой Богдановой, которая именовала себя Палладой. Сейчас Богданова находилась в «пикантном положении» и Борис сочёл нужным, несмотря на все протесты на счёт этого Евно Азефа увезти Палладу прочь от этого ада.

Нежные локоны Даши касались лица Бориса, когда они шли по залитому солнцу парку. Он шёл в красивом макинтоше, она – в сине-голубом платье эпохи модерн, красивом и лёгком. Она не могла скрыть своего волнения. Дора тоже боялась. Но она боялась за друзей больше, чем за себя. И, мужчина, прижав женщину к себе, страстно целовал её в губы….

…сейчас он стоял в этом парке один. Чтобы не думать о происшедшем, и не корить себя, Борис вышел послушать духовой оркестр. Музыканты, и певица в парке исполняли новую мелодию «В городском саду играет…». У Бориса раскалялась голова… «Я шёл, шатался, огненный шар раскалялся…» - пронеслись в голове у Савинкова какие-то зыбкие строчки стихов. Словно ангелы помогали печалью поэта лечить его больную душу. «Но грех же невольный? – Думал Борис. – Его убил не я?».

Плеве призраком явился Борису и помахал рукой. Борису сделалось дурно. Ему показалось, что его сейчас стошнит. Но ничего не вышло. Целый парк был полон людей. Но он был совершенно один, и был брошен всеми друзьями, которые удрали в неизвестном ему направлении. Савинков шатался как пьяный, слушая теперь уже вальс. Он ненавидел всех людей в парке. Ему казалось, что они чистые души, а он нет. Им владеет дьявол. Но этого дьявола теперь уже не прогонишь из души… молодой человек, совершивший грех, зашагал прочь, прослушав ещё раз какую-то мелодию. Борис в этот миг не боялся даже филёров. Он как будто ушёл в иной мир, где ему ещё раз привиделся Плеве и помахал на прощание рукой. Савинков вздрогнул, оказавшись по ту сторону. Тошнота подступала к горлу. И он, шатаясь, умчался в гостиницу, где пролежал в беспамятстве часа два. А просто отключился… и пребывал неизвестно где. Никто его не потревожил.

Москва. Февраль.

...в 1905 году Савинков встретил великую княгиню Елизавету выходящую из церкви. Елизавета отшатнулась, узнав человека из страшного сна, который ей приснился год назад.

- Что Вам нужно? - Почти закричала княгиня. - Убирайтесь.

- Мне нужно, чтобы Вы увезли Сергея из города, иначе его убьют. - Сказал Савинков, пристально смотря Елизавете в глаза. Она испугалась одного взгляда бывшего эсера, теперь сотрудничавшего с полицией под властным напором Владимира Ревенко, который, не сумев спасти Плеве, тщетно пытался защитить Великого князя Сергея от покушения. Спасать князя он послал никого иного, как Б.В.

Эта операция не удалась, потому что Елизавета Фёдоровна приняла Бориса Викторовича за чёрта. Набожная женщина стала креститься, потом и вовсе убежала.

- Красивая, но дура. - Сплюнул Савинков. Борис огляделся. Четырнадцатилетний подросток Михаил Булгаков, гостивший у врача Николая Покровского, который приходился ему дядей, проходил просто так по улице, думая, зайти в церковь. Борис Викторович на него посмотрел весьма с усмешкой. Взгляда Савинкова боялись все. Михаил Афанасьевич посмотрел в глаза мужчине, и задрожал всем телом.

Двадцатишестилетний мужчина произвёл на него очень сильное впечатление. Булгаков и тогда мечтал стать писателем.

- Вы - Воланд? - Спросил Миша дрожащим голосом. Савинков расхохотался дьявольским смехом на подобии Путилина и Ревенко, которые не замедлили подойти к нему, услышав как он смеялся.

- Перестань парней пугать! - Резко сказал Путилин. Воображение Булгакова разыгралось не на шутку. Савинков опустил мальчишку, и обратился к сотрудникам полиции.

- Елизавета Фёдоровна меня приняла за чёрта. Этот назвал Воландом.

- А мы кто - свита? - Владимир Ревенко опять веселился. Булгаков сообразил, что над ним прикалываются, и сказал, обращаясь к Ревенко:

- Да Вы очень на кота похожи.

- Точно. Бегемот. - Заржал Путилин и мальчишка стал тоже смеяться.

- Ну, вот ожил. Борис Викторович хватит так пугать население. - Сказал Ревенко. - И что делать будем?

- Ждать возмездия. - Усмехнулся Савинков. - Ваш план поговорить с женой великого князя, как я и думал, провалился.

- К чёрту планы. Нужно действовать. - Сдвинул брови Путилин. Булгаков стал немного понимать, что ему тут делать нечего. - А ты ретируйся,

мальчик. И больше этого не бойся. Это не чёрт.

Набожный Михаил лишний раз перекрестился, и стал уходить без оглядки.

- Хуже. - Добавил Путилин, и мальчик пустился наутёк.

- Мы что его напугали? - Хохотал Ревенко.

- Что Вы смеётесь? - Заливался Савинков, и они с Путилиным решили что пора уходить. - Меня самого приняли здесь за Воланда. А Вы, выходит, Бегемот.

- Я - бегемот? - Ревенко стал смеяться ещё сильнее собственному бессилию. - Пойдёмте хоть в кафе дух отведём. Вот и сталкивайся с этими набожными людьми. Господни предупреждения не видят.

Молодые люди согласились со своим старшим товарищем, и свернули в кафе.

========== Звезда полынь ==========

Александру Аникину

«И восстал из мрака ужас, и разверзлась земная твердь, и упала на Землю звезда полынь»

(цит. По: Откровение Иоанна)

1 ноября 1905 года у царя было дурное предчувствие. Николай Александрович захотел помолиться в церковь, и взяв с собой несколько человек для охраны, пошёл в ближайшую церковь Санкт-Петербурга. Распутина терзали то ли бесы, то ли пророчества, и он тоже решил этим днём направиться в церковь. Мысли царя и простолюдина совпали. Пока Распутин читал откровение Иона, православный Государь шёл в эту церковь. Совпадение мыслей и чувств произошло около 12 часов пополудни.

Григорий Распутин, простой мужик из секты хлыстов читал откровение Иоанна.

Распутин перекрестился и стал ждать светопреставления, и появления антихриста. Но этого не случилось: в маленькую церквушку, где Григорий молился, естественно, за свою душу, вошёл царь. Громадный Гришка встревожился при виде царя, но приосанился. Николай Александрович посмотрел на него пристально, сузив свои красивые серо-голубые глаза. Царь сказал:

- Дай откровение. Тут один шельма на счёт своих лошадок прав. Но если я его приближу, я приближу свой конец. Мне снился дурной сон.

- От бесов, царь-батюшка. – Дрожал Григорий.

- Не от бесов, шельма. Когда мне надо было всходить на престол, матушка дала мне золотой ларец. В этом ларце лежали пророчества монаха, такого же бесовщика как ты, которого приблизил к себе мой предок Александр I. Он приблизил его к себе после того, как он предсказал пожар Москвы в 1812 году.

- И о чём были эти пророчества? – Боязливо спросил Распутин, которому стало всё же любопытно узнать о том, о чём говорил пророк.

- А, любопытно! – Усмехнулся царь. Александр I, получив Авеля в наследство от убиенного Платоном Зубовым, последним фаворитом Екатерины, батюшки, равно как и брадобрея графа Ивана Павловича Кутайсова, личность, весьма переходящую из рук в руки и нужную при всех дворах, пытался надавить на него и заставить прекратить писать. Но коварный демон Авель предрекал царю всё новые и новые катастрофы вплоть до разбушевавшейся Невы в 1824 году, когда Александр I едва не погиб сам, спасая свою любимицу дочку Софью Нарышкину в наводнение. В этом пророчестве было сказано, что азмь есть последний представитель дома Романовых на престоле.

Распутин задрожал.

- Я не прошу тебя предрекать мне гибель, как Авель моему предку Александру Павловичу. Ты озвучишь слова апокалипсиса и запишешь свои пророчества принародно, чтобы этот ужас, который преследует меня всю жизнь, начиная с убийства эсерами моего дяди Сергея Александровича, не исходил от православного царя. Понимаешь, православный царь в это верить не может. Это от бесов. Но судя по всему, Звезда Полынь скоро упадёт с небес на Землю, и погребёт под собой множество людей…

Распутин смирился со своей участью, и вышел с царём-батюшкой из маленькой церквушки.

_______________________________

1-го ноября 1905 года Николай II записал в своём дневнике: «Был очень занят всё утро. Завтракали: кн. Орлов и Ресин (деж.). Погулял. В 4 часа поехали на Сергиевку. Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божиим – Григорием из Тобольской губ. Вечером укладывался, много занимался и провёл вечер с Аликс».

ПАРК ВЛЮБЛЁННЫХ СЕРДЕЦ

Восемнадцатилетняя поэтесса Лариса Штерн выступала с эстрады. Был 1911 год. Ясный солнечный день заливал прекрасный парк ярким, нежным золотистым светом Солнышка. На Ларисе было нежно-белое платье. Это платье очень шло ей, и было по фигуре. Лариса читала стихи:

Волшебный день. Мы в парке шли,

Держались за руки с тобой.

Свидание. Друг друга мы нашли.

Теперь уже мы связаны одной судьбой.

И этот парк, и этот миг

И этой музыки шикарность….

Ты для меня – и счастья всхлип.

И пряность вечера. И пряность…

Аплодисменты взорвали небольшую публику. Был 1911 год. Борис

Викторович Савинков, ненадолго вернувшийся в Санкт-Петербург

проведать родных со стороны матери, её саму и брата Виктора из

бесконечных заграничных приключений слушал поэтессу как случайный

прохожий. Они встретились глазами: Лариса Штерн посмотрела на него с

и, довольная, улыбнулась сама себе: обаятельный молодой человек.

Савинков, уставший от пристального внимания к нему женщин,

ухмыльнулся довольной самовлюблённой улыбкой и пошёл покупать

билет в театр – на «Евгения Онегина». Перед отъездом ему захотелось

посмотреть русскую оперу, и он выбрал ту, которую любил Великий князь

Сергей, ныне ответивший за своё злодеяние – преступное бездействие во

время давки на Ходынке – и ныне спокойно лежавший в Земле. Савинков

ухмыльнулся совпадению, и пошёл в билетную кассу – покупать билет и

общаться с кассиршами – дело, которое он любил больше всего в жизни.

Кассирши чем-то ему импонировали.

Тем временем Лариса читала свои стихи в парке. Публика, журналисты по

культуре, дети стекались её послушать. Ларисе казалось, что она взяла

ноту даже выше, чем Анна Ахматова. Кто-то из юнкеров догадался

принести поэтессе цветы. Это был Танеев, будущий муж Вырубовой.

Юнкера тоже отдыхали в парке, и любили наблюдать за происходившими

там событиями. Николай Куликовский, молодой человек, лет 22 –х

любил свою компанию друзей – Сергея Крисанова-Двинского, Мишу

Осоргина, и Сергея Танеева. Они были как четыре мушкетёра. Как-то

Александр увидел художницу в парке, которая делала то ли наброски, то

ли писала картину. Он заинтересовался женщиной, на что ему

скептический во всём Танеев бросил:

- Это Ольга Александровна, сестра Императора. Скучает без мужа в

Питере. – Танеев подмигнул Куликовскому, который был похож на

Аполлона своей фигурой.

Куликовский приосанился, и посмотрел ещё раз на Ольгу Александровну.

- А кто её муж? – Как-то шутливо спросил Куликовский, представляя

бедную маленькую женщину, и какого-то увальня, который не мог ей

подарить красивой любви. Пошутив, Куликовский попал в точку. Пётр

Александрович Ольденбургский, рождённый в крепком браке Александра

Петровича и его жены Женечки, страдал какими-то признаками

вырождения, и больше пребывал в своём внутреннем мире, чем во

внешнем. Конечно, наследный принц женился на Ольге Александровне,

как и положено было в царских династиях, но молодой человек был

настолько неопытен в делах любви и настолько равнодушен как к

женщинам, так и к мужчинам (да простят меня читатели, великого князя

Сергея часто подозревали в отношениях с мужчинами), что ему стал

быстро скучно с молодой и красивой женой и Пётр Александрович ушёл в

писательство и глубокий мистицизм. Ольга Александровна ничего не

понимала в писательстве, хотя недурно рисовала натюрморты. Но то, что

находят мужчины в том, что пишут она не понимала. «Женщины ещё

ладно, - думала великая княжна Ольга, - а вот мужчины… ничего не

понимаю». Намучившись с мужем, она упросила своего свёкра Александра

Петровича покинуть Рамонь, и вернуться в Санкт-Петербург.

Ольга Александровна была рада видеть Никки, который очаровательной

улыбкой своей приветствовал свою сестру, сетуя на немощь её брата. Как-

то Ольга Александровна приловчилась рисовать в парке, где её взгляд

красавец Николай Куликовский, гуляющий во время короткого отдыха с

друзьями. Ольга не заметила испытывающего взгляда Александра, и

продолжила рисовать. Но Александру художница вскружила голову не на

шутку, и молодой юнкер решил твёрдо отбить её у немощного молодого

мужа, правда периодами, думая, что лучше бы она вышла за его отца –

иногда в таких браках толку больше. Александр, возвращаясь с друзьями

к службе, думал, что молодые мужчины часто бывают хуже, чем старые и

что не видят того счастья, которое свалилось им на голову. Был бы муж

Ольги старше неё, Александр, согласно кодексу чести, не стал бы

разрушать семью, а молодой и наивный к тому же соперник, только

подзадорил юнкера, и он решил, что раз наступило лето, то пришло время

для любви. Куликовский подумал, что молодёжь всё-таки разная бывает,

вон хотя бы тот же Савинков… и столкнулся с ним же на выходе из парка.

Савинков бежал в билетную кассу, но успел обратить внимание на юноша-

атлета Куликовского. «Кого-нибудь в парке нашёл», - сразу понял

Борис, главное хобби которого было наблюдать за людьми, и как бы он ни

был занят своими мыслями, он всё-таки находил минутку посмотреть на

тех, кто стоял рядом. Привычка искать во всех филеров сказывалась.

В Санкт-Петербургском театре давали «Евгения Онегина».

артист, Александр Бельский, решил посетить этот спектакль -благо жена

отпустила – и посмотреть на современных студентов, которые быстро

заполнили галёрки. Борис Викторович по вредной привычке шиковать,

доставшейся ему от Евно Азефа, купил билет в партер, и оказался рядом с

Александром. Дворянка Ольга Петровская вошла в зал, и в этот раз ей

подарили родители билет в партер, чтобы она могла там разглядеть

зрителей. Матери Ольге Наталии было жутко интересно, кто же ходил в

театр из представителей светского общества. Никто не знал, что на этот

спектакль, один из последних в том сезоне собирался сам император

Николай II, тоже нежно любивший «Евгения Онегина» только потому, что

сам был «Онегиным» некогда в домашней постановке. Великая княгиня

Елизавета Фёдоровна была Татьяной.

Великий князь Сергей

Александрович, дядя царя, тогда ещё живой – зрителем. И вот сам царь со

своими спутниками и спутницами – фрейлинами царицы, с ней самой и

своими детьми пришёл послушать Александра Сергеевича Пушкина, заняв

центральную «царскую» ложу. Борис Викторович почувствовал

присутствие царя, и обернулся. Александр Бельский обратил внимание на

внимательного молодого человека перед ним, и тоже посмотрел вверх. На

него смотрел из ложи сам царь Николай II – очень красивый мужчина,

который кружил многим головы и разбивал сердца. Говорят, он был

влюблён в балерину Кшесинскую, но Бельский, работавший с нею в том

же театре, не верил слухам. Теперь-то артист разглядел, что такого

мужчину могла полюбить не только балерина. Он из зрителей вырвал

Оленьку Петровскую и столкнулся с ней глазами.

Ольге одной нужен был

Бельский, и вовсе не нравился царь. Ольга зарделась пунцовой краской, и

Бельский поняв, что это про него, расплылся в самодовольной улыбке.

- Я думаю, что здесь большинство пришло поглазеть ни сколько на

спектакль, сколько на царя. – Бельский прикинулся простым купцом.

Савинков подумал, что его опять будут выдворять с партера, как в 1905-м,

но сдержался. И когда этого не произошло, ответил.

- Странные у Вас мысли, сударь. Я не очень-то жалую царя после

Борис ждал реакции, но Александр оказался «крепким орешком».

- А что, Савинков мог быть и прав. – Задумчиво ответил Бельский,

испытывающее посмотрев в глаза собеседнику, как будто признал его. –

Я не совсем понял тогда, почему не отменили бал. Хотя Кшесинская

рвалась давать представления.

Борис ухмыльнулся, понимая почему.

- По слухам в царя тайно влюблены все женщины Санкт-Петербурга. –

Засмеялся Бельский. И Савинков совсем успокоился: на его прошлое

никто не покушался. Сидевшая рядом с ними поэтесса София Беккер

экзальтированно слушала оперу. Ей нравилось абсолютно всё, только

Ольга Петровская в зале показалась лишней. Молодая девушка

скривилась, почувствовав в зале соперницу. Савинков посмотрел на

Беккер, и признал её.

Во втором антракте, Борис всё-таки спросил Беккер:

- А Вы не та ли девушка на эстраде в парке, что так хорошо нам читала

Бельский тяжело вздохнул: поэты были не меньшими гостями в театре,

чем студенты, и часто они искали знакомства с артистами. Бельский

пересел к Ольге. Борису досталось развлекать Беккер.

- Похоже, этот джентльмен не любит стихов. – Засмеялся Савинков,

подмигнув Бельскому. В итоге Борис догадался, что перед ним не купец, а

- А Вы знаете кто он? – Спросила Беккер.

- По-моему из купеческого сословия, насколько мне известно. Его выдаёт

- А Вы сыщик?

Борис Викторович совсем пал духом. Штерн казалась безнадёжной.

- А хотите, я Вам почитаю стихотворение?

Борис понял, почему Александр сбежал.

Балы. Безумие. Тоска.

Мой мир так хрупок, безмятежен.

И только лишь его рука

Так хороша, когда он нежен….

Александр с тревогой посмотрел на Штерн.

- Эту девушку, похоже, возьмут в Департамент культуры. и мне придётся

её терпеть. – Бурчал Александр Ольге, которая таяла от его присутствия:

он узнал свою постоянную зрительницу. Борис Викторович, выслушав ещё

пару куплетов, ретировался, не досмотрев оперы.

- Кто это был? – Спросила Ольга Александра.

- По-моему сам Борис Викторович, - догадался артист, - он не любит

господ в партере, я догадался по его реакции на меня.

Ольга Петровская посмотрела во след уходившему Борису, и они стали

слушать спектакль. Какая-то женщина в зале, видимо дворянка, сказала

Беккер: «как хорошо!». Поэтесса осталась довольной произведённым на

даму впечатлением. Спектакль продолжился.

После спектакля Никки остался в объятьях светлой княжны Генриетты,

которая приходилась родственницей британскому королю Георгу V, и была

его любовью. Александра Фёдоровна укладывала детей спать.

Десятилетней Анастасии очень понравился Пушкин в опере, только

девчушка спросила:

- А почему Онегин так плохо поступил с Ольгой?

Александра Фёдоровна не знала, что ответить, и, поцеловав девочку,

сказала ей: «Да хранят тебя ангелы, дорогая!».

Ольга Александровна не любила мужа. Несчастный Пётр Александрович

Ольденбургский не мог любить жену так, как ей мечталось. Не было

романтических сюрпризов, поездок хотя бы в находившейся рядом

Воронеж. Ольга Александровна тосковала, и вернулась к брату в Санкт-

Петербург. И вот, как-то, прогуливаясь в любимом ею парке, Ольга

Александровна в окружении своих друзей Мишеля Осоргина, Сергея

Кирсанова-Двинского и Сергея Танеева, встретила снова Александра

Куликовского. Юнкера окружили молодую великую княгиню, и со смехом

стали с ней обращаться. Красавец-атлет Куликовский произвёл на Ольгу

сногсшибательное впечатление, чем позабавил своего товарища Сергея

Александр почувствовал симпатию Ольги к нему, и Сергей

вдруг сказал:

- Разрешите рекомендовать: Николай Куликовский. – Извините, я не

могу: у меня невеста.

- Ты ещё всем это объяви! – Возмутился пылкий Танеев.

- А что и объявлю! – Засмеялся Сергей. – Я люблю Зину!

Ольга Александровна как-то загадочно посмотрела на Николая

Куликовского, кокетливо ему улыбнулась и ушла.

София Беккер гуляла по этому парку одна. И вдруг она услышала, как на

эстраде выступал красавец Николай Гумилёв. Мужчина был красивым,

хорошо одетым, и ярко читал стихи. Сердце Софии дрогнуло, и она

осталась его послушать, растворившись в толпе слушателей. Юнкер

Сергей Кирсанов-Двинский тоже решил остаться и послушать чтеца. Он

встал рядом с Софией, не узнав в ней девушку с эстрады. Это её

позабавило, и она экзальтированно слушала Николая Гумилёва, решив с

ним познакомиться.

========= Воспоминания Эллы. 1898 год. Бал у бабушки Виктории ==========

Ал-ру Ан-ну, опера

Грустившая по своему супругу Элла вспоминала один прекрасный бал в эти дни часто.

Александру Аникину, опера

Собираясь на бал со своей кузиной Мимми пятнадцатилетняя Ольга не представляла, что её ждёт. Роскошный приём в Букингемском дворце в честь королевы Виктории. А, не важно в честь дня Рождения королевы Виктории – ждал многих гостей своего времени. Ольга ждала этого бала, потому что ей хотелось очень увидеть королеву Викторию лично. Мать Ольги, кузина княгини Ирины Кирилловны Романовой, была приглашена на бал по особому приглашению. Александр Христофорович ждал какого-то подвоха-провокации относительно Сергея Александровича, и поэтому поспешил за ним и Эллой с вечным охранником – Андреем Путилиным.

Путилин был в весьма весёлом расположении духа, и пристально осматривал присутствовавших. Ему не казался бал угрозой, но всё-таки ради безопасности великого князя Сергея Александровича Путилин должен был быть на балу. Красивый сотрудник российской полиции привлекал к себе внимание молодых девиц, пробегавших мимо него в роскошных розовых и голубых платьях. Они, смеясь, убегали прочь от своих уже не могущих так бегать тётушек, которые расположились на стульях. Молодой человек подумывал завести интрижку-другую с какой-нибудь прелестной англичанкой. Дело герцогини Лейкомпширской как-то стёрлось из памяти. Сам Ревенко хотел его поскорее закрыть за не имением фактов, и уехать с Великим Князем в Российскую Империю, поскольку российский император Николай II беспокоился бы за долгое отсутствие Великого Князя.

Александр Христофорович был одет в элегантный коричневый костюм, ходил с изящной тростью на манер русского певца-баса Фёдора Шаляпина, и с задиристым к верху носом. Так он привлёк внимание юной Ольги, которой он понравился своим, как ей показалось экстравагантным нравом. Ольга была по природе своей молчалива, чем позабавила Александра. Но то, что в нём проснулось какое-то странное чувство к этой девушке, детектив не знал. Он хотел разглядеть Ольгу чуть поближе. И, стараясь не задеть чувств её матери, предложил Путилину потанцевать с ней. Александр Христофорович тщетно надеялся вычеркнуть нимфу в розовом платье из сердца, надеясь, что она понравится Путилину. Пока Ольга танцевала, Александр восхищался её фигурой в танце. Поймав строгий взгляд какой-то графини, Александр Христофорович спрятался за колонну Букенгемского дворца. Там его и нашёл американский миллионер Джон Джейкоб Астор IV, который приехал на приём к королеве Виктории вместе со своей первой женой, любительницей бриллиантов Авой Уоллинг. На ней были шикарные драгоценности, и Ревенко подумал, что ему в первую голову придётся охранять Аву Астор, а не Эллу Романову. Внучка королевы Виктории порадовала бабушку, которая смотрела на неё восторженно. Сама Виктория, не желающая присоединиться к веселящимся молодым людям, ступала в традиционном чёрном, в пол платье. На её декольте было одето изящное украшение по моде того времени – сияющая сапфировая капля. Женщина взирала сквозь лорнет, и присоединилась к дамам и кавалерам чуть позже, когда все расселись за шикарный длинный стол, который органично вписывался в интерьер другого бального зала во дворце. Часть пар продолжала танцевать изящные танцы. Александр Христофорович поймал на себе насмешливый взгляд Джона Джейкоба Астора IV, которому, видимо, тоже понравилась Ольга. Миллионер посмотрел в сторону девушки, и потом переведя взгляд на Ревенко, вздохнул и пошёл танцевать с женой. Астору было тогда 34 года, и Ревенко чуть смутился своей наивности. Но он увидел, что Ольга смотрит на него как-то по особенному. Нет, девушку нужно было непременно вычеркнуть из сердца. И Ревенко зашагал прочь. Джон и Ава подошли к Ольге, и раскланялись с её матерью Натали. На Аве сияла диадема, слепящая всем глаза. Ольга осмелилась спросить у Джона:

- Кто этот человек, который только что вышел из залы?

Джон Джейкоб расхохотался, но понял, что Ревенко понравился девушке.

- Как жаль, что избран не я. – Улыбнулся мужчина. – Александр Христофорович Ревенко, кажется. Из русских, что прибыли сюда с Великим князем Сергеем Александровичем, который вон там танцует с женой.

- Спасибо. – Покраснела Ольга, и посмотрела в сторону Великого князя Сергея.

Он вальсировал в паре с Эллой.

Далёкий от всего этого Борис Савинков, выпущенный из тюрьмы на свободу, пока ухаживал за своей невестой Верой Глебовной Успенской. Они прогуливались по залитому солнцем весеннему Петербургу (день Рождение королевы Виктории приходился на 24 мая) и ухаживал за молодой девушкой. Вере нравился Борис, но её отец посчитал, что Борис будет неверен дочери из-за его красоты. Солнце слепило молодым людям глаза и они, держась за руки, и смеясь заливистым смехом, бродили по набережной и любовались шикарными видами города.

Ревенко решил вычеркнуть Ольгу из сердца, но неожиданно ему сюрприз преподнёс Путилин. Его увела княгиня потустороннего мира Аделаида Сербски. То, что это гостья из потустороннего мира, Александр понял сразу. Но Аделаида сделала ему завесу, и не позволила разлучить её с избранником сердца. Ревенко поморщился, и понадеялся, что княгиня не уведёт его друга слишком далеко. Мимо него проскользнула Ольга, и Александр снова поймал её заинтересованный взгляд.

- Александр Христофорович, - краснея, представился Ревенко, чувствуя, будто ему где-то слышится дразнящий его смех Джона Джейкоба Астора IV. Ольга сделала изящный реверанс.

Александру Аникину

Борис Савинков и его брат Саша сидели в тюрьме в Вологде. При рождении второму сыну тоже дали имя Александр, но он из уважения к старшему брату сменил его на Борис. Братья подумывали план побега. При этом Александра должны были казнить на следующий день. Борис не успел его спасти, и всю жизнь мучился тем, что ему не удалось спасти брата. После казни Саши - страшный, мучительный момент, который Борис плохо переживал, мучаясь бессонницей. Брешковская понимала. "Бабушка" русской революции сидела с ним, отбывая свой срок. Но молодой светловолосый пока человек на данный момент устал. Ещё больше на него повлияла смерть старшего брата, которого он горячо любил. "Бабушка" понимала, но старалась всячески давить. Сама сломленная, измученная жизнью Екатерина не знала как вырваться из этой клетки, которая называлась тюрьма. Брешковская подошла к решётчатому окну. Был месяц март, моросил гадкий, как считали люди на воле, дождь. Она жадно вглядывалась через решётки на погоду, стараясь уловить запах воздуха, которого так не хватало ей в темнице. Она мучилась сама от того, что вся её деятельность на благо революции оказалась бесполезной.

- Ты только себя погубишь, Борис. - Сказала, наконец, она Савинкову, который сидел на нарах, повесив свою чуть светловолосую голову. Брешковская с удивлением заметила, что в тюрьме молодой человек стал темнеть.

- Что ты можешь сделать для революции? - Брешковская смотрела на моросящий дождь. На воле он бы ей казался противным. Как хотелось на волю!

- Дождь? - Ухмыльнувшись, спросил Савинков, чтобы хоть как-то перевести тему разговора и оторваться от мыслей о брате.

- Не переводи тему. - Властно сказала Брешковская. И Савинков ухмыльнулся: слово "тему" Брешковская сказала на французский манер, как в оперетте. А жизнь это и есть оперетта - с философским подтекстом и грустным концом. С Брешковской оставаться дальше было невыносимо.

- Борис, - продолжала ныть женщина

========== Друзья. Переписка Бориса и Волошина 1915 ==========

Александру Аникину, опера

С июня 1915 г. Савинков постоянно пишет Волошину. Волошин был на два года старше Савинкова – он родился в 1877 г., 16 (28) мая. Его отец рано умер, и воспитанием будущего поэта занялась мать – волевая и самобытная женщина. С 4 до 16 лет он жил в Москве, где в нем впервые пробудилось поэтическое чувство, и появились первые стихи. В 1893 г., Максимилиан переехал в Крым. В 1897 г. он поступил на юридический факультет Московского университета. В 1900 г. его выслали в Среднюю Азию за участие в студенческих забастовках. Там Волошин решил уехать на Запад и посвятить себя искусству. Он не только прекрасно писал стихи, но и замечательно рисовал. Первую славу поэта юный Волошин успел получить к 1912 году. В 1900 г. была опубликована его первая статья, стихи появились в 1905 г. В 1903-1904 гг. Волошин пережил глубокое увлечение художницей М. В. Сабашниковой, закончившееся недолгим браком.

Расцвет литературной деятельности Максимилиана Волошина был в 1915 году. Первая мировая война, словно разрядом молнии пронзила его стихи. Но, в отличие от Савинкова, он не хотел решительных действий – не хотел отправляться на фронт.

Он в крайне тяжелом положении из-за своей деятельности, и из-за того, что его ограничили во многом. Он понимает, что без масонских связей тяжело, но одновременно осознает, что масоном не является: «Боюсь лжи, т. е., что я, в сущности, вовсе не масон». Волошин одновременно и близок ему, и далек. Масонские истины ему не понятны, поскольку он ценит земную основу жизни: «Упиваюсь и наслаждаюсь Ропшиным-сыном. Сижу дома. Избегаю «дорогих товарищей». Вчера один измучил меня: доказывал научно, что с точки зрения высших идей надо быть «строгим, но справедливым». И как им не скучно?» (Савинков – Волошину от 19 июля, 1915 г., Ницца). В это же время Борис сблизился с Эренбургом. В это время Савинков задумал вступить во Французскую армию добровольцем. Этому начали противиться родные: «дома мне не позволяют идти в солдаты (в особенности Лев Борисович), но мне кажется, что как только я немного устрою свои денежные дела, - пойду. Не знаю почему, но во мне растет чувство, что так надо, в независимости от декретов, циркуляров и участков. Глупо, не правда ли?». В ноябре Бориса постигают мрачные мысли о бренности всего сущего. Жизнь шла своим чередом, но гнетущая атмосфера удручала. Переписка с Волошиным возобновилась. А М. Б. прислала ему грустную открытку. Он писал: «Здесь мой сын, моя семья, солнце, море и пахнет цветами, когда утром раскроешь ставни. Но как трудно здесь жить. Кругом голодные и убогие. Я слушаю про политику, про стратегию, про амнистию, про местные сплетни и спрашиваю себя: почему люди не умеют беречь чужих ушей? Слава Богу, что, по крайней мере, никто не говорит про искусство. Какая скучная, жалкая и страшная жизнь...».

Война угнетала всех – извечные споры о том, кто прав. Савинкову разрешили уехать на фронт военным корреспондентом. В одном из писем он убеждает Волошина: «Ради Бога, не читайте моих статей в «Речи» - дрянь коричневая. Я - раб. Пишу для денег». В 1915 г. Савинков оказался в Париже, где встречался с М. Б., но война очень ее изменила. Он пишет Волошину:

«Мною владеет один из самых скверных бесов: бес скуки. Может быть потому, что война, а я не на войне, но всё, что я вижу кругом, вызывает во мне неодолимую скуку. Особенно скучно у Цетлинов. Не могу слушать про политику и стратегию. А также про педагогику. А также про мораль. А также про искусство. Скажите, ради Бога, Вам не кажется, что людские слова, как мутная речонка: течет - не течет, бежит - не бежит, утонуть нельзя, можно только удить пескарей, да и то выудишь одного в сутки. Французы разговором упражняют голосовые связки, а русские «интеллигенты» («l'elite"» празднословят для «просвещения народа». Бедный народ».

В начале 1916 г. он вновь вернулся в Ниццу. «В Париже я жил в пещи огненной. Очень гнусно. Здесь, слава Богу, солнце и цветет персик. Но у меня то же ощущение, что было весной - что у меня перебиты крылья». С января 1916 Борис знакомится с Максимилианом и Маревной (художницей Воробьевой-Стебельской).

По ее воспоминаниям поэт однажды сказал: «Маревна, я хочу представить тебе легендарного героя... Этот человек - олицетворение всяческой красоты: ты страстно его полюбишь». Сначала Савинков и Маревне «совсем не понравился», но все же, замечает она, «его манеры и стиль разговора» произвели на нее впечатление. «Я снова увидела его затем в «Ротонде» и в кафе «Куполь», несколько раз - в его собственной квартире и 3-4 раза - в моей студии, где он читал куски из романа «Конь блед». Маревна считает, что Савинков, будучи «самых крайних политических взглядов, был весьма консервативен в отношении эстетики». Однако он оценил авангардистские скульптуры Осипа Цадкина, заявив лишь, что «сам художник менее интересен, чем его творчество». «Он буффон, ваш Цадкин. Почему он строит клоуна?».

Кафе «Ротонда» было тем знаменитым местом в Париже, где собирался весь цвет русской поэзии, обсуждая новые направления в литературе и новые веянья. В Париже на заре нынешнего века собирались в одном милом богемном кафе весьма талантливые люди. Кафе называлось «Ротонда», и за его столиками сидели Гийом Аполинер и Пабло Пикассо, Макс Волошин и Владимир Маяковский, Амадео Модильяни и Анна Ахматова, Диего Ривера и Кокто, Макс Жакоб и Анатолий Луначарский...

Не избежал магнетического притяжения «Ротонды» и Борис Савинков.

Это было богемное кафе, которое был обязан посетить любой, чувствующий принадлежность к литературному миру человек. К слову сказать, Савинков в «Ротонду» вернется и в начале XX гг., где знаменитый писатель Диего Ривера, будет с увлечением слушать его рассказы о том, как он убивал министров внутренних дел Российской империи. Диего Ривера был увлечен революцией, но это уже другая история. Позже о «Ротонде» Маяковский вспомнит в красочных стихах:

фиолетовый,

Париж в анилине,

за окном «Ротонды».

Большинство завсегдатаев «Ротонды» еще не были известны за ее пределами, но она манила всех, влюбленных в искусство.

7 апреля 1916 г. Волошин уехал в Россию. С марта 1916 г. Савинков развлекается с Эренбургом. «Был у меня Эренбург. Сначала пили. Потом сукинсынили. Потом читали друг другу стихи. Со мной случилось неожиданное происшествие: захотелось писать именно стихи и я их фабрикую в изобилии. Хотел послать Вам, да совестно».

Савинков долго переживал свое журналистское фиаско, спрашивал Волошина, почему его выгнал Гаккебуш (до этого момента Борис Викторович служил в газете «День» корреспондентом).

Савинкову никогда не был близок поэтический эпатаж, излишнее бахвальство в «артистической среде». Как автор-прозаик он был честолюбив, но скромен. Как поэт – самого низкого о себе мнения, хотя его стихотворения могут пронизывать душу.

Первая мировая война застала Бориса Викторовича Савинкова на юге Франции. В Париже началась паника. Правительство покинуло столицу.

Благодаря своим связям Савинков без труда достал удостоверение военного корреспондента. Он писал свои репортажи под грохот пушек, который доносился со стороны Сен-Дени. Борис не кривил душой, когда писал, что нет для него дороже двух городов: Парижа и Москвы. Савинков в качестве военного корреспондента участвовал и в сражении под Марной, где решалась судьба Парижа. Оттуда он слал выдержки приказов. Под Марной немцы отступили. Савинков следовал за войсками. Савинков интересовался не только зверствами немцев, но и искал сходства в характерах русских и французов. Даже в пейзажах Шампани ему чудится страна, которую «Царь Небесный исходил, благословляя…». По большей части Борис Викторович передавал рассказы французских солдат и пытался поселить в душах читателя ужас перед войной. Савинков очень хотел стать французским солдатом, но его от этого отговорил его большой друг – Георгий Валентинович Плеханов.

В 1916 г. В. Ропшин послал на родину книгу «Во Франции во время войны». Этот журналистский труд успеха не имел: на Родине Савинкова уже давно ходили другие мнения, подогреваемые немецкими и большевистскими агентами. Это был чуть ли не единственный голос, поддержавший царское правительство в первой мировой войне…

========== Гибель Лузитании. Первая мировая война. 1915-1916 ==========

НА СУШЕ И НА МОРЕ

Александру Аникину, опера

То, что переживают английские моряки, переживают и русские, и французы, и итальянцы. Недаром каждый моряк чувствует себя членом единой морской международной семьи. В этой семье есть свои особенные традиции и свой особенный быт — традиции рыцарей и быт бездомных людей.

Цит. по: Борис Савинков. Во Франции во время войны

Париж и окрестности Франции. 1915 год. Со стороны Сен-Дени доносился грохот пушек. Видно, что со стороны Сен-Дени и шли бои.

Борис Савинков, принявший участие в нескольких сражениях с простыми солдатами видел всё марево гибельной войны. По дороге нередко проходили войска, солдаты, поднимая кучу пыли шли к своей цели, пугая простое население. Париж шевелился, подобно живому организму, или монстру, который не знал куда развернуться, чтобы идти дальше. Парижане высыпали на улицу, создавая огромную толпу, и Савинков, как корреспондент не был исключением из правил. Вместе с остальными простыми людьми он, несмотря на слышимый вблизи грохот пушек, вышел из квартиры, которую он снимал на улицу. Люди, собравшиеся в толпу, и заполонившие собой улицы города, не знали куда им деться. Здесь были и женщины и мужчины, и дети, с огромными, и зачарованными глазами. Как там, когда они все гибли на "Титанике".

"Парижские уличная толпа - как океанские волны. К ней невозможно привыкнуть" © Борис Савинков. Пёстрые женские шляпы, гетры бельгийцев... Борис простирался сквозь толпу парижан и всматривался в неё зорким глазом. Он - военный корреспондент французской газеты "День", приносящей ему хоть какой-то заработок. Он переживал войну за границей, так и не успев понять, что в Российской пока ещё империи многие выступали против войны. За границей медленно, и в чём-то хладнокровно шли к победе. И Борис был уверен в Победе "Антанты" ка бы не вышли из войны большевики 3 марта 1918 года, подписав Брестский мир. В народе его прозвали "позорным", в литературе - необходимым. Но таким уж необходимым ли? В Париже была паника. Правительство выехало из столицы, люди не знали куда бежать. Мужчина шёл сквозь толпу замечая разных иностранцев, бежавших из немецкого плена русских, которые ему с радостью рассказывали свои истории - их не выслушали бы и родные, а тут... один его визави еле пробрался в Париж. Он бежал из плена, где его пристроили работать на завод. Рыли окопы, делали грязное дело. Потом бежали. Но куда? "Ни компаса, ни карты". Едва за своих признали французы. Савинков дальше простирался сквозь толпу. Неожиданно его кто-то окликнул. Он увидел того самого человека, который поднимался с Наташей на "Титаник". Арчи Вудсон не признал его. Да он его и не знал.

Но Борис напомнил.

- Я был в Саутгемптоне, когда Вы поднимались с русской девушкой по трапу корабля "Титаник". Я хорошо запоминаю лица. Я не мог ошибиться. Я вижу, что Вы прорвались на фронт, хоть Вы и американец... можете мне сказать, что произошло?

Арчи Вудсон вначале ничего не понял, хотя Борис отлично владел английским. Потом вспомнил о ком идёт речь. И рассказал следующее.

- В ту ночь я чудом прорвался к шлюпке. Какая-то женщина мне всучила девочку на сохранение. Потом у меня, естественно, ребёнка отняли. Та женщина, к счастью, спаслась. И убежала. Тоже самое произошло с известной медсестрой Виолеттой Джессоп. Я читал об этом в газетах. Ей дали ребёнка, потом забрали его. Та девушка... Вы говорите о моей невесте... она погибла. Я видел как она садилась в шлюпку, потом выпрыгнула из неё, видимо, ей стало страшно ехать. Я думал, что её усадят в другую. Но понимаете, в то время многие женщины были невменяемы. Некоторых так и не удалось уговорить сесть.

Борис не верил своим ушам.

- Она бежала к кому-то? - Спросил он.

- Да. - Ответил Вудсон. - А уж дальнейшей судьбы я не знаю. Извините, мне пора. Я только из плена - буду возвращаться домой. А кто Вы ей?

- Знакомый. - Уклончиво ответил Борис, хотя к его горлу пристал комок: он не верил в то, что какой-то человек мог так поступить с Наташей.

- Но как так может быть? Ведь она же из Вирджинии... - не понял американец.

- Вам наврали. Она из Самары. Россия. - Улыбнулся Борис.

- Она бежала от Вас? - Догадался Арчи.

- Естественно, от меня. Выходит, что она на Титанике нашла кого-то ещё. Строптивая девушка. Ладно, пусть покоятся с миром.

- Аминь. - Сказал Арчи. Оба мужчины расстались.

Борис не верил в смерть Наташи. Борис не верил, что Титаник всплыл снова в его подсознании. Борис не верил, что увидит бежавшего из немецкого плена Вудсона. Но он его встретил. Ну что ж, хотя бы узнал. Он посмотрел уходящему Вудсону вслед. И подумал, что даже не спросил о том, как тонул "Титаник". Как погиб Астор. Бедняжечка Мод! Такое пережить! А ведь они с Джоном любили друг друга. И Борису снова стало горько на душе. Фигура Вудсона совсем растворилась в толпе. После встречи с ним, Борис Викторович попросил у своего начальника, главного редактора газеты "День" Плюжоне разобрать морскую корреспонденцию и разбирать её в дальнейшем. Плюжоне, которому было явно всё равно, доверил эту проблематику Борису: подумаешь, человек сочувствует английским морякам, терпящим одно за другим бедствие в океане...

с другой стороны это хорошо: его материалы будут лучшими.

С 1914 по 1916 год Борис Викторович упорно следил за всеми морскими сражениями, что происходили как в Чёрном море, так и в Атлантике. Мужчина рвал душу за страдающих людей. Какой-то зов души и желание им всем помочь владели писателем. И он помогал как мог. Печатал их письма, давал корреспонденцию. Море и Атлантика это отдельная тема. Мобилизованные трансатлантические лайнеры класса "Олимпик" сражались против немцев как военные корабли. Чарльз Герберт Лайтойллер, бывший герой "Титаника" вышел в море на эсминце "Гэрри" и это тоже запечатлел военный корреспондент Савинков.

..в мае 1915 года Савинкову телеграфировали о потоплении Лузитании.

И снова он как военкор получал тысячу писем с трагедией и жалобами пострадавших. 7 мая "Лузитания" подорвалась на немецкой мине, и из 1960 людей, находившихся на борту, спаслись 785 человек. Погибло 1200. Борис Викторович глубоко переживал эту трагедию.

Прыгающие один за другим в море пассажиры боролись за жизнь. Несколько женщин засосало под трубы.

Судно за судном появлялось из темноты, и спасательные суда выгружали живых и мёртвых. Он начинали подходить где-то чуть меньше 8 часов, и продолжали подъезжать до 11 часов ночи. Пассажиры скатывались с палуб, ужас происходившего было невозможно представить.... мистер Лариот попытался спастись, прыгнув в воду. Палубу кренило то в одну, то в другую сторону...

мужчина собрался духом и прыгнул. Многие люди последовали его примеру.

Судна выгружали мёртвых из воды, работали неустанно и видевшие это понимали всю боль и несчастья пострадавших. Пассажиров "Лузитании" подбирали несколько судов - Траулеры «Индиана эмпайр» и «Колк», буксир «Стормкок», буксир «Флайинг», мотобот «Элизабет». Капитан Лузитании Уильям Тёрнер до последнего оставался на мостике, и вместе со своим судном пошёл ко дну.

Савинков и мировое сообщество о гибели "Лузитании" узнали в 14.30. Адмиралтейство Великобритании получило сообщение о гибели морской королевы. Все содрогнулись.

В своей статье про гибель "Лузитании" под псевдонимом Ст. Иванович, Борис Викторович писал так: «Германия идёт по своему пути, не смотря ни на какие ценности в жизни. Если для достижения успеха, ей нужно будет срыть Страсбургский собор, то для этого останутся только лаборатории взрывчатых веществ, пушечные и патронные заводы, всё остальное, что лишено значения для войны может идти ко дну: не только мораль, право и принципы, но только то, что нужно для войны. Всё остальное для Германии не имеет ценности".

Борису Викторовичу было искренне жаль погибших на "Лузитании". Его отзыв, правда, остался не очень замеченным людьми, но Плюманжо похвалил русского корреспондента за его неравнодушие к британским подданным и морякам. Борис Викторович понимал о чём пишет не по наслышке. Тем не менее, для Плюманжо он всё-таки скрыл, кем он был некогда в прошлом. После сдачи статьи про гибель "Лузитании" в печать Борис вышел подышать воздухом свежим, насколько это возможно: голова раскалывалась от постигнутого им ужаса в эти дни.

Фиолетовый вечер Парижа чуть заметно скрасил кошмар и несправедливость бытия.

- Тебе, наверное, небезынтересно будет знать, что на "Лузитании" были и российские подданные? - Спросил на следующий день Плюжоне Бориса. - Почитай.

Борис Викторович сказал "спасибо" и кинулся читать принесённый в знак благодарности за хорошую статью материал. Ему особенно запомнились слова Ивана Музорока, который писал: "Три часа мы бултыхались в воде. Я был в пробковой куртке и держался на поверхности воды. Я плыл по течению, хватаясь за каждую плавающую бочку и за кресла. Ноки и руки от холода отказывались служить. Ужасные, душераздирающие крики и зовы о помощи раздавались со всех сторон. Я не знаю, сколько я продержался в воде, но по истечению уготованного Богом испытания, меня подобрали на лодке". Мужчина отключился и осознал себя в лодке. Ему дали согреться и он вспомнил себя только в госпитале. В нём принял участие русский консул, который сделал ему новые документы, так как все вещи он потерял на "Лузитании" и дал денег на проезд в Россию. Савинков содрогнулся окончательно.

Во время войны Борис Викторович работал военным корреспондентом на фронтах. У него всё время было много писем, которые станут потом основой для книги "Во Францией во время войны", которую он сам как автор не ценил, но критики посчитали эту книгу чуть ли не лучшим творением Савинкова. Он знал фактически обо всех действиях, происходивших как на море, так и на суше. Борис иногда заходил к своим друзьям Владимиру Ревенко и Нелли, которые остались в Париже - и приносил им еду, и даже одежду, иногда хорошо питался сам.

- Знаете, если бы не мой начальник адмирал Александр Васильевич Колчак, который сейчас активно действует против турок на Чёрном море, я бы остался навсегда в Париже и не возвращался бы в Российскую империю. - Сказал Борис Нелли за принесённым им и заваренным ею чаем. Чай в условиях войны было достать трудно, но Борис Викторович ради друзей всегда умел рисковать жизнью. Борис достал чай для друзей на ярмарке, устроенной в честь сенегальцев.

И Нелли с благодарностью на него посмотрела, потому что уже не могла больше жить без чёрного чая. Владимир обнял друга и сказал "спасибо".

- После победы я бы перевёл сюда жену с сыном и остался бы с Вами, дорогие друзья. Но я боюсь, что Александр Васильевич прикажет мне ехать обратно. Ка бы там не произошла революция против царя. - Мрачно улыбнулся Савинков. Владимир посмотрел на младшего друга, и затем выглянул в окно. Парижская толпа бушевала то ли на митинге, то ли от безделья, то ли от неизвестности. Страшная Война была в самом разгаре.

- Как хорошо у Вас, но, простите, я должен идти. - Борис Викторович ушёл от друзей и стал снова разбирать военную почту.

Жизнь на море в годы мировой войны была нелёгкой. Савинков сам проживал каждое письмо.

Цитата из самого Савинкова: "Вот как делится наша служба: вечером с шести до восьми — вечерняя вахта. Потом — ужин (горячий, если волна не потушила камбуза и нередко холодный, из консервов и сухарей). В 8 ч 30 мин — ночная вахта до четырех. В четыре — отдых, но только в семь мы имеем право спуститься в каюту. Это составляет, в общей сложности, 13 часов ночного дежурства, иногда в шторм, в туман или в дождь. Ночью варятся какао и шоколад, и кок разносит их матросам и офицерам. Утром люди, утомленные, с серыми лицами, в угольной черной пыли, идут завтракать и, после завтрака, спать. Часто они ложатся на палубе. Тогда они лежат рядом, прижавшись тесно друг к другу, чтобы не чувствовать качки".

В 1915 году весь русский флот был погружён в траур. Анна Тимирёва со своим мужем, Сергеем Тимирёвым переехала в Гельсингфорс и носила траур по убиенным, в том числе и по погибшим на "Лузитании".

Александр Бельский предпринимал робкие ухаживания за Ольгой, но предпочитал от неё скрываться, чтобы остальные не видели, окружив её своим друзьями, которые могли бы с ней общаться. Бельский был женат, и очень красив. Пригласить 35-летнюю девушку в какой-нибудь отель он не смог бы, он не был в таком характере как Александр Васильевич легко ухаживавшей после за сестрой Марии Анной Васильевной. Как-то Маша

занималась вокалом в классе Марии Александровны, и туда прокрался Бельский. Мария зарделась пунцовым цветом, но продолжила ариозо.

Бельский сказал: "неплохо". Но девушка смутилась ещё больше, и Мария Александровна вышла из класса, поняв, что им нужно поговорить.

- Я не знаю. - Улыбнулась Мария Бельскому. - Мне тоже показалось, что моя сестра пришлась по нраву Александру Васильевичу ещё с первой встречи. Вам трудно наладить с Ольгой? Ох, да ему тоже будет трудно, не переживайте. Сергей Тимирёв его друг. Если он узнает, то я не уверена, что у них с Анной всё будет хорошо.

Бельский не ожидал такого поворота событий, чтобы Колчак ухаживал за Анной Тимирёвой, он думал, что Мария Васильевна пунцовая из-за него.

- Да я даже не знал про это. - Развёл руками артист. - Поживём увидим. Мы не имеем возможности загадывать, поскольку с этой войной не знаешь, что будет завтра. Я на репетицию. А ты продолжай. Неплохо, почти хорошо.

Мария Васильевна надула губки, но поскольку она была девушкой лёгкого норова, то тут же засмеялась. Было немного странным не то, что Бельский ухаживал за Ольгой, сколько то, что Александр Васильевич ухаживал за Анной. И это немного расстраивало Марию Васильевну, которая мечтала о Дмитрии, и полюбила как родственника и даже как брата Сергея Тимирёва. Но Анна, уставшая от военных треволнений, всё равно ответит рано или поздно на его ухаживания. Маше сделалось даже немного больно из-за Сержа, и она, вобрав воздух в грудь, от боли, запела. В класс вернулась Мария Александровна, и села подыгрывать юной певице на фортепьяно.

Анне исполнился 21 год. Она была яркой брюнеткой с весьма примечательной внешностью. Алексей Васильевич Колчак только что получил несколько дней отпуска - после трудных и тяжёлых дней, когда они отбивались от немцев в море.

Мария Васильевна, остававшаяся при театре, прощалась со своей сестрой Анной, которая переезжала в Гельсингфорс по ходатайству Николая Константиновича Подгурского, друга Тимирёва, который недавно женился на молодой женщине.

Машенька, поплакав, обняла Аню и женщины расстались.

Анна была немного рада переезду, поскольку это отвлекло её от мрачных мыслей за остальных и от тревоги за мужа. Для женщины переезд означал хоть какой-то выход из ужасного траура: погибли почти все мальчики, знакомые супругам ещё с юных лет, и Анна и Сергей тяжело переживали эту утрату. Это лежало тяжёлым грузом на душе молодой женщины, которая вместе с мужем переезжала на новое место. Они познакомились на каким-то вечере, который устраивали в честь Александра Васильевича. Будучи человеком с харизмой, Колчак любил радоваться жизни, хотя и часто ею рисковал. Рассказывая забавные росказни о своих морских приключениях, адмирал часто приукрашал действительность, но не красного словца ради: он боялся ужасами реальной жизни испугать окружающих. Меткий на слова, острый на язык, адмирал Колчак понравился госпоже Тимирёвой, и в её глазах пробежала та самая искра, которая потом ей позволит забыть мужа, отца ребёнка и связать жизнь с этим ярким и симпатичным человеком - и она пойдёт с ним до конца. Но в первые дни встречи просто вспыхнула страсть. Анна не знала о том, что их ждёт. Анна Тимирёва вскоре после знакомства с Колчаком с сыном переехала в Гельсингфорс. Туда же некоторое время спустя переехал сын Александра Васильевича Славик и жена его Софья. Софье Александровне было 38 лет. Она была хороша собой, начитана и разбиралась во многом от бытовых дел по дому до высокого искусства. Молодая мать Анна интересовалась всем, что касалось мирной жизни, устав от гнусностей войны. Софья рассказывала им всем, как они выбрались из Либавы, из немецкого окружения. Анне нравилось её слушать, и мирная жизнь в её душе засияла по-новому. С приездом Александра и Софьи Колчак в город как-то стало хорошо и спокойно. Анна старалась больше не думать про войну. Летом они провели на острове Бренде, где две семьи держали дачи. Александр Васильевич, загруженный делами, появлялся реже, а Анна Васильевна и Софья Фёдоровна часто вместе встречались и разговаривали. О многом. О жизни, об искусстве, о музыке. как-то Александр Васильевич решил ухаживать за другой женщиной, внешне неприятной. Анна Васильевна осадила его сказкой о человеке в стране фей. Александр Васильевич задумался, и вернулся к ней. Анна успокоилась. Дни снова потекли приторно-радостно. Не как на фронте. Хотелось мирной жизни. Женщина устала от пушек, мин и бомб. Впереди должна была быть целая радостная жизнь с мужем и сыном, но всё разрушила война.

Как-то Александр попросил Анну сделать ему фотографию в одном из костюмов. Анна Васильевна согласилась, и подарила ему карточку, которую в опасных боях он всегда хранил при себе. Немолодой муж Подгурский, женатый на молодой девушке, пригласил Анну Васильевну к себе. Александр всё не появлялся, потому что у него было много дел, и нужно было сдать отчёты по Минной Дивизии. Анна вначале вечера расстроилась, потому что Подгурского слушать не хотелось. Как его выносила его жена? Девушка прижалась к мужу, дав понять Анне, что он ей действительно нравился. Анна слегка глупо улыбнулась. Но Александр всё-таки пришёл. Пришёл и принёс цветы хозяйке дома и Анне. Они провели весь вечер вдвоём, когда Подгурские ушли к себе. Анне Александр обещался писать письма. Затем его проводили на фронт все вместе - настолько Колчак был любим теми, кого он защищал.

Они виделись редко и как-то под каштановой аллеей признались друг другу в любви.

В 1916 году Колчак был назначен адмиралом на Чёрном море.

Он выступил против Османской Империи по поручению Николая II. Эта часть плана была отрегулирована особенно после блокады Босфора. Говорили, что идея с десантом в Чёрном море против турецкой армии принадлежала ещё прежнему адмиралу Эбегарду. Колчак смело взял на себя ту миссию, который должен был выполнить другой. Итак, десант. Штаб Черноморского Флота уже подготавливал десант в Босфор, что было, видимо, единственно-верным решением. Нужно отметить, что Босфор находился всего в 300 милях от базы Севастополь, и что туда можно было добраться примерно за сутки. Семья Колчака - его жена и сын стали собираться в Севастополь. Но Анна даже и не думала туда переехать, поскольку жила только письмами от любимого. Зато Софья Колчак уже как будто бы знала, что муж покинет её, и это была острая боль.

Осенью 2016 года произошёл взрыв на броненосце "Императрица Мария", на котором находился тогда Александр Колчак. Когда случилась трагедия с "Императрицей Марией", Александр Васильевич, прибывший в 8.30 утра к месту трагедии, телеграфировал Николаю II: " «Сегодня в 7 час. 17 мин. на рейде Севастополя погиб линейный корабль «Императрица Мария». В 6 час. 20 мин. произошел внутренний взрыв носовых погребов и начался пожар нефти. Тотчас же начали затопление остальных погребов, но к некоторым нельзя было проникнуть из-за пожара. Взрывы погребов и нефти продолжались, корабль постепенно садился носом и в 7 час. 17 мин. перевернулся. Спасенных много, число их выясняется. Колчак». Александр Васильевич предположил, что были какие-то неполадки в самом судне, или самовозгорание, но в злой умысел он не верил.

Анна Тимирёва узнала об этом в письме, и долго не могла поверить в случившееся. Анна поспешила узнать, что будет с её любимым. И встретила адмирала Афтальтёра, который говорил, что Александр Колчак может говорить только о гибели "Императрицы "Марии" и что у него был шок. Савинков об этом тоже писал свои заметки во французскую прессу, будучи сильно шокированным. Земля переживала ужас.

Анна Васильевна пыталась хоть как-то успокоить Александра, но события стали принимать нарастающий оборот.

Со вступлением Болгарии в 1915 году на стороне Германии и Австрии в войну осложнилась и ситуация на Чёрном море. В 1915 году турецкой армией была отражена операция в Дарданеллах, и нанесён масштабный удар по Антанте.

Как-то мальчик Колчака гордо сказал Анне Васильевне:

- Знаете, а мой папа обстрелял Бреслау! Но это не значит, что он его потопил.

Но "Бреслау" всё равно пошёл ко дну: Чёрное море в районе Босфора было сильно заминировано, и другого выхода у любого корабля не было. Анна Васильевна содрогнулась: Александр Васильевич мог и погибнуть. Но он всегда рисковал собой ради других.

За подвиги на фронте, Колчака назначают контр-адмиралом в апреле 1916 года. К этому времени обстановка в море и особенно на Чёрном море накалилась. Колчак проводил операцию в Норчепигской бухте против сильного немецкого крейсера "Герман". Ситуация была сложная, и нужно было или нарушить устав или спасать моряков. Чтобы выйти из окружения Александр Васильевич запретил своим указом подбирать немецких моряков, которые падали вводу, подорвавшись на минах... ситуация была очень сложная. Колчак мог бы погибнуть от одного удара крейсера "Герман".

21 ноября 1916 года на мине подорвался корабль "Британик". Виолетта Джессоп, оказавшаяся на его борту, пережила ещё одну морскую трагедию в своей жизни. Она оказалась в спасательной шлюпке, но когда "Британик" уходил под воду, около 20 людей погибло под винтами. Джессоп оказалась в той шлюпке, которая уходила ко дну. Медсестра поднапряглась и выпрыгнула из неё, правда женщина умудрилась удариться о киль. От смерти её спасли её красивые рыжие волосы... Виолетту подобрала другая шлюпка. Как и гибель "Титаника" эту трагедию она переживала очень тяжело.

"То, что переживают английские моряки, переживают и русские, и французы, и итальянцы. Недаром каждый моряк чувствует себя членом единой морской международной семьи", - писал Борис Савинков в своей корреспонденции.

Ал-ру Ан-ну, опера

Александру Аникину

Савинков стоял вполоборота к Керенскому в своей привычной позе, заломив руки за спину, у окна. Борис Викторович смотрел на убывающий день. Солнце клонилось к закату, и его последние лучи согревали теплом готовую обагриться кровью русскую землю. Борис смотрел на людей, снующих кто куда по своим делам.

- Почему Вы бездействуете? – Спросил, наконец, Борис Викторович густым баритоном, почти басом. Тенор Керенский покосился. Какие ноты! Его аж передёрнуло. Александр по своей природе не выносил бас-баритонов, которые были бы ему соперниками по сцене, если бы его карьера оперного певца сложилась. Но талант и мастерство Керенский, как профессиональный артист, видел и ценил всегда. Как Борис напоминал ему Яго! Или за Савинковым прятался Борис Годунов? Почти как Бельский. А Борис был бы хорош на сцене, возможно, в дуэте с Александром Бельским.