Что хочет автор. Литературные конкурсы

Пропела молодая симпатичная девчонка своему отражению, затем усмехнулась и скорчила рожицу. Давно было уже подмечено умным человеком, что женщина из ничего может сделать три вещи: салат, наряд и скандал. Мудрец явно совершил одно важное упущение. Женщина с большим талантом может найти изъян во внешности. Большей степени в других, чуть поменьше – в себе. Но изъян этот все равно находится: то фигура, то вес. Далее следует огромный список: глаза, нос, губы, разлет бровей. Абсолютно все подвергается беспощадной критике и анализу. Наконец-то изъян найден, и начинаются душевные терзания и муки. Некоторые представители слабого пола на это обостряют особое внимание, которое может перерасти в комплексы, а там рукой подать до нервных срывов и психологических заболеваний.

Но Стелла относилась к проблеме легко, безболезненно, с большой долей иронии. Но если откровенно, и фигура, и внешность девчонку не подкачали. А те мелкие штрихи, которые вызывали некие сомнения, она легко устраняла с помощью косметики. На столике красовалась косметика от лучших мировых производителей. Дорогая и качественная. Вот тут-то и начиналось великое таинство: превращение из обыкновенной и на первый взгляд совсем неприметной девушки в шикарную, головокружительную женщину, сводящую с ума мужчин всех возрастов.

Настроение было отличное, чему способствовала сумма нескольких причин. За окнами бушевал май. Нежное тепло, благоухание распускавшихся первых цветов, приятная для глаз молодая ярко-зеленая листва очнувшихся от спячки деревьев. Все это придавало импульс, неудержимое стремление, желание жить и радоваться каждому мгновению. А уж когда тебе всего восемнадцать лет, и атмосфера пропитана романтической аурой, перспективами любовного флирта, новыми знакомствами и до сего неведомыми ощущениями, то радость приобретала космические размеры. Душа жила в ожидании чего-то нового, грандиозного и прекрасного. Хотелось просто беспричинно улыбаться и петь. Стелла и пела, мурлыкала в полголоса свежие хиты, перескакивая с одного мотива на другой.

Наконец, макияж был успешно завершен, девушка еще раз, более внимательно, осмотрела зеркального визави и осталась вполне довольной.

— Вот теперь я вооружена. Все мысленные и не мысленные виды оружия. Словно вождь славного племени Дакота. Берегитесь, враги, трепещите. То есть мужчины, парни, юноши и мальчишки. Сама Стелла Сладкомёдова выходит на тропу войны. Ах, сколько из вас сегодня скальпы потеряют, то бишь головы. И сердечки заодно. Так ведь, мальчишки? — девушка взяла со столика рамку, где на фотографии были запечатлены двое юношей в возрасте двадцати лет от роду.

Стелла прошлась по комнате, включила музыкальный центр, и, уютно усевшись в огромное мягко кресло с фотографией в руке, погрузилась в свои мысли.

С Борисом и Славой она познакомилась две недели назад. На «Празднике пива», который традиционно устраивала местная пивоваренная компания в последнее воскресенье апреля. На главной достопримечательности их небольшого, но очень симпатичного городка – на набережной реки Волги. На танцплощадке выступали местные группы, поп и рок меняли без притязаний друг друга. Пиво лилось рекой, к нему, как почему-то везде принято, сухарики, чипсы, орешки и рыба. Молодежь бесцельно бродила по близлежащим аллеям и скверам, попивала пиво и наслаждалась прекрасной погодой и чудесными видами.

Сама не зная почему, Стелла сразу же обратила внимание на этих парней. Шестым, а может и седьмым чувством, на уровне интуиции, она вдруг осознала, что парнишки интересные, незаурядные и выделяются в однообразной инкубаторной массе молодежи. Первым, что бросилось в глаза, вызывая легкое удивление, было то, что они держали в руках не привычное пиво, а бутылочки с минеральной водой. При этом беседа их протекала в непринужденном и веселом русле. Сначала Стелла некоторое время наблюдала за ними издалека, делая определенные выводы. Парни были абсолютно противоположными по внешним признакам. Словно специально подобраны, как домино, черная костяшка и белая. Блондин с голубыми глазами, в брюках, джемпере и до блеска начищенных туфлях. Второй – шатен, кареглазый, с серьгой в ухе, потертом джинсовом костюме и кроссовках. Парни из разных слоев общества, это сразу кидалось в глаза. Однако это не мешало их дружбе, в которой тоже не приходилось сомневаться.

Потом Стелла приступила ко второй части задуманного плана. Проходя мимо скамейки, на которой и сидели полярно противоположные парни, она «случайно» уронила клатч и не ошиблась в своем прогнозе. Парни в одно мгновение оказались рядом, предлагая помощь. За дежурными и банальными фразами они и познакомились. Блондина звали Борисом, а вот шатен так сильно засмущался, слегка покраснел и буркнул:

— Орех? — Стелла одарила парня своей очаровательной улыбкой, от которой тот впал в глубокий ступор, лишившись дара речи.

— Орешкин Слава, — пришел на выручку Борис и тут же внес предложение. — Здесь недалеко находится небольшое кафе, где варят вполне приличный кофе и пирожных большой ассортимент. Можно посидеть и отметить наше знакомство.

— А как же праздник пива? — ради интереса поинтересовалась Стелла, в душе была рада, что план не давал никакого сбоя. Да и с реки начал тянуть прохладный ветерок.

— От пива растет живот, а от водки печень, — обрел дар речи Слава, но брякнул глупость.

Стелла натянуто улыбнулась. Шутка была неуместна,да и компания была интеллигентной. Орех это тоже понял и вновь вспыхнул румянцем. И снова Борису пришлось спасать неловкое положение. Он галантно подхватил девушку под локоток и направился к кафе, чья яркая вывеска так заманчиво завлекала посетителей. Слава шел в метре от них и молчал. Но в кафе, после чашки горячего кофе, ситуация кардинально изменилась. Парни оживленно говорили, тонко шутили, изящно и ненавязчиво говорили комплименты в ее адрес, демонстрируя интеллигентность и образованность. Каждый стремился произвести на девушку большее впечатление. Стелла была приятна удивлена. Что говорить, но среди молодых парней такие особи встречаются все реже и реже. Теперь она понимала, что их дружба базировалась на схожести внутреннего мира, на общих взглядах и интересах. Дружба, проверенная временем, они вместе с первого класса и до институтской аудитории.

На протяжении двух недель они регулярно встречались. Так и ходили троицей в кино, театр, на выставку авангардистов новой волны. И каждое рандеву было непохожим на предыдущее. Всякий раз все было по-новому, что придавало ожиданию новой встречи таинственности и трепетного волнения.

— Ну, что, мальчики? — Стелла очнулась от воспоминаний и глянула на снимок. — Как же нам быть? Дружить, конечно, можно и втроем, но рано или поздно кто-то из вас переступит грань. И уже совсем иное чувство сердцем овладеет. Вот тогда-то и придется делать выбор, ибо друг вдруг станет лишним. Третьим лишним.

Она тяжело вздохнула и отбросила рамку. Прикрыла глаза. Самое страшное и мучительное предстояло сделать именно ей – выбрать: либо Борис, либо Слава. Такая перспектива разбавляла радостное настроение горчинкой. Первый раз в жизни она столкнулась с такой дилеммой. А посоветоваться было не с кем. И когда она вдруг открыла для себя, что к восемнадцати лет она так и не обрела настоящую подругу, что нет ни брата, ни сестры, а с родителями особо и не поговорить, ей стало не на шутку тревожно. Даже легкий озноб пробежал вдоль спины.

У Орешкина был редкийталант: он мог и конспектировать лекцию декана, и в тоже время размышлять на совсем далекие от экономики темы. Учеба всегда давалась ему легко, без лишнего напряга. Стоило только раз прочитать текст, как он тут же откладывался в памяти до последней запятой. Так было и в школе, так было и сейчас, в финансово-экономическом институте. Частенько он позволял себе записывать лекции чисто автоматически, не вникая в ее суть. Потом, когда придет необходимость, он прочитает, запомнит и легко сдаст зачет, коллоквиум, экзамен. Теперь же его мысли были далеки от студии, института и экономики развитого капитализма. Он в который раз мысленно проживал последние две недели. В этот период произошел лишь один значимый эпизод, но столь монументальный и грациозный, что разом перечеркнул всю его прежнюю жизнь. Да что там его жизнь, мир вокруг вмиг переменился. И словно началось с девственно-чистого листа, еще пахнущего целлюлозой.

В его жизни появилась Стелла Сладкомедова!Она невольно заставила Славу пересмотреть свои жизненные позиции, свое мировоззрение, переоценить каждый прожитый день. Это было и мучительно, и приятно одновременно. Какие-то замашки мазохизма.

Орех бросил на Бориса мимолетный взгляд. Друг старательно записывал лекцию, едва успевая за быстротечной речью декана. Вот кому учеба дается с боем. Вот кто поистине грызет гранит науки.

«А ведь шансов у него больше, — с грустью отметил Слава. — Красавчик-блондин! Мечта любой девчонки. Все при нем. Упакован с головы до пят. Бог ничем не обидел парня. Ум, красота, дом – полное изобилие, родители – золото. Никогда не возникала проблема отцов и детей, переходный возраст прошел без обоюдных обид и упреков, даже незаметно как-то. Институт он окончит с покрасневшим дипломом. Знания – на «четыре», но доллары все-таки заставят документ принять нужную достойную окраску. Да и будущая работа уже присмотрена и подмазана. Ждет его теплое местечко в одном из преуспевающих банков, с прекрасной перспективой быстрого взлета по карьерной лестнице».

Звонок прервал его невеселые размышления. И сразу же пропала тишина. В аудиторию ворвался шум, шелест одежды, шорох тетрадей, говор сокурсников.

— Пошли в буфет? — хлопнул его по плечу Борис.

— Никакая духовная пища не заменит горячего пирожка с капустой, — согласился Слава.

Пирожки оказались едва теплыми, с вязкой начинкой из картошки. Чай вообще не мог называться чаем, так, неудачная пародия. Но, как говорится, голод не тетка, студент не гурман. Жуй все, что жуется, лишь бы в желудке не образовалась космическая черная дыра.

— Какие планы на вечер?

— Я сегодня выхожу на работу.

— То есть? — удивился Борис.

— То есть я прошел жернова конкурса с красивым название «кастинг» и занял почетное первое место.

— И? — с нетерпением повысил голос Боря. Его иногда раздражала манера друга вести разговор. Вместо того чтобы сразу, в одном предложении, выложить всю информацию или мысль, Орех начинал дробить, говорить полунамеками, ставя виртуальные многоточия.

— Меня взяли на работу в ресторан «Эра Водолея». Гитаристом. Я уже целую неделю днем репетирую с группой. А вот с сегодняшнего вечера, с шести и до полуночи я работаю.

— Неделю? И ты молчал?

— Сглаза опасался.

Борис молча дожевал резиновый пирожок:

— А тебе это надо? — спросил он и тут же выругался в душе. Друг полгода назад потерял в автокатастрофе обоих родителей. Ему надо было как-то жить и продолжать учебу. — Извини, брат.

Орех только слабо повёл плечами. Прозвенел звонок, и друзья поспешили в аудиторию за очередной порцией знаний.

Иногда этот самый редкий пресловутый талант только мешал. Слава пытался сосредоточиться на «финансировании и госбюджете», или, по крайней мере, перестать думать о Стелле, но даже отвлеченные мысли постепенно скатывались на эту девчонку. В конце концов, Орешкину пришлось подчиниться своим не очень радужным умозаключениям.

«Что ж, значит, это судьба. Я сам даю Борису гандикап. Чего-чего, а он своего шанса никогда не упустит. И в моем отсутствии будет окучивать девчонку по всем правилам ловеласа, по науке Казановы. И Стелла, конечно же, не устоит перед таким напором, таким шармом и харизмой». Слава даже вздохнул вслух, но никто особо не обратил на это внимания, и уже через мгновение Орех вновь погрузился в пучину душевных переживаний.

«А может, это и к лучшему. Ты же реалист, Ярик. Так что оцени ситуацию разумно, как принято говорить, на трезвую голову. Сладкомёдова слишком дорогая девочка. Сам видишь, какие она носит вещи, какие украшения, какая эксклюзивная косметика. Тебе не потянуть эту ношу. Рано или очень рано, но недопонимание все-таки вспыхнет, а там взаимные упреки и обиды. А после чего – каждый побредет своей дорогой. Общего будущего нет и быть не может. Мрачноватая складывается мозаика, но что делать. Жизнь. А раз ты это так прекрасно понимаешь, то и не теряй головы. Не лезь в эту реку. Умный всегда найдет выход из тупиковой ситуации, а мудрый – никогда не попадет в оную. Так что, не смотря на свои двадцать с хвостиком, постарайся, Ярик, быть все-таки хоть капельку мудрым».

Обед протекал мучительно долго и скучно. Родители были в очередной ссоре и потому пребывали в «безмолвной войне». Бабушка, аристократка от кончиков волос до педикюра, а больше по прихоти своей, вела себя соответственно. Держала нейтралитет и дистанцию. Делала вид, что ничего не произошло, в основном говорила на тему замечательной погоды и отвратительной внутренней политики российского правительства. Ее, правда, никто не слушал и не поддакивал. Стелла словно со стороны наблюдала за разыгрываемым фарсом, ей было и смешно, и грустно. В семье действовал негласный закон: каждый ее член имел право на независимость и неприкосновенность своей личной жизни. Вполне демократичный и хороший закон. Вначале. Теперь же все больше проявлялась его обратная сторона. Ничего хорошего. Каждый жил в собственном мире, варился в персональных интересах и потребностях. Не допуская друг друга, все в итоге оказались наедине с заботами и проблемами. Никто даже не мог дать дельного совета, не зная всех тонкостей и подводных течений. Да что там советы, не хватало душевной теплоты на простое человеческое сочувствие. Все они, собравшиеся за обеденным столом, по большому счету, были инвалидами на человечность, точнее: на полное отсутствие ее. От таких выводов на сердце стало плохо и тревожно. Уголки глаз предательски повлажнели, что со Стеллой происходило крайне редко.

Тут ее взгляд остановился на домохозяйке, прослужившей в их доме всю свою сознательную жизнь. Маруся, именно так, и никак иначе, звали представители всех поколений Сладкомедовых. И не было в том ни фамильярности, ни надменности, ни чувства превосходства, даже наоборот: большое уважение и чуточку юморины. Марусю года совсем не меняли. Стелла сколько помнит ее – всегда именно такую, как сейчас. Сорокалетняя пышечка с ярким природным румянцем на щеках, с чуть прищуренными серыми глазами, в которых всегда плескалось доброта. В семье шепотом ходили предания, что Маруся в дикой молодости была femmefatale, роковой женщиной. Она многих мужчин свела с ума. Крутила ими на свое усмотрение и в меру желаний. Правда, собственное семейное гнездышко так и не смогла создать, а может, просто не захотела. Предание о том безмолвствовало. Осталась старой девой с огромным жизненным опытом в вопросах взаимоотношения полов.

Вот с ней-то и можно поговорить откровенно, выворачивая душу наизнанку, поплакаться в жилетку и получить порцию утешений и дельный совет на десерт. Стелла не стала откладывать дело под зеленое сукно и сразу же после обеда прошла на кухню, где попросила у Маруси травяного чая. Сидя за столом с чашкой душистого напитка, она поведала домохозяйке о своей проблеме. Маруся выслушала молодую хозяйку с большим интересом и после небольшого раздумья принялась раскладывать проблему на небольшие порции, ибо малое лечится проще.

— Итак, главное, что я поняла из твоего слегка сбивчивого рассказа, ты не способна самостоятельно разобраться в себе, что и мешает сделать выбор между двумя молодыми людьми. Так?

— Они оба нравятся тебе одинаково?

— А как быть с критериями? Блондин, шатен, рыжий. Высокой, средний.

— Без разности. У меня нет точного определения типа мужчин, которым я отдаю больше предпочтения.

— Тогда попробуем зайти с другой стороны. По твоим словам получается, что оба парня одинаково умны, вежливы, культурны и интеллигентны?

— Да, так и есть, — подтвердила Стелла. — По крайней мере, я не нашла ни капельки расхождения.

— А плохие привычки? Алкоголь, курение, ногти грызет?

Последнее заставила девушку улыбнуться, и напряжение как-то спало.

— Они оба бегают по утрам. Не курят, ногти не грызут и в носу не ковыряют. И пьют исключительно минеральную воду.

— Может, закодированные? — Маруся всячески старалась придать разговору налет юмора.

— Не думаю.

— Жаль, что не пьют, — покачала головой Маруся. Она закончила намывать посуду и села за стол напротив Стеллы с большим бокалом горячего шоколада.

— Почему? — искренне удивилась девушка.

— Да имеется один старинный способ. Русский, веками проверенный.

— И какой это? — Стелла была заинтригована.

— Надо сильно напоить парня и посмотреть на его поведение. Если он отправляется в пляс, выделывая различные кренделя, то в мужья он не пригоден. А вот если тихонечко так упал лицом в салат, то не мешкай, девка, хватай и тащи под венец. Он – тюфяк, глина, пластилин. Лепи из него все, что душе угодно.

— Думаю, что это мне не подходит, — весело рассмеялась Стелла.

Маруся задумалась, пощипывая мочку уха.

— Ну, а тебе самой с кем из них больше интересней и спокойней?

— А я откуда знаю? Мы же все время втроем. Не могу же я им сама предложить, мол, сегодня с Борисом, завтра с Орехом. Вы уж простите, мальчики, но мне выбор надо сделать.

— А сами они, значит, не догадываются?

— Выходит, что нет.

— Извращение какое-то, — под нос себе пробурчала Маруся, но тут же, боясь, что Стелла переспросит, добавила в голос. — Трудную ты мне задачку задала, девочка моя. И думаю я так: тебе надо подождать, когда твое сердце охватит любовь, и когда…, — Маруся осеклась, увидев, как ее любимица скорчила гримасу.

— Любовь? Ой, не смеши меня, Маруся! Любовь – это вполне контролируемое чувство. Вот когда я, наконец-то, сделаю свой выбор, то тогда и полюблю этого человека. А такое, как «любовь с первого взгляда», «безумная любовь», «безоглядная любовь», это все для книжек и фильмов. Человек – существо разумное, значит, он способен манипулировать своими чувствами.

Маруся слегка, чтобы не обидеть девочку, покачала головой. Она категорически была с ней не согласна, но противоречить все-таки не решилась. Стелла говорила с надрывом, с вызовом, с горящими глазами. В такие моменты она не слышала, не видела, не чувствовала ничего, кроме своей правоты.

— Тогда задача упрощается.

— Посмотри на родителей своих друзей. Яблоко от яблони, как известно, — договаривать не стала всем известную поговорку.

— Ага, — Стелла впервые была согласна, закивала головой. —Qualispater, talisfilius. Так говорили древние философы. Каков отец, таков и сын?

— Ну, древних философов я, конечно, не читала, а вот Библию на досуге листаю. Не можетдереводоброе приноситьплодыхудые, нидерево худоеприноситьплодыдобрые. Евангелие от Матфея.

— Опять облом, — развела руками Стелла. — Они ничего еще не рассказывали о своих родителях, а знакомиться с ними еще очень рано, времени прошло недостаточно много.

— Тогда остается последний критерий. Ты же сама можешь определить, кто из них живет более зажиточно.

— Конечно, — удивилась такому наивному вопросу Стелла. — Это же элементарно, Ватсон. Конечно, Борис. У него и VISA-карточка, и костюмы от модельеров, часы золотые, одеколон дорогой. Да и в кафе он чаще расплачивается.

— Вот и весь сказ.

— Девочка моя, запомни: деньги должны идти к деньгам, тогда и в семейной лодке не будет бунта.

—А со Славой, значит, будет?

— Однажды это произойдет, поверь мне. Или он начнет комплексовать, чувствовать себя ущербным и неполноценным. А это сильно меняет характер. Или же ты как-нибудь, может даже ненароком, обмолвишься, что это ты обеспечиваешь безбедное существование вашей семьи. И тогда…. Тогда просто ваша лодка перевернется.

Пришло время призадуматься Стелле. Маруся же не сдержалась и добавила:

— Я просто постаралась посмотреть на ситуацию твоими глазами. Считать мои слова за чистый совет и уже тем более слепо следовать ему, не стоит.

Но Стелла уже не слышала ее:

— Спасибо, Маруся, — торопливо выскочив из кухни.

Первый рабочий день прошел гладко. Сначала Орешкин изрядно волновался и нервничал. Зал был заполнен под завязку. Разношерстая толпа, мельтешившие официантки, все это создавало шумовой фон, и Слава никак не мог сосредоточиться и поймать ритм, фальшивил частенько. Но на исходе первого часа он смог-таки заставить себя не думать об антураже и слышать только музыку. Тем более что играли они инструментальные композиции, к которым он питал особую любовь. Успокоился, и время полетело совсем уж незаметно. После того как ресторан закрылся, музыканты поужинали вместе с персоналом и покинули «Эру Водолея». Было около часа ночи, городской транспорт уже мирно отдыхал в депо. Орешкин пожурил себя за непредусмотрительность. Предстояло либо ловить частника-бомбиста, либо двигать на своих двоих, что грозило отнять много времени и остатки сил. Выспаться он вряд ли тогда успеет, а с утра – институт. Его грустные мысли прервал неожиданный окрик:

— Банзай?! — Слава узнал в парне своего одноклассника и бывшего соседа по подъезду. Правда, это не способствовало их тесной дружбе. Отношения так и остались на уровне поверхностного знакомства.

— С почином тебя. — Банзай крепко сжал руку. — С первым трудовым днем.

— Ты откуда знаешь? — немного удивился Слава.

— А мы крышуем этот ресторан. — Цепким взглядом он окинул автостоянку, которая быстро пустела. — Ты на колесах?

— Я приверженец здорового образа жизни, — пошутил Слава, но тут же вспомнил, что у Банзая с чувством юмора была полная несовместимость, и потому поправил. — Упустил как-то из вида. Придется ловить частника.

— А! — махнул рукой одноклассник. — Бешеной собаке пара верст не крюк. Подкину тебя до дома. Ты все там же живешь? — и, не дожидаясь ответа, направился к новенькой «десятке». Орешкин как-то слышал, что сразу после школы Банзай с головой ушел в криминал, потому и не удивился. Да, честно говоря, размышлять на эту тему совсем не хотелось. Подвезет до дома – и все. Молчать было как-то неприлично, вспоминать школьные годы – банально, да и общего прошлого между ними практически не было. Вот Орешкин и спросил просто так, чтобы заполнить тишину:

— А ты всегда дежуришь до самого закрытия ресторана?

— Почти. Мы меняемся, бригадами. — пояснил Банзай. Молчание его тоже явно угнетало. — Мы контролируем поток посетителей. Чтобы драк там не было, беспорядков всяких, а больше всего, — он засмеялся в голос, немного наигранно, — следим за Судаком.

— Судаком? — не понял Слава. Ему, по большому счету, было все равно, но надо же было что-то говорить.

— Рыбкин Сергей Иванович, — с готовностью пояснил Банзай. — Директор ресторана. Вообще-то, он мужик что надо. Хозяйственный организатор. Бабок умеет стричь с народа. С воздуха делает навар. Но, вот стоит только загудеть, — он звонко щелкнул по кадыку. — Вот тут за ним глаз да глаз просто необходим.

— Социально опасен?

Словосочетание видимо очень понравилось однокласснику, он смеялся аппетитно и от души.

— Имеется у него одна слабость, — продолжал он словоблудство. — По пьянке он может трахаться только в экстремальных условиях.

— Машины, лифты, на мосту – это все цветочки. Фишка у него сейчас – пустыри и помойки, среди мусора и вони, на грязной фуфайке.

— И подруга терпит? — усмехнулся Слава.

— Ха! — вскрикнул Банзай. — А вот законная жена, да и любовница тоже, не в курсе его увлечений. Он даже проституток для этого снимать не желает. Так, ловит случайных девчонок и отрывается по полной. А вот мы и должны смотреть, чтобы грань не перешел, не натворил бы чего лишнего.

— Понятно, — Славе стало так неуютно, противно на душе. «О, времена! О, нравы!» — пронеслось в голове. И находиться рядом с холуем этого озабоченного хозяина жизни стало вдруг так некомфортно и мучительно. Хорошо что к этому времени они уже приехали. Буркнув слова благодарности, Орешкин поспешил домой.

Двухкомнатная квартира в «хрущевке» встретила его абсолютной темнотой и тишиной. Не включая свет, Слава прошел в комнату и рухнул на кровать. Спустя мгновение он уже крепко спал.

— Привет! — Стелла восстановила дыхание после небольшой пробежки. — Извини, я, кажется, немного опоздала.

— Ничего, — Борис протянул букет полевых цветов. — Девушкам по этикету полагается опаздывать.

— А ты один? А где Славик, он же Орех? — настроение у нее было великолепное.

— Орешкин устроился на работу, в ночную смену.

— На работу? А как же институт?

— Он решил совмещать.

— Тяжеловато будет.

Борис намеренно промолчал о тяжелой ситуации друга, зная, как девушки любят проявлять заботу и жалость:

— Ничего, Славка сильный человек. Да и работа у него недельная. Неделю пашет, неделю – отходит. Так что тебе придется терпеть только моё присутствие. Если ты, конечно, не против. — Он ловко подвел разговор к волнующей его теме, с нетерпением ожидая реакции девушки.

— Пока нет, — хитро ответила Стелла и улыбнулась. Одним словом, вопрос так и остался без определенного и конкретного ответа. — Куда идем? — она вновь ощутила чувство трепетного ожидания чего-то новенького и необычного.

Борис немного смутился, что совсем не было на него похожим.

— Не знаю, как ты к этому отнесешься, но мне хотелось пригласить тебя на соревнование по айкидо.

— Айкидо? — это было так неожиданно, что Стелла искренне удивилась, по-настоящему, как в детстве.

— У меня двоюродная сестренка занимается этим видом восточного единоборства. У них сегодня начинаются полуфинальные бои на призы губернатора. Она попросила прийти, поддержать ее с трибун.

— С удовольствием, — легко согласилась Стелла. — Это для меня абсолютно не знакомо. Будет интересно посмотреть.

— Я рад, — у Бориса отлегло от сердца. И кузину не подведет, и рандеву с девушкой не хотелось бы скомкать. Все удачно сложилось, что не могло не прибавить уверенности и чуточку наглости. Пока они добирались до спортивного комплекса, Борис вводил девушку во все тонкости и правила айкидо. Но Стелла слушала его вполуха, изредка лишь кивала головой. Мысли ее кружились вокруг темы, совсем далекой от спорта. «А может, это знак судьбы? То, что Славик устроился на работу, а Борис остается свободным. Все складывается один к одному, как в пасьянсе. Эх, зря я поспешила пооткровенничать с домохозяйкой. Надо же было мне так опуститься! Надеюсь, что Маруся забудет про этот разговор, и уж тем более, не станет ни с кем делиться тайной. Иначе, придется ставить прислугу на место».

Зрителей в зале было откровенно мало. Айкидо еще не сыскало большой популярности, еще предстояло отвоевывать болельщиков у футбола и большого тенниса. Борис купил ее любимое мороженое.

— А куда он устроился на работу? — поинтересовалась Стелла. Вдруг стало интересно: а зачем Ореху так приспичило устраиваться на работу, при этом не бросать институт. Что такого произошло в его жизни, раз приходится идти на столь кардинальные меры изменить ее? Неужели понадобились деньги на завоевание ее сердечка? Самолюбие так и завопило от удовольствия.

— В какой-то ресторан, — ответил Борис. — Не то «Эпоха Козерога», не то «Век Стрельца».

— «Эра Водолея»? — осторожно, чуточку напрягаясь, поправила Стелла,

— Ага, наверное, — автоматически ответил Борис. Он был так сильно увлечен происходящим на татами, что не заметил, как Стелла чисто аристократическипобледнела. Этот ресторан она знала отлично, ибо он принадлежал ее отцу.

— А кем? — продолжила она расспрашивать Бориса, радуясь, что тот увлечен поединком и не способен был врать и выкручиваться.

— Играет на гитаре в ансамбле.

— Он любит джаз? — удивилась Стелла.

Бой, между тем, закончился технической победой, и Борис переключил на девушку все свое внимание.

— Джаз? — он утратил нить разговора и теперь пытался вновь попасть в тему. — Почему джаз? Нет. Он, кажется, что-то говорил про инструментальную музыку. Гойя, Папетти, Сонтана, ДиДюЛя.

— Но в «Эре Водолея» играет джаз-банд! — стояла на своем Стелла и поспешила объяснить. — Я несколько раз была в этом ресторане с родителями.

— Ах, да! — Борис стукнул себя по лбу. — Орех же говорил мне, что хозяин ресторана решил разнообразить музыкальное меню. Неделя джаза, неделя инструментальной классики. — И только сейчас он поймал себя на мысли, что девушка только об Орехе и говорит. Накатила волна неприятного холодка. Он внес предложение:

— А может, пойдем на Волгу? Возьмем катамаран, покатаемся по заливу? Погода прекрасная для водных прогулок. Закончим вечер романтикой.

— А сестренка? — с озорством спросила Стелла, интуитивно поняв причину столь резкого перекраивание планов кавалера.

— Она не обидится. Да и бои сегодня особо не впечатляют. Чувствуется, что девчонки перегорели от напряжения до предела. Чем ближе к финалу, тем меньше зрелищности.

— Хорошо, — с радостью согласилась Стелла. Было кощунством убивать замечательный вечер в душном спортзале.

В наследство от родителей Орешкин получил не только квартиру, но и гараж, в которой красовались «Жигули» пятой модели. Несмотря на солидный возраст, машина была в отличном состоянии и готова на разные дорожные подвиги. Спустя полгода Слава вступил в наследство, и мог теперь беспрепятственно пользоваться продуктом отечественной автомобильной промышленности. Гараж располагался всего в трехстах метрах от дома, что не могло не радовать. А цвет авто? Да что там, подумаешь, ядовито-желтый! Дома частенько вспоминали этот случай. Когда подошла очередь на покупку автомобиля, и отец собирался сам поехать на автозавод, мать уговаривала его, чтобы он взял машину любого цвета, только не желтого. Ха, выбора-то тогда не было никакого. И перед покупателями выкатили «пятерки» только лимонного цвета. Вот так в жизни бывает.

Орешкин теперь добирался на работу и обратно только на личном транспорте. Бензин, правда, дорожал каждый день, но все равно это было экономичней, чем услуги такси. А с Банзаем лишний раз встречаться не было никакого желания. Он, конечно же, знал (не с Луны свалился), что существует иная сторона жизни: преступления, проститутки, насилие и грязь. Существовало и дно, да не одно. Но думать об этом совсем не хотелось, словно даже от собственных мыслей боялся замараться.

На работе он уже вполне освоился, а к концу первой трудовой недели стал «своим парнем» в коллективе. Оплата тоже была понедельной, и в воскресенье Славе вручили конверт с его первой зарплатой. На душе сразу стало как-то легко и покойно. Даже гордость пробудилась. А что? Не зазорно! Сам же заработал. Впереди ждала неделя отдыха и абсолютно свободных вечеров. Первым же желанием было отоспаться, как следует отоспаться. А потом – подготовка к летней сессии, проведение генеральной уборки в квартире и приготовление полноценного обеда. Ранее на это не хватало времени, да и сил тоже. Нет, лекции он не пропускал, но и в конспекты не вникал. Так, писал лишь на «автомате».

С Борисом они встречались только в стенах института. Орешкин не заводил разговор о Стелле, и Борис тактично обходил эту тему. А вот думы о девушке Славу не покидали, регулярно навещали, внося дискомфорт и непонятную тревогу. И вот теперь народилась проблема:

— Завтра понедельник, вечер выпадает свободным, настойчиво требующим заполнения пустоты. Что делать? Как подойти к Борису и навязать свою компанию? Это надо перебрать наглости, чтобы тупо паровозом полететь вперед. Да, как-то я об этом раньше не подумал. Придется Борьку вызвать на откровенный разговор. В конце концов, мы мужики и друзья по жизни. И нюни распускать нам как-то не к лицу. — Так он успокаивал сам себя.

Загнал машину в гараж, проверил, все ли в порядке, и уже было собирался отправиться домой, срезая дорогу, через пустыри с зарослями репейника и глухой крапивы, как услышал женский вскрик о помощи. Он доносился с восточной стороны, оттуда, где заканчивался гаражный кооператив и начиналась строительная площадка. Без раздумий Слава бросился на крик. Футляр с гитарой больно бил по ноге, но он не обращал на это никакого внимания.

Вот и гаражи закончились, и Орех выскочил на площадку, предназначенную для будущего строительства. Перед ним нарисовалась отвратительная сцена: здоровый мужик прижимал к земле хрупкое девичье тело и с остервенением рвал на ней одежду. При этом он пьяно ругался и «хрюкал» от предвкушения. В следующее мгновение Слава подбежал к нему и сильным ударом ноги скинул центнер обезумевшего тела с девчонки.

— Какого хрена? — проревел мужик и повернулся глянуть на наглеца, но в тот же миг получил удар кроссовкой по лицу. Смачно хрустнул нос, брызнула кровь, и он потерял сознание, наверное, от болевого шока.

Слава повернулся к жертве этого борова. Девчонка пребывала в глубоком шоковом состоянии. Она сидела, широко раскрыв глаза, и даже не пыталась прикрыть наготу. Хотя и нечем было-то, от одежды остались лишь лоскутки. Одного взгляда хватило, чтобы понять: изверг успел-таки совершить свои грязные намерения, да еще и элементами извращения. У девчонки были искусаны шея, плечи и грудь. Кровь также сочилась из прокусанной губы. Стянув с себя куртку, Слава прикрыл девчонку и помог ей подняться на ноги, осторожно приобняв за плечи, повел в сторону гаражей.

— Ничего, ничего, девочка, сейчас я тебя отвезу в больницу, — и впервые пожалел, что так и не решился приобрести мобильный телефон. Просто раньше в этом не было большой необходимости. Он никому не звонил, по нему никто не скучал. Девчонка остановилась и посмотрела ему в глаза:

— Только не в больницу.

— Но как же? — растерялся Слава.

— Я тебя очень прошу. Не надо. Ни в больницу. Ни в милицию. Я тебя заклинаю. Пожалуйста. — Из больших карих глаз потекли огромные слезинки.

— Хорошо, хорошо, — поспешил успокоить девочку Орех. — Я отвезу тебя домой.

Он довел ее до своего гаража, выгнал «пятерку», помог сесть на заднее сиденье. Потом закрыл гараж, вернулся, сел за руль и завел двигатель:

— Где ты живешь? — спросил он, пытаясь в зеркале поймать взгляд девчонки, но она, словно маленькая мышка, забилась в уголок, пытаясь небольшой курткой прикрыться полностью.

— Не знаю, — шок, видимо, начал тихонько проходить, и теперь она не переставала плакать, беззвучно рыдать, и потому ничего внятного ответить так и не смогла.

Спасательная мысль пришла внезапно. Переключив скорость, Орешкин выехал на трассу.

Сладкомедов Олег Иванович был депутатом городской думы. Заниматься бизнесом ему по статусу не позволялось. Однако он был теневым владельцем нескольких точек общественного питания, в том числе и элитного ресторана «Эра Водолея». Дела у него шли неплохо, и в последнее время только директор ресторана Рыбкин, он же Судак, доставлял проблемы. Слишком часто он стал срываться для удовлетворения своих похотливых желаний. Одно лишь удерживало Олега Ивановича от принятия радикальных мер. Рыбкин имел неоспоримый талант хозяйственника и организатора. Чутье на денежные дела у него было просто отменное. За короткое время он смог из простой заводской столовой сделать самый престижный, самый элитный, и самый посещаемый ресторан в городе. «Эра Водолея» не пустовала, принося хозяину приличную прибыль, растущую из месяца в месяц в геометрической прогрессии. Это не могло не радовать и позволяло расширяться, захватывать потихоньку монополию в одни руки. Вот только бы не участившиеся нервозатратные и валидольные выкрутасы Судака.

Сегодня как раз и выпала такая ночь. Молодой, но очень способный, а главное преданный до мозга костей бригадир армии Сладкомедова позвонил около часа ночи и заявил:

— Упустили Судака.

— Найти. Даю полчаса, — коротко бросил в трубку Сладкомедов.

Неприятный холодный комок образовался где-то в животе и разливал негатив по всему организму. Да, с каждым новым разом загулы директора становились трудно контролируемыми. Жестокость его росла от рецидива к рецидиву. В прошлый раз пришлось обильно умасливать начальника ОВД. Конечно, не своими руками. Но и люди–далеко не дураки. Прошло всего три недели, и вот опять. Как бы на этот раз не вышло еще хуже. Банзай позвонил уже через двадцать минут:

— Я возле вашего дома.

— Хорошо, заходи.

«Дом» – было сказано слишком скромно. Замок – вот точное определение. Скверы, бассейн, теннисный корт, гараж на десяток машин, окруженные высоким забором из красного кирпича.

Сладкомедов вышел на открытую веранду, где опустился в большое мягкое кресло. Через минуту на дорожке появился бригадир. Олег жестом пригласил подняться к нему, присесть на соседнее кресло. Символически плеснув в бокал коллекционного коньяка, он приказал:

— Рассказывай, — и устало прикрыл глаза.

— Нашли его на новостройке. Пьяного и избитого. Дело он свое успел-таки сделать, трах…. Ой, простите, Олег Иванович. Изнасиловал, короче, потому как валялся со спущенными штанами. Сам был в отключке, со сломанным носом.

— Кто его? — едва разлепив губы, поинтересовался хозяин.

— Не думаю, что это баба, жертва то есть. Потому как кругом валялись клочья разорванной одежды. Если Судак вошел в раж, то у девчонки не хватило бы сил нанести такой удар. Был кто-то третий.

— Наследил?

— Нет. Сушняк такой, земля пересохла, как асфальт. Вот крови много.

— Где он сейчас?

— Ребята повезли его в больницу. И нос надо поправить, и кровь почистить.

— Хорошо, — хотя хорошего вообще ничего не было. — Свободен. — Сладкомедов усталым жестом отпустил бригадира. Оставшись в одиночестве, он выпил коньяк, не чувствуя изысканного вкуса. — Что ж, Судак, на этот раз, кажется, ты легко отделался. Расквадрат твою гипотенузу! Но терпение мое уже переполнено. — Вздохнул и пробудил болезненное воспоминание.

Случай этот произошел, когда Олежке было двенадцать лет. Праздновали Новый год, и кто-то из взрослых поинтересовался у него на счет мечты. Мальчик серьезно ответил:

— Заработаю много денег. Куплю большого слона. Потом обошью его мехом и убью, как мамонта.

Все засмеялись, кроме дяди Сёмы. Он работал психологом и узрел в этом опасность. Долго потом он с ним говорил, промывал мозги. И после этого разговора Олег даже муху убивал с внутренним содроганием.

И вот теперь аукается. Захват монополии в городе, наверное, остается только мечтами. Одна черта всегда мешала Олегу идти к цели семимильными шагами: он был слишком мягок в отношении конкурентов. Старался всегда полюбовно решать все конфликтные вопросы, и обычно это не приносило ожидаемого результата. Он просто не мог отдать приказ на физическое устранение оппонента. Не мог, и все!

— Эх, дядя Сёма, дядя Сёма, все мечты мне ты разрушил, — вновь вздохнул Сладкомедов, стряхивая воспоминания и направляясь в дом.

Не успел Орешкин выехать за город, как пошел первый, такой долгожданный майский дождь. Он с каждой минутой набирал силу и мощь и вскоре обратился в ливень. Слава не имел большого опыта водителя, а дорога стала мокрой, видимость резко упала, даже дворники с трудом справлялись с потоками воды. Пришлось до минимума сбросить скорость. В салоне висела гробовая тишина, Орех был весь сосредоточен на дороге, а девушка, выплакав все слезы, успокоилась, затихла. Слава привык к этому безмолвию, и потому резкий звук заставил его вздрогнуть. Он нажал на тормоза, тяжело выдохнул и обернулся. Девчонка уснула, свернувшись калачиком, подтянув острые коленки к груди, уронила при этом гитару на пол. «Замерзла», — подумал Слава и включил печку.

Спустя полтора часа он доехал до небольшой деревни, где жила его бабушка. Не совсем бабушка. Старушка была лишь двоюродной сестрой настоящей бабушки, умершей давным-давно. Своих детей и тем более внуков у нее не было, и потому Слава был ее единственным родственником. Они поддерживали самые теплые и доверительные отношения. Бабушка славилась на всю округу врачеванием народными средствами. Медицинские препараты она категорически не признавала и свято доверяла травкам и корешкам. И дефицита жаждущих людей на выздоровление у нее не было.

А вот деревню дождик лишь крылом задел, что и дало возможность Орешкину подъехать к самому крыльцу.

— Приехали, — бросил он через плечо, но ничего не услышал в ответ. Тогда он вышел из машины и открыл заднюю дверку. Девушка даже не шелохнулась. «Умерла!», — пронеслась молнией ужасная мысль, заставив сердечко учащенно затрепыхаться. Он присел и нащупал на шее девушки слабенький пульс. Девчонка прибывала в глубоком обмороке. Слава осторожно постучал в крайнее окошко избы, зная, где спит бабушка. Так же тихо приоткрылась створка окна:

— Кто там? — поинтересовалась бабушка.

— О, Господи, что случилось? — уже в голос воскликнула пожилая женщина. Тут же загорелся свет, и послышались торопливые, чуть шаркающие шаги. И уже через мгновение они столкнулись на крыльце. Слава нежно обнял бабушку за плечи:

— Привет, бабуль.

— Здравствуй, Ярик. Что произошло?

— Тут такое дело, баб, — Слава замялся. — Короче, у меня в машине девушка, еле живая. Над ней надругались.

С женщины вмиг слетели остатки сна. Она приободрилась, встрепенулась и даже, как могло показаться, стала выше ростом.

— Давай, веди ее в избу. Сейчас постель приготовлю, — и она поспешила в дом, включая по ходу свет и в сенях, и на крыльце. Слава не без особых усилий вытащил девчонку из машины и занес в дом.

— О, Господи! — бабушка осенила себя крестным знамением. — Спаси и сохрани! Так, клади ее осторожненько. — Присев на краешек кровати она стала осматривать жертву насильника. — Как же земля носит таких изуверов? — и обернулась к внуку, словно тот знал ответ.

Слава через бабушкино плечо при ярком свете разглядел девчонку внимательней. Да, подонок порезвился вволю. Такое совершить мог только либо умалишенный, либо человек с явно выраженными маниакальными наклонностями. Все тело девушки напоминало одну сплошную рану: синяки, кровоподтеки, ссадины, укусы сменяли друг друга, не оставляя ни сантиметра живого места.

— Ну, что встал истуканом! — резкий голос бабки вывел его из ступора. — Иди, затопи баньку. Там и вода набрана, и дрова приготовлены.

Слава тряхнул головой, скидывая оцепенение, и поспешил во двор. Зрелище было не для слабонервных. Он растопил печку в бане и присел рядом на корточки. Смотрел, как быстро занялись сухие дрова. Грелся, потому как его начал бить озноб. Толи от холода, толи от пережитого за последние часы. В избу вернуться он не спешил. Бесцельно бродил по двору, сидел на завалинке, подбрасывал дровишек в бане. Вот уж и восток заалел, и банька подоспела.

Бабка суетилась около стола, на котором были разложены разные травы, источающие букет ароматов. Что-то шептала себе под нос, заговоры или молитвы, грустно качая головой. Девушка уже вышла из оборочного состояния, но никак не реагировала на происходящее. Большие карие глаза были пусты и бессмысленны. Слава успел подумать: «А не сошла ли девочка с ума?»

— Баня готова, — шепотом сообщил он.

— Вот и хорошо, вот и ладненько, — бабка оторвалась от своего занятия и обратилась к внуку. — А теперь слушай меня очень внимательно и запоминай, а лучше запиши. Вот эту траву положишь в чугунок ровно через один час, поставишь на плиту, на медленный огонь, и будешь каждые десять минут помешивать. Еще через полчаса добавишь вот эти травки и корешки и, уже не мешая, закроешь плотно крышкой. Пусть все кипит ровно тридцать пять минут. Выключишь, снимешь с плиты, крышку не открывай. И сразу приходишь за нами. Возьмешь вон то теплое одеяло. А я как следует попарю девчонку. Все понял?

— Повтори! — грозно потребовала она. Слава повторил наказ слово в слово.

— Хорошо. Смотри, не перепутай!

— Она выздоровеет?

— Телом – да, а вот душою, — бабка как-то обреченно покачала головой. Оно и понятно. Пережить такое!! — Давай, неси бедняжку. И положи сразу на полок.

Слава вновь подхватил девушку на руки и осторожно вынес из дома, на что она никак не отреагировала.

Потом целых два часа он беспорядочно бродил по избе, постоянно кидая взгляды на ходики и сверяя со своими часами. Боялся, что сон одолеет его. Кофе у бабушки, конечно же, не было, приходилось частенько умываться холодной колодезной водицей.

— Институт сегодня пролетает, — говорил он громко сам себе. — Это совсем пустяки. Разговор с Борисом тоже откладывается. А вот это уже не есть хорошо. Но ничего, вот приеду в Городище, и сразу к нему домой. Там и поговорим. А что это я, решил как-то сразу отдать шанс Борьке. Не все же, в конце концов, измеряется деньгами. Да и сердцу не прикажешь, кого любить, кого игнорировать.

Непомерно долго тянулись это сто двадцать пять минут. Но все же и они отправились в прошлое. Захватив теплое одеяло, Слава поспешил во двор, к бане. Девушка сидела в предбаннике, укутанная, как мумия, в простыню. Распаренная, разрумяненная, но с тем же отсутствующим взглядом.

— Давай, неси ее в переднюю. Укутай только хорошенько, нам простуда совсем ни к чему. А я пока постель справлю, — и бабка, несмотря на прожитые годы, легко потрусила домой.

В который раз Орешкин все так же бережно подхватил девчонку на руки и пошел следом за бабкой. А та уже успела застелить кровать свежим бельем и процедить свое зелье. Положив девчонку на кровать, Слава вернулся в заднюю половину избы. Минут через десять к нему присоединилась и бабка, прикрыв за собою аккуратно дверь

— Теперь она проспит не меньше суток. А уж дальше посмотрим. Устал, внучок?

— Сейчас я тебе отвар сделаю, лучше чем ваш кофе взбодрит. И сон как рукой снимет, и от усталости следа не останется. — Она суетливо бросилась к плите. Встрепенулась:

— А у Вики на лопатке наколка. Толи змея, толи дракон. Цветная.

— У какой Вики? — не сразу сообразил Слава. Бабка только кивнула на закрытую дверь. — А! — махнул устало рукой. — Не обращай внимания. Это сейчас модно.

— Модно? — удивилась пожилая женщина. — Это что за мода такая? Что же получается? Сейчас все украшают свое тело тюремными татуировками?!

Славе совсем не хотелось лезть с объяснениями, и он просто промолчал. Бабка поставила перед ним большой бокал с приятно пахнущим отваром.

— Может, покушать хочешь?

— Нет, спасибо, — напиток и на вкус оказался приятным, чуть терпким.

— Как живешь-то, Ярик? — бабушка села напротив, подперла голову руками.

— Да ничего, вроде.

— Может, денег надо?

— О, нет! Я ведь на работу устроился.

На что бабка всплеснула руками:

— Учебу не брошу, не волнуйся. Сейчас так многие живут, и работают, и учатся. Все нормально. Все хорошо.

— Ну, слава Богу!

Отвар действовал сказочно. Тепло разлилось по всем клеточкам и жилам, но при этом усталость и желание уснуть испарились. Наоборот, он ощутил невероятный прилив сил и бодрости. Был вновь готов на очередные подвиги.

— Поеду я, бабуль.

— Поезжай, Ярик.

— Приеду только в субботу, ближе к вечеру. Может, чего привести из города?

— Да у меня все есть. Ах, вот если только бананов. В наш магазин их почему-то редко привозят.

— Хорошо, — Ярик вспомнил бабкину слабость, улыбнулся. — А может, для Вики что надо?

— Ей ничего не надо. Я ее своими средствами подниму на ноги.

— Ну, и ладушки, — Слава чмокнул бабушку и покинул дом.

Борис ожидал встречи с Орехом с каким-то затаенным страхом и волнением. Понимал, что разговор получится тяжелым и, скорее всего, с предсказуемыми неисправимыми последствиями. Чувство потери просто дышало в лицо. Камнем преткновения, конечно же, будет Стелла. Классическая, такая банальная и затертая до дыр ситуация: любовный треугольник. Сколько написано, сколько фильмов снято, а единственно правильного и безболезненного рецепта, как выйти из этого лабиринта, так и не было найдено. Каждый треугольник уникален, самобытен и неповторим, требующий индивидуального решения.

«Орех – сильная и независимая личность. В нем до сих пор крепко сидит подростковый дух бунтарства и несогласия с общепринятыми канонами. И этот душок заставит его кочевряжиться и бороться. Он не примет с первого раза реальность как факт. А что в итоге? Наша многолетняя дружба даст-таки трещину, если не развалится совсем. Да! Дилемма! А ведь такая дружба дается Богом только раз. Она прошла проверку временем и невзгодами. Сколько вместе пережито и пройдено. Сколько выпито и вымучено. Терять ее, осознанно терять, заметь это, – как-то грешно и глупо. Думаю, что и Славка это прекрасно понимает. Может, поэтому и не пришел сегодня на лекции. Отдыхает, привыкает, свыкается с мыслью, что шансы минимальные. Хотя, сколько ни откладывай разговор, он все одно состоится. По воле нашей, либо спонтанно, но он будет».

Его рассуждения прервал сам виновник дум. Слава появился в аудитории вместе со звонком и преподавателем.

— Привет, — коротко бросил он и плюхнулся рядом. В аудитории наступила, хоть и нехотя, относительная тишина. Преподаватель приступил к лекции.

— Проспал? — шепотом поинтересовался Борис. Молчать – значит, заранее обречь себя на вторую роль при тяжком разговоре.

— К бабке ездил, в деревню.

Борис хоть и пытался сдержаться, но все же острота слетела с языка:

— Ах, да. Ты же вступил вправа наследства. Надо ведь перед деревенщиной преподнести себя.

— Пятерка – не VOLVO, особо не покрасуешься, — тут же, моментально, словно это была домашняя заготовка, отреагировал Орех.

«Так, значит, мои ожидания оправдались. Орех на взводе. В состоянии войны. Стоит только пробежать искорке, и порох взорвется, разнесет все к ядреной матери».

— Напиши свой номер телефона. Я собираюсь после занятий купить мобильник, — через пять минут уже совершенно спокойно сказал Слава.

— Наконец-то, — Борис тоже старался привести нервы в спокойное состояние. Чиркнул на листе номер, протянул. Слава только бросил взгляд на бумагу.

— И номер Стеллы заодно.

— Зачем? — Борис одернул руку, скомкав листок.

— На всякий случай, — невозмутимо ответил Слава и внимательно глянул на друга, который так некстати побледнел.

— Понимаешь, — начал было осторожно, и на том решимость его и закончилась.

— Ты с ней встречаешься? — Орех помог ему.

— Ну, вообще-то, да.

— И как? — готов был внутренне к такому повороту Слава и потому принял ответ с завидным равнодушием и спокойствием.

— Она хорошая. Умная. Высокообразованная, интеллигентная девушка.

Орех даже глаза прищурил. Знал, куда клонит друг, бьет ниже пояса. Ему бы остановится, да чувства переполняли душу:

— А что такое: интеллигентность? Что ты вкладываешь в это понятие?

Борис тоже не отличался хладнокровием и принял вызов. Дуэль – так дуэль. Отступать и он не привык:

— С ней всегда интересно. Стелла способна поддержать разговор на абсолютно любую тему. Будь то литература, классика и современная альтернативная поэзия. Музыка, хоть органная, хоть народная. Архитектура и живопись, мода и политика, кино и спорт. Разносторонний, образованный человек со своими неординарными взглядами.

— Да?! — с большой примесью иронии удивился Слава. — И, по-твоему, вот в этом и заключена интеллигентность?

— А в чем? — Борис начал заводиться не на шутку, теряя самообладание.

— Ну, извините, господа! — артистично развел руками Орех. — Я тоже знаю про Бетховена и Верди, но не смогу отличить «Лунную сонату» от «Аиды». Я читал Бальзака и Гюго, но предложи мне отрывок, и я не смогу по стилю определить, кто автор. Я знаю, что Айвазовский – маринист, а Пикассо – основатель кубизма. Знаю, что Растрелли построил Зимний дворец, но отличить ампир от рококо – не могу. А еще в голове кружатся с добрый десяток имен великих философов, но в чем разница идей Канта и Ницше – извините. А ведь между тем, ты тоже считаешь меня интеллигентом. Так?

— И? — Борис был в легкой растерянности. Он не знал, куда клонит разговор друг детства.

— А то, — пояснил Слава, — что эти все знания я почерпнул не из умных книг. Я просто в огромном количестве разгадывал кроссворды. У меня поверхностные знания, можно сказать: дилетантские. И только среди глупцов я кажусь таким умным, таким образованным, интеллектуалом и энциклопедистом.

— Кх-кх! — раздалось совсем рядом.

Друзья замолчали и оглянулись. Декан стоял совсем рядом и не без доли любопытства смотрел на них. Их словесная полемика давным-давно перешла с шепота на полногласие и попала на всеобщее обозрение. А они даже этого и не заметили.

— Не кажется ли вам, молодые люди, что вы ошиблись с факультетом? Зачем вы пошли на финансово-экономический? Гуманитарный надо было выбирать.

— Извините, Нина Петровна, — Слава поднялся с места и чуточку порозовел.

— Даже ваши искренние извинения, господа философы, не делают вас интеллигентами. Интеллигент никогда не позволил себе так вести себя на лекции педагога. Заслуженного педагога. Женщины. Пожилой женщины, — с ощутимыми паузами сказала Нина Петровна и стала спускаться к трибуне.

Олег Сладкомедов поехал обедать в свой ресторан. Он не особо светился в столь престижном месте, но пришло время получить деньги, да и обстановку проверить совсем не мешало. Серьезный разговор с директором, наконец-то, назрел. Ресторан в разгар дня был заполнен меньше чем наполовину. Это и понятно, деловые и обеспеченные граждане оттягивались тут по вечерам. Хотя VIP-комнаты почти не пустовали никогда. Политики, творческая элита и криминальные авторитеты предпочитали укрыться ото всех, уединиться для приватных свиданий, для деловых обедов и встреч по бизнесу. Многие кабинки были «именными», оформлены под вкус хозяина. Вот и у Олега Ивановича был свой уголочек, где он мог полностью расслабиться и забыться. Не успел он удобно расположиться на мягком диване и ослабить узел галстука, как тут же в дверь, словно нашкодившая мышка, осторожненько так заскребли. Олег лишь усмехнулся в пушистые, чуть подернутые сединой усы. Ему приносило огромное удовлетворение от ощущения себя всемогущим господином и от раболепства прислуги. Предвкушая заранее спектакль, который разыграет сейчас Судак после проступка, будет преданно смотреть в глаза и пускать слюни.

— Да! — властно позволил он, и в кабинет бочком ввалился директор. Вид у него был потрепанным. Нос сломан и облеплен пластырем неумелой медсестрой, припухшие глаза в оправе сочных синяков. Руки предательски мелко дрожали, когда он аккуратно на краешек стола положил конверт с недельной выручкой, а также интересную справку.

— Садись! — приказал ему хозяин. Конверт, словно по велению волшебной палочки, исчез во внутреннем кармане пиджака. Для изучения документа пришлось достать очки в золотой оправе и внимательно, несколько раз, прочитать неразборчивый почерк. — Так, так, — выбил пальцами на столешнице ныне очень популярный мотивчик. — Все-таки решился закодироваться?

— Ну, да, — промямлил Рыбкин.

— Работу боишься потерять? — Олег постепенно увеличивал властные нотки в голосе.

— Или в тюрьму боишься сесть? За свои-то сексуальные подвиги?

Рыбкин залился краской, а глаза и впрямь стали очень похожими на глаза замороженного судака.

— Боишься, боишься, — довольный самим собой, усмехнулся Сладкомедов. — Там ведь вмиг из класса рыб переберешься в класс птиц.

Директор понял намек, и холодная испарина мгновенно покрыло его красное лицо.

— И что тебе проституток, что ли, не хватает? — уже искренне поинтересовался Олег. — Или денег жалеешь? Не понимаю. Ну, зачем тебе насиловать простых девчат? Да не мямли ты, словно баба!

— Да эти суки сами просят, чтобы их оттрахали.

Олег сморщился:

— Прошу не произносить при мне этот тюремный жаргон.

— Извините. Эти малолетние соплячки надевают мини-юбки, аж трусики видать. Они же всем своим видом показывают, что всегда готовы к совокуплению. Весна, гормоны беснуются, вот я и теряю контроль.

— Голову ты теряешь, и гормоны свои алкоголем разбавляешь. Страшный коктейль!— поддел Олег. — Расквадрат твою гипотенузу! Ну, да ладно. А кто это тебя так отделал? Запомнил?

— Совсем ничего?

— Только черный чемодан. Этот ублюдок держал в руках черный чемодан! Все, больше ничего не видел.

— Не густо.

— Олег Иванович, у меня к вам огромная просьба.

— Одолжите мне на пару дней Банзая с его ребятами.

Сладкомедов нахмурил брови, мысли тяжеловато перекатывались в голове.

— Значит, все-таки наследил. А?

— Девчонку надо просто найти, — сознался Судак, низко опуская голову.

— Понравилась, что ли? — съязвил Олег. — Но знай: Банзай дорогой специалист.

— Я понимаю.

— Тогда бери, но чтобы подчистил все свои следы. Чтобы все было так, как на простыне у девственницы. Все, свободен пока! Обед несите! — и Сладкомедов откинулся на спинку шикарного дивана.

Городище был, пожалуй, самым молодым и современным городом России. Он бурными темпами рос и ввысь, и вширь. Микрорайоны росли, как грибы после мелкого и долгого дождичка. Большое значение власти уделяли и озеленению. Скверы, парки, аллеи и клумбы с цветами мирно соседствовали с каменными джунглями, придавая последним яркий колорит и домашнюю уютность.

У студентов города был свой район, который в народе назывался «Альма-матер». Здесь расположились несколько ВУЗов, техникумов и училищ, а к ним прилагались пункты общественного питания, библиотеки, спортивный комплекс и ночные клубы. Эдакий городок в самом центре большого города. На его территории ходила даже своя импровизированная валюта, а в вечернее время работала и таможня, пропуская лишь лиц со студенческими билетами.

Стелла покинула здание института в компании подружек и друзей.Пообщавшись еще некоторое время, шумная компания постепенно рассосалась. И день выдался удачным, и вечер обещал быть загадочно-приятным. Потому и настроение так и плескалось через край, одаривая прохожих радужными флюидами.

— Привет! — девушка не смогла скрыть радостной улыбки от неожиданной встречи с Борисом. — Ты как здесь?

— Тебя жду, — он подхватил ее за локоток и подвел к автомашине, которая красовалась на автостоянке.

— VOLVO? Здорово! Твоя?

— Моя! — он распахнул дверку. — Прошу Вас, леди.

Стелла села на мягкое сиденье и, пока Борис обходил машину, успела подумать: «Мой выбор, кажется, оправдан». — А ты завидный жених, — сказала она вслух.

Ох, как же понравилось самовлюбленному Борису это словосочетание. И не смог он удержаться, чтобы похвастаться:

— У меня и квартира собственная имеется. К субботе там закончится ремонт, и я подумываю устроить небольшую вечеринку, отметить новоселье.

— Вау! Отличная идея!

— Первое персональное приглашение я вышлю тебе. Уже заказал товарищу красочные фляеры.

Борис завел автомобиль, и вскоре они покинули студенческий городок иостановились возле новенького «Парка Аттракционов», который еще не функционировал, а только завершал подготовительные работы для нового сезона.

— Я приглашаю тебя на романтическое рандеву.

— Как ты относишься к сюрпризам?

— Наивный вопрос. К приятным сюрпризам – с удовольствием.

— А давай рискнем? — задорно перебил ее Борис и вышел из машины. Помог Стелле покинуть уютный салон и, прихватив с заднего сиденья пакет, повел ее в парк. Работа в парке бурлила и кипела: красили скамейки, латали асфальтированные дорожки, сажали цветы и убирали мусор. Борис подвел девушку к «Чертовому колесу». О чем-то быстро переговорил с механиком, который занимался обслуживанием этого аттракциона.

— Прокатимся? — вернулся он к Стелле.

— А, давай! — предвкушение просто распирало ее.

Они забрались в новенькую пластиковую кабинку и тут же начали медленно поднимать вверх.

— Мы с тобой первые в этом году и, заметь, единственные открыватели нового сезона, — с пафосом заявил Борис, на что Стелла ничего не ответила. Просто у нее захватило дух от детского восторга. Постепенно они поднимались все выше и выше, а панорама города с неохотой открывалась вся в своей красе. Вид на Городище с высоты птичьего полета ничего, кроме восхищения, вызывать не мог. Здания превратились в макеты, что красовались на выставке студентов-архитекторов, автомобили ярко напомнили детство. Она больше кукол любила играть с разноцветными машинками. А люди. Словно муравьи, куда-то все спешили, как казалось, беспорядочно топали по крохотным тропинкам. Палитра красок не укладывалась в голове. А великая Волга переворачивала сознание. Ветерок окутывал прохладой и свежестью.

— Класс! — выдохнула Стелла. — Лепота!

И тут кабина, чуточку вздрогнув, остановилась в самой высокой точке.

— Что это? — в одно мгновение восторг сменился паническим страхом, который Борис поспешил потушить:

— Не бойся, все хорошо! — он достал из пакета бутылку шампанского, два хрустальных фужера и коробку шоколадных конфет. — Это дебют сюрприза.

— «Вдова Клико»? — Стелла была поражена всей торжественностью момента.

Борис прокашлялся и начал говорить:

— Стелла, встреча с тобой была такой же прекрасной и головокружительной, как путешествие в этом колесе. Я бы даже сказал «чертовски прекрасным». Я никогда раньше не чувствовал такое. У меня словно крылья за спиной. Хочется летать, хочется совершить что-то такое эдакое. Я постоянно чувствую твое присутствие. Мысленно разговариваю, советуюсь, делюсь новыми ощущениями.

Стелла сидела, затаив дыхание, и совсем не от высоты. Было так приятно слушать объяснение в любви. А Борис вздохнул как-то тяжело и почему-то обреченно продолжил:

— Я люблю тебя, Стелла. Вот! — он достал из кармана бархатную коробочку.

— Ты делаешь мне предложение?! — удивилась Стелла.

— Я, конечно, понимаю, что знакомы мы без году неделя. Что так мало мы знаем друг о друге. И все же. Это обручальное колечко я дарю тебе в знак своей любви. И хочу, что бы оно постоянно напоминало тебе об этом. Есть на свете любящее тебя сердечко, которое готово на любые жертвы и подвиги. Я не тороплю тебя с ответом. Когда ты почувствуешь ко мне хоть йоту того, что сейчас чувствую я, тогда и ответишь. А я умею ждать.

— Хорошо, — Стелла открыла коробочку. — Вау! Какое оно красивое! — На красном бархате покоилось колечко из белого золота с маленьким бриллиантом. — Но это, наверное, очень дорогое колечко?

— Примерь, — Борис сам взял колечко и надел на палец девушке. – В раз.

Борис открыл шампанское и наполнил фужеры.

— За нас! — она почти напрямую ответила на его предложение.

Орешкин вышел из дома рано. В институт предстояло добираться в общественном транспорте, а для этого всегда необходимо было иметь в запасе минимум тридцать минут. Да и позавтракать в доме оказалось нечем. Тараканы, будь они в наличии, попросили бы наверняка у соседей политического убежища. Около дома он увидел знакомую серебристую VOLVO. Да и Борис не дал времени на маломальские раздумья, вышел из машины.

— Привет, — с небольшим удивлением ответил Слава.

— Решил сделать небольшой крюк и за тобой заехать.

— Понятно. Знаешь, я не завтракал.

— Без проблем. Заскочим по дороге. Тут недалеко открылось новое кафе. Там варят настоящий кофе по-турецки. Я угощаю.

Кофе и впрямь был потрясающий. И не было в том, с экономической точки зрения, ничего удивительного. Заведение было молодое, только накануне распахнувшее двери. Необходимо было привлекать посетителей низкими ценами на отличное качество.

— Поговорим?

— Поговорим.

Юношеский пыл и взъерошенность прошли, и разговор полился в спокойном русле.

— Вот мой номер телефона. Мобильник-то купил?

— Вот, — не смог сдержаться Орех, чтобы не хвастануть.

— Ого! Да ты приобрел самый трендовый. Дорогой, небось?

— Разумом, конечно, я понимаю, что телефон – это не роскошь, а средство общения, — грустно усмехнулся Слава. — Но, увы, с душевными порывами не справился. Знаешь, оказывается, это так интересно: камера, музыка, игры, SMS и MMS. Жаль, что в наше подростковое время не было таких игрушек.

— Дорогие игрушки требуют постоянного капиталовложения.

— Несомненно.

— А вот номер Стеллы я тебе не дам, извини, — прелюдия закончилась, пошла, как говорится, горячая вода.

— Все так серьезно?

— Да, — Борис покрутил в руках пустую чашку, собираясь с мыслями. — Орех, мы же с тобой взрослые люди, нам не к чему творить бурю в стакане. Ты все сам прекрасно понимаешь.

— Конечно. Априори, что у меня изначально шансы были минимальны.

— Вот и хорошо.

— И давай закроем эту тематику, — предложил Слава, хотя это далось ему с большим трудом. Он где-то в глубине души не смирился, но сейчас его положение больше напоминало барахтанье и отчаянье аутсайдера. Демонстрировать это не хотелось вовсе.

— Тогда нашей дружбе ничего не грозит?

— Нет, — просто пожал плечами. — Наверное, нет.

И это короткое слово «наверное» резануло по сердцу отточенным лезвием.

— Почему «наверное»? — губы вмиг пересохли.

— Если ты сам не погубишь ее своей ревностью.

— Ревностью?

— Пойми только одно: любому мужику будет трудно сдержать свои эмоции, находясь рядом с такой шикарной девчонкой. И я не исключение. Я могу и комплимент сказать, и цветы просто так подарить, одним словом – оказать знаки внимания.

— Понятно, — Борис как-то сник, даже обреченно голову опустил. Таким растерянным Славка его еще никогда не видел, даже усмехнулся горьковато.

— Только хочу сразу же расставить все точки: у меня будут только дружеские намерения. Я никогда не встану у тебя на пути. Я никогда не переступлю черту. Я никогда не предам тебя и в спину не ударю.

Лицо друга мгновенно просветлело.

— Спасибо! — тяжелый груз свалился с плеч. Он-то, как никто другой, знал, что Орех – человек слова, и если что сказал, так оно и будет, несмотря ни на что! — Знаешь, я решил пожить самостоятельно. Мне ведь от дяди квартира досталась. Сейчас там ремонт заканчивается. Вот я и решил устроить новоселье в эту субботу, в восемнадцать ноль-ноль. Не опаздывай.

— Самостоятельно?

— Ты устроился на работу?

— Ой, Орех, только не надо, — Борис засмеялся, ликвидируя остатки напряжения в воздухе. — Я же знаю, чего ты этим хочешь сказать. Конечно же, родители будут меня содержать. Так что пусть не самостоятельно, а отдельно. Ты-то, придешь?

— Суббота? Извини, не могу. Бабушке обещал приехать, помочь надо.

— И потом: первое время мне лучше не встречаться со Стеллой. Пусть чувство мое остынет окончательно. Так будет правильно.

Борис был сражен таким благородством:

— Спасибо, друг.

— Поехали, иначе на лекции опоздаем, — широко улыбаясь, сказал Слава. И только ему одному было ведомо, сколько мужества понадобилось, сколько нервных клеток сгорело, сколько душевных сил потрачено на то, чтобы принять такое решение.

Олег выиграл партию в теннис у своего охранника и был очень довольный своими действиями на корте. Он сидел в плетеном кресле, неспешно потягивал сок и любовался мелкой рябью на поверхности бассейна. Идиллию нарушил легкий перестук каблучков по брусчатке. Он безошибочно определил, что это Стелла.

— Поздравляю с уверенной и красивой победой, — она присела в соседнее кресло.

— Ты видела?

— Наблюдала с балкона. Сколько эйсов сегодня сделал?

— Пять! — Олег растянулся в довольной улыбке, но уже через мгновение она испарилась с его лица. Ох, не зря его любимая доченька пришла с поздравленьями. Хитростью и коварностью она на порядок превзошла его самого. Вот и завела разговор издалека, акцентируя на его любимое времяпровождение. Сама-то она не очень жаловала большой теннис. Торопить течение беседы он не спешил, было даже любопытно, как дальше поведет себя девочка, насколько профессионально в ней сидит дипломат.

— По-моему, охранник слишком слабый спарринг-партнер для тебя, — так, пошла лесть.

— На безрыбье и рак – рыба. Что делать-то? Теннис теперь не в моде, — Сладкомедов умело держал дистанцию, не давая ни малейшего повода для смены темы разговора. И видел, как дочь осторожно покусывала губы от отчаянья, что беседа не желает свернуть в нужное русло. Лихорадочно перебирала в уме продолжение диалога.

— Но курс-то остается прежним. Здоровая нация! Все на стадионы!

— Что-то только я тебя не наблюдаю в этом потоке, — Олег улыбнулся, видя терзания дочери.

— Учеба отнимает много сил и времени.

— И как она?

— Нормально. Справляюсь, — неизбежное молчание все-таки наступило. — Папа. Мне надо сказать тебе что-то очень важное.

— Слушаю, — скрыл улыбку, потягивая сок из высокого бокала.

— У меня появился парень.

— Да неужели? — даже немного разочарованно протянул Олег. — И какой по счету?

— Ой, только прошу тебя: без иронии. Это на самом деле очень серьезно. Я влюбилась, по-настоящему.

— Интересно, — продолжил, однако, в том же духе Сладкомедов, хотя стал припоминать о больших переменах в поведении дочери. Особенно в последнее время. Она как-то повзрослела и поумнела. Но делать окончательные выводы он все-таки поостерегся.

— Вижу, что ты по-прежнему видишь во мне несмышленого и капризного ребенка. Мне не следовало заводить этого разговора. — Стелла встала, собираясь покинуть его.

— Подожди, — отец поймал дочь за руку и заметил колечко. — Что это?

А ведь он полностью контролировал все расходы и жены, и дочери. Да и теперь был уверен, что дочь не сама себе сделала столь недешевый подарок. И Стелла подтвердила догадки:

— Это Борис мне подарил.

— Обручальное?!

— Окончательного ответа я пока не сказала.

— А вот это ты правильно сделала, — обрадовался Олег. — Садись. Садись, садись. Расскажи-ка все батьке, кто он, что он? Кто его родители, чем занимаются?

— Вот этого я и боялась, — ответила Стелла, но в кресло вернулась.

— Что именно?

— Что ты попросишь на него полное досье.

— Девочка моя, что же в этом плохого? Я же должен знать, кто и что претендует на руку и сердце моей единственной дочери и наследницы.

— Он просто хороший человек, и все! Мне кажется, что это главное.

— Не спорю, — удивительно легко согласился отец, что не могло не встревожить.

— Он студент, учится на финансово-экономическом факультете. Про родителей ничего не скажу, потому что не знаю ничего. Кажется, что оба они работают в налоговой полиции. У Бориса своя квартира и машина.

— Да, недурно живут студенты. Жаль, конечно, что все это не он сам заработал.

— Не ёрничай, папа, я ведь тоже еще ни одного цента не заработала, а катаюсь сыром в масле.

— Ну-ну, — улыбнулся Олег.

— Так вот, я просто ставлю тебя в известность, что мы с Борисом решили пожить вместе.

— То есть? — Олег едва не выронил бокал из дорогого сорта хрусталя.

— Только не надо переигрывать. Ты все прекрасно понял. И это не шокирующая ситуация, сейчас так многие живут. А если у нас все хорошо будет складываться, тогда и распишемся. — Она решительно встала. Во всей ее позе читался вызов. Каприз, который не потерпит ни обсуждений, ни категорического запрета. Это больше всего и задело Сладкомедова.

— Хорошо, — легко согласился он, чем поверг дочь в крайнее удивление. Однако это длилось лишь короткое мгновение. — Только я перекрою тебе денежный поток.

Удар был нанесен мастерски, но Стелла уже «вошла в пике», а сил выйти из него не хватило:

— Обойдемся, — и, гордо держа симпатичную головку, пошла в дом.

Дом бабушки был закрыт изнутри. И это в светлое время суток?! Что-то было даже подозрительно. Слава забарабанил в дощатую дверь крыльца и, наконец-то, уловил тихие, крадущие шаги.

— Кто там? — раздался молодой, с большой примесью страха, девичий голос.

— Это я, Ярослав, внук, — представился Орех.

Послышался звук откинувшегося засова, и дверь распахнулась. На миг Ярик потерял дар речи. Сначала ему показалось, что он видит самого себя в подростковом возрасте. Понял, что такой эффект дало то, что на Вике были надеты его старые потертые, в порезах, джинсы и футболка с символикой футбольного клуба «Спартак. Москва». Каштановые волосы лежали на плечах, переливались в лучах ласкового солнца и излучали здоровый блеск. Глаза коньячного цвета в полном окружении пушистых ресниц теперь были живыми, теплыми, глубокими. Однако страх и осторожность плескались в них на самой поверхности.

— Привет, — Вика посторонилась, пропуская парня в сени, и тут же вновь торопливо накинула засов.

— А где бабуля? — не ко времени пришла крылатая фраза из советской комедии.

— В лес ушла.

— В лес? — удивился Слава. Они уже прошли в избу. Слава стал разбирать сумки с продуктами, рассовывая по шкафам и холодильнику.

— Баба Лиза говорит, что в лесу уже появились первые лечебные травки.

— Она попросила накормить тебя щами и пирогами.

— Обед мне не помешает, — освободив сумки, Слава уселся за стол и стал наблюдать, как Вика не очень умело действовала ухватом, доставая из недр печки чугунок со щами.

— Сама-то обедала?

— Аппетита нет.

— Это не пойдет. Знаешь, я как-то не привык питаться в одиночестве. Придется тебе составить мне компанию. — Он вскочил и стал помогать девчонке, нарезал хлеб, достал сметану. — Давай из одной чашки, как в детстве? — и протянул ей ложку, широко улыбнулся. Вика ответила натянутой, какой-то вымученной улыбкой, но ложку взяла. Ели они неторопливо, щи были просто огненными. Потом наступила очередь чая с пирогами. Слава сознательно не интересовался ее здоровьем, боясь напомнить о той кошмарной ночи. Говорить о чем-то другом с совершенно незнакомым человеком было как-то проблематично. И потому они оба молчали, и каждый ждал возвращения бабушки как спасения от неловкой тишины. Первой такое напряжение не выдержала Вика:

— Я, наверное, должна поблагодарить тебя, — пряча взгляд, сказала она.

— Не обязательно. — Мимолетная мысль озарила его, и он протянул ей мобильный телефон. — Тебе, наверняка, надо позвонить. Родные беспокоятся.

— Спасибо, свой я потеряла, — она несмело посмотрела на него. Слава понял, что ей хотелось остаться одной.

— Пойду, баньку истоплю, — и он вышел во двор.

Не успел он натаскать воды и растопить печку, как из леса вернулась бабушка.

— Во! Молодец. Сам догадался или кто подсказал.

— Привет, бабуль, — он чмокнул ее в щечку, подхватил корзинку с травками и корешками. — Как она? — кивнул он на дом.

Бабушка тяжело вздохнула:

— Долго она еще будет просыпаться от собственных криков.

— Оно и понятно.

— А уж ненависть к мужикам может вообще никогда не пройти.

Они вошли в дом, и Слава убедился в правоте мудрой женщины. Если Вика наедине с ним была зажатой, скованной, напряженной, то, едва увидев бабушку, ее лицо просветлело. Стало совсем таким миленьким и симпатичным. Она бросилась хлопотать около плиты, разогревая щи и чай.

— Опять навез продуктов!? — проворчала бабка, заглянув в холодильник. — Зачем деньги на старуху тратишь?

— Не с пустыми же руками ехать?

— Сам приехал – и слава Богу, — она еще немного поворчала, так, для проформы. Видно было, как приятны внимание и забота внука.

— Пойду, дровишек подкину, — Слава вышел во двор, оставляя женщин наедине.

— Баба Лиза, мне домой надо.

— Прямо сейчас? — удивилась бабушка. — Ночь уже не за горами. Вот Ярик поедет завтра и тебя заодно захватит. И не спорь со мной, мне так будет спокойней.

— Но я живу в Энске.

— В Энске? Ну, ничего, сделает крюк. Поедете другой дорогой, — она говорила тоном, не терпящим возражений.

— Крюк-то в сто пятьдесят верст получается, — слабо улыбаясь, ответила Вика.

— Ничего, девочка, не беспокойся. Он согласится, и уговаривать не придется. Он никогда не останавливается на полпути. Раз начал дело, так доведет до конца.

В дом вошел герой бабушкиных рассуждений.

— Баня готова. Кто первый?

— Мы пойдем, — поднялась с места бабушка. — А то потом у нас по телевизору кино хорошее реклама обещала. Сейчас я только травки подготовлю, обдадим кипятком и на каменку положим. Дух будет и полезным, и приятным. Собирайся, внученька.

Они ушли. Слава прошел в переднюю, решил поинтересоваться, на какой фильм реклама раскрутила его бабулю. На пороге он остановился: комната преобразилась. Кругом были расставлены бумажные фигурки зверят, птиц и цветов. «Оригами», — догадался он, внимательно разглядывая искусно сделанные фигурки при помощи только рук и ножниц.

— Здорово! — вслух поразился он. А потом его взгляд упал на прикроватную тумбочку, где лежали сережки. Он присел на кровать и бережно взял в руки этот шедевр ювелирного искусства. Эпитет не был раздутым, просто иных слов не находилось, чтобы описать всю красоту, которая завораживала и манила. Золото самой высокой пробы. Нити как бы окутывали драгоценный камень ярко-красного цвета в форме капельки воды. Словно камешек покоился в сумке-авоське. Была когда-то такая сетка для продуктов. Камешки играли, преломляли свет во все цвета спектра. Потрясающе!!! Слава не очень разбирался в драгоценных камнях, но сейчас он был уверен абсолютно в одном: камни настоящие, раз окутаны чистым золотом, и, наверняка, стоили очень дорого. Он напряг зрение, поднес серьгу ближе к настольной лампе, и смог таки разглядеть вычурный вензель «Н.Р.». Значит, вещица, к тому же, старинная и эксклюзивная. Любуясь игрой камешек, он потерял счет времени и вернулся в действительность лишь тогда, когда услышал голоса на крыльце. Ругнувшись, он поспешил на кухню, словно скрываясь с места преступления. Поспешно поставил на плиту чайник. Бабушка станет ворчать, она любила после баньки выпить пять-шесть чашек ароматного, свежезаваренного черного чая. И не ошибся.

— Чай, конечно, не готов, — едва переступив порог, заявила она. Слава виновато развел руками:

— Я же не знал, что вы так быстро. Что, банька не удалась? С легким паром.

— Быстро? Полтора часа, это быстро? — ворчала бабка. — Ладно, иди сам помойся. А то от тебя городом за версту несет.

Ярик засмеялся и вышел в сени.

А вечером они втроем сидели в передней и смотрели телевизор. Слава сел в дальний угол комнаты с таким расчетом, чтобы было можно незаметно понаблюдать больше за Викой, чем за перипетиями «мыльной драмы». Она внешне казалась очень спокойной, но вот руки выдавали ее внутренне состояние. Она смотрела на экран, а руки вырывали из тетрадки очередной листок, который уже через мгновение превращался то в розочку, то в забавного щенка.

В кабинетную дверь настойчиво постучали и, не дожидаясь разрешения, широко распахнули. Судак едва успел убрать со стола порнографические снимки, которые любил рассматривать все свое свободное время. Хотел уже смачно выругать наглеца, что посмел нарушить его уединение, но слова так и застряли в горле. На пороге нарисовался Банзай.

— Можно? — риторически поинтересовался бригадир, так как был уже в кабинете.

— Садись, — пригласил его жестом Рыбкин. — Чай, кофе, а, может, чего и покрепче?

— Я за рулем. А вот минералку без газа выпью с удовольствием.

Рыбкин подошел к мини-бару и достал бутылочку воды, которая через мгновение покрылась капельками влаги.

— Шеф сказал, что я поступаю в твое полное распоряжение, — фамильярно, без всяких предварительных раскачек, сказал Банзай.

— Да. Олег Иванович разрешил мне поработать с тобой две недели.

— А оплата будет как за месяц, — тут же выпалил свои условия бригадир и озвучил сумму гонорара.

Судак непроизвольно громко сглотнул ком в горле и выпил залпом большой бокал ледяной воды.

— Согласен я! — выбора у него особо не было.

Банзай самодовольно откинулся на спинку кресла. Глотая минералку маленькими глоточками, мысленно он уже пересчитывал большой куш.

— Какие проблемы надо утрясти?

Судак нервно откашлялся:

— Мне надо найти одного человека, — и замолчал.

— Ой, вот только не надо этих длительных молчаний. Я не ребусы пришел разгадывать. Говори конкретно и по делу. Кого найти, и что найти. Не разводи волокиту и пустой базар, — раздраженно заявил Банзай.

— Хорошо, хорошо, — Рыбкин понял, что видит перед собой представителя homo, но никак не sapiens. Думать Банзай не умел, на жизнь хватало силы и наглости. — Надо отыскать одну девчонку.

— Ту самую? — усмехаясь, спросил боевик. — Что, такая сладенькая?

Рыбкин покраснел от гнева и бестактности наемника, но сейчас он не мог диктовать свою волю. В этой игре он был вторым номером.

— Да, — коротко и непонятно, на какой их двух вопросов, ответил он.

— Хорошо, найдем. Давай гони конкретику.

— Подобрал я ее около «Альма-матер». Наверное, она студентка. Как зовут, не знаю.

— Ты что, даже не познакомился с ней?

Судак напрягся.

— Я затащил ее силой. Никто и не собирался интересоваться именем ее.

— Все? — Банзай аж подпрыгнул в кресле. — Как все? Это похоже на сказку: иди туда, не зная куда, принеси то, не зная что. Ты знаешь, сколько смазливых девчонок в «Альме»? Пруд пруди. Приметы какие-нибудь имеются. Родинка? Одежда?

— Одежду я всю изодрал. А насчет особых примет? — Судак тщетно напряг извилины. — Да не было никаких особых примет. Темные волосы, глаза, вроде, тоже темные. Губки маленькие, пухленькие, — он вовремя остановился. Не хотелось перед холуем рассказывать о молодом, упругом, девичьем теле.

— Маловато, — Банзай нервно постучал пальцами по столешнице.

Рыбкину так не хотелось говорить про кулон. Он-то понимал, что это вещь почти бесценная. Бриллиант чистой воды, искусной огранки и очень редкого цвета. И пока он раздумывал, говорить или нет, Банзай согласился:

— Ну, да ладно. Попытаемся. — Он легко вскочил и, не прощаясь, покинул душный кабинет.

Машин на этой второстепенной трассе до города Энска было немного, несмотря на то, что, по логике, дачники должны воскресным вечером возвращаться в город. Потому Орешкин и позволил себе прибавить скорость, хотя с его мизерным водительским стажем это было нежелательно. Все внимание было приковано к дороге. Вика расположилась на сиденье так, что в зеркале заднего обзора не просматривалась. Иногда она не сдерживалась, и тяжелые вздохи вырывались наружу. Молчание с каждой минутой становилось все гуще, тяготило, удручало.

— Может, ты рано сорвалась с места? Бабушка бы еще подлечила тебя, — нарушая тишину, сказал Слава.

— Нет, у меня все нормально, — лаконично ответила девушка.

Возможности для продолжения разговора она не предоставила, и тишина вновь навалилась с большей силой. В машине у Ореха не было магнитолы, и радио не работало, о чем сейчас он очень сожалел. Спрашивать причины ее плохого настроения и вздохов – значит, причинить дополнительную боль. Равносильно тому, что посолить еще открытые раны. А эти душевные раны, как говорит бабушка, могут вообще никогда не затянуться. У девчонки на всю жизнь останется страх перед мужчинами, который со временем перерастет в фобию, а там и до нервного срыва недалеко.

— Меня просто выгонят из дома, — вдруг тихо произнесла она.

— За что? — искренне удивился Ярик.

— Меня просто выгонят из дома, — монотонно повторила Вика, и Слава догадался, что она просто говорит сама с собой. И он не решился больше прерывать монолога, иногда полезно просто выговорится, не дожидаясь участия визави. — Предки, конечно же, войдут в мое положение. Поймут состояние. И даже, может быть, пожалеют. Может быть, — Вика говорила с расстановкой, делая продолжительные паузы между предложениями. — Но вот что они никогда мне не простят – так это потерянный кулон. Украденный кулон. Хотя для них это не имеет большой разницы. Итог-то все одно будет один. Печальный итог. Гарнитур теперь неполный. Я не имела право брать его. — Она замолчала. И надолго. Орешкин долго не мог нарушить вновь возникшую тишину, но решился-таки:

— А какой кулон?

Вика ответила не сразу:

— Дорогой. Ты видел мои сережки?

— Видел, — не оборачиваясь, ответил Слава и слегка покраснел.

— Кулон входит в гарнитур. Такой же, только бриллиант намного больше, но того же редкого цвета и кристальной чистоты. Отшлифован камень в виде большой капли. Такая большая капелька крови, окутанная золотыми нитями.

— Не все же мерится деньгами.

— Да, по большому счету, не в стоимости дело. Это очень старинный набор, ему больше ста лет. Еще моей прабабушке этот гарнитур делал на заказ сам Наум Рапопорт! Был такой знаменитый ювелир на рубеже XIX и XX веков. И даже это не главное! Гарнитур стал нашей фамильной драгоценностью. Мои предки бережно хранили его все эти годы. Ни гражданская война, ни революции, не голод тридцатых годов, ни блокада Ленинграда, когда люди за кусок черствого хлеба отдавали целые состояния. Даже когда деда арестовали, а потом и расстреляли без суда и следствия как врага народа. Ничего и никогда!!! Никакие лихолетья, никакие невзгоды не помешали сохранить гарнитур. И на тебе! Нашлась одна дурочка, Виктория. Захотелось, видите ли, ей перед подружками похвастать, да на тусовке покрасоваться. Уж лучше бы этот ублюдок убил меня.

В ее словах и голосе было столько отчаянья и горечи, что Орешкин, пораженный их глубиной, не смог ничего ответить. Трудно подобрать слова утешения.

— Все мысли только и вьются пониже пупка, а голова – лишь для приема пищи и алкоголя. Ненавижу мужиков!!!

После столь резкого заявления что-либо говорить было излишним. Хорошо, что они в это время подъехали к Энску.

— Ты скажи, куда и как мне ехать. Я в вашем городе ни разу не был, — попросил Слава, не подозревая, что в скором будущем поездки в этот славный городок станут для него привычным делом.

Остановились они в престижном районе города, на улице Овражной, около красивого, новой планировки многоэтажного дома.

— Спасибо тебе, Ярослав, — поблагодарила Вика.

Редко, кто называл его полным именем.

— Проводить?

— Нет, не надо. Твоя миссия закончена, — и вышла из машины.

Никогда альтруизм не доставлял Орешкину столько неприятных ощущений, которые неприятной копотью скопились на душе.

Стеллу разбудил аромат сваренного кофе и нежное прикосновение пушинки, с помощью которой Борис пытался вырвать ее из крепких объятий Морфея.

— Доброе утро, — она открыла глаза. На прикроватной тумбочке стоял поднос с чашкой крепкого кофе и парочкой канапе. — Кофе в постель? — она села в кровати. — Что ж, семейная жизнь дебютом своим внушает прекрасные перспективы.

— Я тоже питаю надежды на прекрасное завтра, — улыбнулся Борис и поцеловал девушку в щечку. — Ты просто сказка.

— А что дальше? — она осторожно пила горячий кофе.

— А дальше гора грязной посуды после вчерашней вечеринки и абсолютно пустой холодильник.

— Ну вот, и началось, — она смешно сморщила носик. — Как быстро, однако, заканчиваются сказки.

— А ты не говори, — в тон пошутил Борис. — Но, шути не шути, а проблема не испаряется. Как мы с тобой поступим? Как поделим две неприятные работы?

— Бросим жребий.

— Отличная идея. И не надо искать аргументы. Бросил монетку – и вопрос снят с повестки. — Орел или решка? — он достал монетку.

— Орел у нас ты, — улыбаясь, ответила Стелла.

Ей выпало идти в магазин, и Стелла тут же начала составлять подробный список предстоящих покупок. Борис с грустной миной на лице обвел взглядом комнату, в которой вчера веселилась нетрезвая толпа. Вспомнил, что происходит на кухне, и настроение окончательно пропало.

— Это работа вовсе не для гордого орла, — проворчал он, но без адресата. Стелла была совсем не согласна с таким доводом. Торопливо набросала макияж и покинула семейное гнездышко, имевшее очень плачевный, местами даже катастрофический вид.

Убрать постель без единой складки, отмыть жирную посуду, почистить газовую плиту. Это самое малое, на что Борис потратил огромное время и пропасть нервных клеток. Ранее совсем не подозревал, что домашняя работа так утомительна и энергозатратна. А в итоге - порядок был относительным, разбиты пара тарелок, два пореза на руке и промокшая насквозь от пота рубашка. Убирая квартиру, Борис вспоминал вчерашнюю вечеринку. Как все-таки хорошо иметь в компании весельчака и балагура. Гарик именно таковым и являлся. Несмотря на излишний вес, рыжие непослушные волосы, россыпь веснушек по всему телу и очки с толстыми линзами, Гарик был популярен и востребован. Любую скучную вечеринку он преображал, делая ее незабываемой. Такие вечера обычно надолго врезались в память и вызывали в будущем смех и хорошее настроение. Вчерашняя тусовка не стала исключением. Было около двух часов ночи, а молодежь продолжала горланить песни в микрофон так, что колонки подпрыгивали. Отсутствие музыкального слуха не смущало никого. А стуки соседей в стены добавляли азарта. И вот Гарик, схватив микрофон, закричал так, что слышал, наверное, весь дом:

— А теперь песня для дорогих соседей, которые, почему-то, тоже не спят в столь поздний час. — И взрыв смеха потряс комнату.

Спустя некоторое время настойчиво позвонили в дверь, и шумная компания направилась в прихожую посмотреть, как Гарик начнет выкручиваться перед соседями.

— Откройте. Милиция, — раздалось из-за двери.

— Не могу, — ответил тут же Гарик.

— Почему? — опешил милиционер.

— А у нас закрытая вечеринка! — гордо заявил он.

Смеялись даже милиционеры. В итоге обошлось лишь нравоучительным разговором. Петь больше не пели. Но вечер окрасился в незабываемые ощущения.

Стелла вернулась уже тогда, когда он закончил свое мучение, словно предугадала момент. Настроение у нее тоже было далеко не радужным.

— Ты не представляешь, как все дорого в магазинах. Я раньше никогда не занималась покупками продуктов, и выглядела в этой роли смешно и даже нелепо. Столько ухмылок пришлось примерить на себе, страх один.

— Да, — он уловил зерно их проблемы. — Мы многое чего не знаем, еще больше мы не умеем. Выросли в теплице, под несмыкающим оком заботы и опеки. Нас поили, нас кормили, нас оберегали и лелеяли.

— И в итоге мы выросли беспомощными неумехами. — Стелла была с ним полностью согласна. И было в ее словах тоска и обреченность.

Борис вскочил с дивана и поспешил прижать девушку покрепче к груди.

— Но мы же справимся?! — толи утвердительно, толи вопросительно сказал он, заглядывая в ее красивые глазки.

— И научимся?! — тем же тоном ответила Стелла.

— И будем счастливы!

— Всем скептикам назло.

Через мгновение они уже страстно целовались.

Виктория никак не могла решиться переступить порог квартиры. Опасалась реакции отца. Как в старом плохом анекдоте: не обратит внимания на то, что ее изнасиловали, зациклится лишь на украденном кулоне.

Она остановилась на лестничной площадке, села на широкий подоконник и стала просто смотреть на улицу. Старалась пробудить лишь приятные воспоминания из детства, чтобы хоть как-то обрести уверенность и отогнать страх. Да, отец мечтал о сыне, и первые годы ее жизни называл девочку Витей. Потом мать решилась родить еще одного ребенка, несмотря на то, что врачи настоятельно рекомендовали больше не рожать с ее-то больным сердцем.

Когда мама носила меня последний месяц, у нее часто сводило ноги. И однажды это случилось ночью. Боль была просто невыносимой, и она закричала в голос: «Нога!». Отец с ужасом спросил: «Уже лезет?», и брякнулся с кровати в обморок.

А когда я сильно простыла. Мне было тогда около шести лет. Мама решила тогда приучать меня к самостоятельности, а может и отец на том настоял. И лекарство принимать я должна была сама, без напоминаний. Уговаривала меня делать это регулярно.

— Клянись, что будешь принимать таблетки.

— Клянусь, — отвечаю я.

— Клянись мамой.

— Ну, если ты сейчас поклянешься, а сама обманешь и не выпьешь таблетку, то твоя мама, то есть я, умру.

Задумалась я тогда на несколько минут и выдала фразу:

— Клянусь папой.

Папа тогда чуть чаем не захлебнулся. Смеялись они долго. А может, в этом и кроется корень его отношения ко мне?

А потом? Все дети ездили по детским лагерям, а я – на все лето в деревню, к бабушке и дедушке. Вот были времена. Золотые. Что только там прекрасного не происходило со мной. Одна только страшилка чего стоит.

Эта история всегда вызывала у Виктории улыбку. Вот и сейчас, прижавшись лбом к холодному стеклу, она улыбнулась. Ходила по деревне поверье, что в окрестностях появился оборотень. Его видел сам председатель колхоза, а он врать не будет, хотя в тот день и возвращался со свадьбы в хорошем подпитии. И увидел при лунном свете человека, который неожиданно встал на корточки, покрылся густой шерстью и завыл на луну. Этой историей пугали всю непослушную малышню. И только спустя много лет, когда стала подростком, дед поведал тайну вурдалака. Оказывается, к кому-то из деревенских жителей приехал в гости дальний родственник из Армении. Он был ужасно волосат, да абсолютно весь был покрыт густой растительностью. Вышел он как-то ночью по малой нужде в одних трусах. Смотрит: человек идет, матные частушки на всю улицу поет. Вот и решил проучить сквернословца. Дождался, когда тот обратит на него внимания, встал на корточки, да волком-то и завыл. Долго смеялся, наблюдая, как сильно пьяный человек бегает по пересеченной местности.

Воспоминания и на самом деле помогли Виктории бесстрашно войти в квартиру с надеждой на лучшее.

— Я категорически заявляю и думаю, что вы уже давным-давно должны были усвоить, что мои слова в этом доме – являются окончательным вердиктом. И обжалованию ни в каких ипостасях не подлежат! — мужчина поднялся с кресла, давая домочадцам понять, что разговор окончен. — Даю тебе на сборы ровно три часа.

Вика прикусила до боли нижнюю губу. Что-то в этом роде она и ожидала, но все-таки где-то, в недрах души, надеялась на маленькое чудо. Но отец в своих решениях был как всегда лаконичен и категоричен. Девушка бросила взгляд угасающей надежды на мать, но и здесь она не оправдалась. Мама, казалось, была безучастной к сложившейся ситуации. Сколько раз Виктория задумывалась о взаимоотношениях между родителями. И размышления ее привели к неутешительным выводам. Отец – преуспевающий политик. С быстрой, прям эскалаторной, карьерной скоростью, бегущий на самые верха власти. Он всегда желанный гость на радио и местном телевидении. Пресс-конференции, публичные выступления, встречи и брифинги. А вот дома, в быту, он просто задавил мать как человека, как личность. Она всегда оставалась тихой, неприметной серой мышкой, у которой вся работа, все интересы, да и вся жизнь проходила лишь около газовой плиты и стиральной машинки. Никто о ней не знал, никто не видел. Отец очень талантливо и умело обходил вопросы о семье в многочисленных интервью. А ведь его респектабельный вид, свежие сорочки, галстуки в тон, «стрелки» на брюках, даже прическа «волосок к волоску» - это ее заслуга, ее старание и умение. Женщины, раздавленной бытом и кухонным пространством. Не имела права голоса, права на собственное мнение. Даже в воспитании собственных детей. Она не могла без согласия гламурного мужа ни поругать, ни похвалить дочь и сына. И, скорее всего, знала о наличии у мужа молоденькой, грудастой любовницы. Знала, но молчала и терпела, делая счастливый вид. Удивительно, нет, поразительно: как способно сердце пережить такое на протяжении долгих лет жизни?

Виктория лихорадочно собирала чемодан, бессистемно и неаккуратно кидая вещи в недра его. Куда идти? Где остановиться? На эти вопросы ни одной мысли даже не возникало. Чисто автоматически освобождала шифоньер.

Тихо скрипнула дверь, и в комнату, словно тень, прошмыгнула мать.

— И куда ты? — бесцветным голосом поинтересовалась она, осторожно присаживаясь на краешек кровати.

— А какая вам разница? Неужели вам интересно, что будет с вашим ребенком? Или он уже не ваш, кажется, именно так выразился папа. Потому как он ослушался, он осмелился пойти против выдуманных запретов и условностей. А что было с ним, что происходит, что будет завтра – вас мало интересует. Вы даже не услышали, что меня зверски изнасиловали. Вы слышали только одно: кулон, кулон, кулон! А как быть с этим? — одним движением Вика сорвала с себя свитер. Она была еще в том возрасте, с таким телосложением, когда легко обходилась без бюстгальтера. Мать с ужасом смотрела на страшные следы на теле дочери. — Если бы не Ярослав, то эта скотина перегрызла бы мне горло. А что? Это было бы здорово, да? Какая трагедия! Какой бесплатный пиар? Рейтинги отца зашкалили бы!

— Девочка моя! — вскрикнула мать и бросилась к дочери. Она крепко прижала ее к себе и зарыдала. Заплакала и Вика. Сколько ни крепилась, не позволяя пролиться и слезинке, но сейчас они градом покатились из ее красивых глаз коньячного цвета.

Но спустя три часа она все-таки покинула отчий дом, оставив на журнальном столике две сережки работы знаменитого ювелира Наума Рапопорта.

Домой Орешкин добрался с большими трудностями. В дороге сломалась машина. Хорошо, что на свете еще встречаются добрые и отзывчивые люди. Попался на трассе человек с широкой душой и притащил Славкину «пятерочку» на жесткой сцепке до самого гаража. А привеском дал парочку бесплатных и дельных советов, как машину быстро и с малыми затратами починить. Впрочем, Орех их тут же и забыл. Ну, не его это стихия ковыряться в моторах. Не было ни такого таланта, ни особого желания вникать во все тонкости.

— Придется гнать на сервис, — закрывая гараж, вслух произнес Слава. — А для этого нужны деньги, и немаленькие.

Но большого огорчения по этому поводу он не испытывал. И без этой новорожденной проблемы у него хватало дел и головной боли. Наступал понедельник, что означало новую трудовую неделю и начало летней сессии. Не надорваться бы от текучки.

И неделька, в самом деле, выдалась сумасшедшей. И время, как и прежде, двигалось в своем привычном скоростном режиме, но и его почему-то катастрофически не хватало. Слава спал урывками, тяжело и без сновидений, питался на ходу, и лишь бутербродами. Постель не убиралась, полы не пылесосились, мусор не выносился. А яркое солнышко, как назло, заглядывало постоянно в окна, выставляя напоказ пыль и паутину.

Вечер был в самом разгаре. Народу в ресторане было под самую завязку, некоторые ожидали своей очереди на улице, с завистью поглядывая на окна. В зале было шумно и весело. Настроение придавали и хорошие мелодии, звучащие с эстрады. Слава играл в свое удовольствие, поймав кураж. Он научился не слышать и не видеть зал. На душе было легко и покойно, абсолютно ничего не предвещало облачности.

Но неумолимо приближался миг, после которого жизненная река резко поменяет и русло, и скорость, и перепады высоты. К эстраде подошла длинноногая блондинка в черном вечернем платье с глубоким декольте, которое выгодно демонстрировало пышную грудь. Она помахала купюрой зеленого цвета, подзывая Сергея, лидера их ансамбля. Ярик бросил на нее взгляд, и… замер. На шее девицы красовался кулон. Ярко-красный бриллиант в виде капельки покоился в «авоське», плетенной золотыми нитями. Он не видел его раньше, но мог голову дать на отсечение, что это кулон Вики. Украденная часть эксклюзивного гарнитура. С этого мгновения мысли Ореха заработали с устрашающей быстротой, порой просто не хватало элементарного времени, чтобы как следует обдумать и взвесить возникающие один за другим порывы к действию. Он быстро отвернулся от девицы, демонстративно показывая равнодушие, и занялся своей гитарой, проверяя натяжку струн. Струны были в порядке, и нервы его натянулись так же, до упора. Даже чувствовал в груди их стальной гул, да и сердце заработало с какими-то перебоями, то замирало, то бешено колотилось.

— Играем «Фламенко» ДиДюЛя, — издалека долетел голос Сергея.

Полилась музыка. Слава старался, как и прежде, не смотреть в зал, но это теперь ему давалось с огромным трудом. Заметил, что девица отдыхала в чисто женской компании. А он надеялся, что увидит рядом с ней мужика со сломанным носом, что и послужило бы подтверждениям его подозрений. Если верить Вике, а он ей интуитивно верил, то насильник сорвал с ее шейки кулон и запихал в задний карман брюк. Она это хорошо запомнила, боялась больше за драгоценность, чем за жизнь.

Девица так и не дослушала заказанную композицию. Встала, слегка покачиваясь от выпитого мартини, отправилась в туалет. Дальше Слава действовал по наитию необузданного импульса. Потом, несколькими днями позже, вспоминая поминутно этот вечер, он ужасался самому себе. Такого безрассудства ранее за ним не наблюдалось, да и никто и никогда даже допускать мысли не стал бы, что Орешкин Ярослав на такое способен. Нарочито громко он порвал струну. Сергей обернулся на звук и кивком головы отправил нерадивого гитариста сменить струну. Слава, как позволяло душевное состояние, спокойно и равнодушно покинул сцену. В специальной комнате для музыкантов он задержался на одно мгновение, только положил гитару и все. Потом осторожно вышел из комнаты и, прижимаясь спиной к стене, скользнул в темный коридор, в конце которого и располагались уборные комнаты. Судак экономил электричество, и коридор освещался минимально, если не сказать больше. Темно было, одним словом. Там же, в конце коридора, была и бытовая комната уборщиц, где и притаился Орешкин, прислушиваясь к бешеному перестуку сердца. А время, ну как назло, остановилось, и стрелки на часах лениво шли по кругу. Отчаянье было так близко, так ощутимо. Наконец-то, дверь женского туалета распахнулась, и на пороге появилась она. Ошибиться в том Орешкин не мог: ее белокурые волосы были хорошо видны в полумраке. Она, удачно для него, остановилась, стала приводить в полный порядок складки вечернего платья, смахивая попутно несуществующие пылинки. Этой короткой заминкой и воспользовался Орех. Он бесшумно подскочил в ней и ударил ребром ладони по шее, чуть ниже затылка. Про жизненные принципы и законы чести в этот миг он вообще не думал и не вспоминал. Девушка коротко охнула и потеряла сознание. Слава подхватил ее, не давая шанса грохнуться об пол, и затащил в самый темный угол коридора. Аккуратно положил на не очень чистый пол, прощупал пульс на шее. Затем снял кулон и поспешил покинуть место преступления. Быстро схватил гитару и выскочил на сцену. Порвал-то он не часто используемую струну и мог спокойно вести свои партии без нее. Уже через мгновение он влился в коллектив, придавая музыке дополнительный колорит и окраску. Тихая музыка. А вот сердце выбивала кардинально противоположный ритм.

В это время в особняке Сладкомедова Олег Иванович принимал своего главного бригадира:

— Докладывай.

— Рыбкин нанял меня отыскать девчонку, над которой он последний раз совершил сексуально-извращенный подвиг.

— Перегнул палку? Следы хочет замести?

— Оно и понятно. Только кажется мне, что он чего-то не договаривает. Темнит наш Судак.

— Основания?

— Чую я пятой точкой. Ну, как можно отыскать девчонку без примет? Темноволосая и смазливая студентка. И все!

— Да, — пришлось согласиться с не блещущим умом Банзаем. Затеребил усы. — И что ты намерен предпринять?

— А что тут думать? Судак взял девчонку силой. Сто пудово, что она сопротивлялась, к тому девочкой была. Видать же было по орудию насилия, — явно доволен своей шуткой, сказал Банзай. — А значит, девчонка обратилась либо в милицию, либо в больницу. Но где-то и она должна бы наследить!

— Это мысль, — второй раз пришлось согласиться. — Постарайся быстрее завершить это дело. У меня тоже к тебе одно имеется.

— Хорошо, шеф, — у него запищал телефон, сообщая о поступившем сообщении. Банзай прочитал и изменился в лице. — Шеф, в «Эре Водолея» какой-то крупный скандал намечается.

Олег рефлекторно вскочил с кресла, но тут же рухнул обратно. Негоже в разгар скандала, где, наверняка, будут и милиция и пресса, светится ему.

— Поезжай! Держи меня в курсе! Сообщай каждые пять минут! — отдал он лаконичные приказы, и лицо его посерело от предчувствия грозы.

— Хорошо, — настроение хозяина передалось и Банзаю. Он сорвался с места, словно спринтер на короткие дистанции.

Сладкомедову успокоиться не помогли и парочка рюмок элитного коньяка. Нервное напряжение нарастало в прямой зависимости от бегущих минут. И лишь некоторое воспоминание заставило его горько усмехнуться.

Вспомнились те две встречи, после которых Банзай и стал работать на него. Первое рандеву произошло в его рабочем кабинете. Банзай записался на прием по личному вопросу, отсидел около двух часов в очереди и только потом вошел в кабинет. Терпение его было исчерпано, и потому парень с порога заявил:

— Я знаю про вас все, Олег Иванович. Вы – владеете несколькими кафе, ресторанами и киосками. Я хочу на вас работать.

А у Сладкомедова в тот день было отвратительное настроение, проблемы навалились буреломом: дом, работа, налоговая проверка, убытки в трех кафе. Короче, на душе был полный мрак. А еще тут этот наглец нарисовался. Вот и брякнул он в сердцах:

— Поцелуй меня в зад. Может, тогда. Расквадрат твою гипотенузу! — и выпроводил из кабинета. Забыл.

А вот Банзай не забыл. И устроил им вторую, незабываемую встречу.

Возвращался Сладкомедов на машине домой. Водителя он отпустил, и потому сам управлял автотранспортом. И тут на полной скорости в его служебную «Волгу» въезжает «Жигуленок». Сладкомедов выскочил из машины, готовый на великие подвиги: разорвать, растоптать, стереть с лица земли. И увидел самодовольное лицо Банзая.

— А я вот, поцеловал вас в зад! — радостно сообщил тот.

И был принят на работу в качестве бригадира.

В ресторане наметилось волнение среди обслуживающего персонала. Забегали туда-сюда охранники, отрывисто крича что-то в портативные рации. Официанты сбились с привычного ритма, натыкались друг на друга, роняя подносы. «Началось», — подумал Слава. И тут его взгляд приковали музыкальные колонки. Большие, в человеческий рост, динамики их «смотрели» в зал, а вот задние части…. Сделаны они были из фанеры с множеством прорезей для улучшения акустики. Не отдавая полностью отчет своему действию, Орех сделал небольшой шаг и оказался вблизи одной из таких колонок. Рука нырнула в карман, нащупывая кулон. Через мгновение драгоценность проскользнула в прорезь и мягко упала на дно колонки. Шаг назад – и Слава занял свое привычное место в расстановке музыкантов. Волнение докатилось и до эстрады, музыка прекратилась, взамен пришло перешептывание: «Что происходит? В чем собственно дело?». Вопросы так и оставались не удовлетворенными, пока к микрофону не подошел Козлов,делопроизводитель и правая рука Судака.Он сделал следующее объявление:

— Прошу внимание, господа. У нас произошло небольшое ЧП. Одну из гостей нашего заведения только что ограбили в женской комнате, применив насилие. Украли раритетный, большой стоимости старинный кулон. Так будем же благоразумными, господа. Прошу без излишней спешки, а главное, без паники, покинуть ресторан. Хочу предупредить, что при выходе вас будет обыскивать наша служба безопасности. Спасибо.

Последнее слово потонуло в гуле и рокоте. Посетители возмущались и роптали. Орешкин почувствовал такой прилив жара, что во рту мгновенно пересохло, и губы потрескались. Только сейчас он осознал, что затеял очень опасную игру.

— Это неслыханное безобразие! Вы не имеете права обыскивать людей! — кричал фальцетом высокий брюнет, который, кстати, частенько мелькал на местном телевидении. И не он один, в зале было много уважаемых, высокопоставленных чиновников различных рангов. И их праведному возмущению предела не было.

— Назревает скандал, — сказал Сергей и потопал к бару. — Пошли, парни, опрокинем по рюмашке. Работать сегодня больше не придется.

Слава тоже почувствовал желание выпить сто грамм хорошего коньяка, но во время одернул себя. Не стоило поступать опрометчиво, вечер как вечер, без перемен. И он должен вести себя как обычно и привычно для окружающих. Да и голова должна оставаться светлой и чистой. Вот только зубы предательски звякнули о край бокала с минеральной водой. Но, слава богу, никто этого не заметил. Всеобщее внимание было приковано к залу, где начинало твориться что-то необъяснимое. Люди метались, возмущались, выкрикивая откровенные угрозы. Легкая паника все-таки имела место быть. К микрофону вновь подбежал Козлов, красный и взмокший:

— Извините, господа, вышло небольшое недоразумение. Обыскивать вас никто не собирается. Примите еще раз мои извинения за испорченный вечер и этот спектакль.

— А вот и Банзай появился, — прошептал бармен Вася. — Устроит он сейчас Судаку разбор полетов. И кого это ты решился прошерстить, рыбешка? И ведь сам на публике не появился. Кишка тонка.

Подошел официант:

— Персоналу, и вам в том числе, приказано остаться. Собрание общее будет.

А зал между тем пустел. Напряжение в груди возросло до такой степени, что, казалось, сердце еще чуть-чуть и развалится на части. «Как хорошо, что кулон скинул. Какие-то высшие силы подсказали мне так поступить. Нас-то уж точно обыщут с пристрастием, церемониться не станут. А если устроят повсеместный шмон? Найдут в колонке кулон? — мысль обожгла и без того воспаленный мозг. — И догадаются, что это кто-то из музыкантов. На эстраду лишних не пускают. А кто отлучался? Орешкин. Зачем? Струну на гитаре поменять. Поменял? Нет. Все! Finita la comedia!». Слава выпил еще один бокал воды. Но нервы не спешили успокаиваться, и дрожь перешла в колени.

Зал окончательно опустел. За последним нетрезвым гостем закрыли дверь. Весь персонал принудительно пригласили в зал. Распоряжался всем Банзай:

— Рассаживайтесь! — приказал он. — Сейчас нам господин Рыбкин все подробно объяснит.

— К сожалению, Сергею Ивановичу стало плохо с сердцем, — стал говорить Козлов, но осекся: в зал медленно вошел бледный директор ресторана.

Раньше Орешкин никогда не видел его. Переговоры по трудоустройству с ним вел Козлов. А вот сейчас узрел и невольно вздрогнул. Нос Рыбкина был заклеен лейкопластырем, синяки под глазами окончательно не сошли, были желто-коричневой окраски. Мозаика окончательно сложилась в понятную и очень яркую картину. Это был он! Любитель экстремального секса в совсем непригодных условиях. Это он изувечил Вику. Это он позарился на раритетный кулон. Да имел еще наглость подарить его своей пышногрудой любовнице. Вряд ли эта молодая блондинка являлась законной женой.

— На сегодня рабочий день окончен, — прохрипел Судак. — Можете быть свободны. А завтра – как обычно. — Лаконично, банально и без лишних пояснений.

Слава не ошибся в своих догадках. При выходе их бесцеремонно обыскивали, раздевали вплоть до нижнего белья. А потом буквально выпихивали на улицу. Оказавшись на воле, Орех облегченно вздохнул. Хотя это не приносило никакого облегчения. Ведь, по большому счету, ничего не закончилось. Колесо закрутилось, и его не остановить. И никто не знал, каким эпилогом эта история закончится.

В ресторане остались только Рыбкин и Банзай со своими бойцами, не считая охранников у входа. Но спустя пять минут приехал сам Сладкомедов.

Он сразу же, ни с кем не перекинувшись даже взглядом, прошел в свой личный приватный кабинет. Это был неприятный знак, особенно для Рыбкина, который все понял, потому и сник окончательно. За хозяином осмелился пройти только Банзай. Олег устало плюхнулся в кресло, выслушал от бригадира последние новости и приказал:

— Принеси коньяк и лимон. А потом, спустя полчаса, позовешь этого клоуна. Пусть пока промаринуется.

А этот «клоун» то краснел, то бледнел, то вообще покрывался разноцветными красками. Его кидало поочередно и в жар, и в холод. И вот в таком плачевном, разобранном состоянии он и пошел на аудиенцию к шефу по настоятельному приказу Банзая.

Олег Иванович не предложил ему присесть, не дал шанса с порога начать оправдываться:

— Доигрался?

— Олег Иванович….

— Доигрался! — убедительным утверждением прервал его хозяин. — Сам-то хоть отдаешь себе отчет, что за фортель ты тут выкинул? Каких людей ты, вошь паховая, собрался обыскивать? — Судак стоял весь красный, с низко опущенной головой, словно провинившийся первоклассник. — Ты понимаешь, что ты не только крест на своей карьере поставил, ты меня в дерьмо окунул.

— Понимаю, — промямлил Рыбкин.

— Да не хрена ты не понимаешь! — закричал Сладкомедов и как следует приложился кулаком по столешнице. Рюмка вздрогнула и опрокинулась, выплеснув остатки марочного коньяка. — Расквадрат твою гипотенузу! Теперь из-за тебя придется ресторан закрывать,потому как он начнет приходить в упадок. Никто не придет скоротать вечерок в заведение с такой вот репутацией. Уважение и престиж зарабатывается годами, потом, кровью и капиталовложением, а ты умудрился разрушить в одно мгновение. А вот восстановить уважение почти невозможно. Все, хватит! Ты уволен!

— Олег Иванович! — взмолился Судак, смешно сложив свои пухленькие ручки на груди.

— Банзай! — громко позвал Сладкомедов, и бригадир тут же появился на пороге. — Проследи, чтобы этот забрал из кабинета только свои личные вещи. Ключи от сейфа, кабинета и ресторана принесешь мне. Все! Идите!

Рыбкин удрученно покинул хозяина в сопровождении Банзая. В своем рабочем кабинете он устало опустился на стул, но поймав красноречивый взгляд бригадира, поспешил собирать личные вещи. Фотографии, блокноты, еженедельники.

— Хочу предложить сотрудничать, — обратился он к Банзаю. — Нет, нет, ничего против Олега Ивановича. Новый заказ. — Невозмутимость и отрешенность бригадира толкнули на крайние меры. — Получишь в три раза больше, чем за девчонку.

Жадность блеснула в глазах громилы, но мгновенно угасла. Играть в обход хозяина представляло огромную опасность для жизни. А вот угодить шефу – значит, подняться. Чем только черт не тешится. А вдруг Сладкомедов за усидчивость и преданность возьмет и назначит его, Бабаева Александра Михайловича, директором этого ресторана.

— Поиски девчонки прекращаем?

— Нет, ни в коем случае, — Судак обрадовался его согласию. — Но ищем еще и мужика.

— Какого? — сообразительностью Бабаев не блистал.

— Который нос мне, сука, сломал, — с горечью и обидой ответил Рыбкин. — И не только нос. Он мне всю жизнь под откос пустил.

— И тоже без особых примет? — съязвил Банзай.

— Есть примета, — с готовностью ответил бывший директор. — У него в руке был чемодан.

— И все? — возмутился бригадир, не дождавшись продолжения.

— Все! — резко ответил Рыбкин. — Но ведь и деньги я предлагаю большие. Можно и попотеть.

— Хорошо, — согласился Банзай. — Так, ты все свое барахло собрал?

— Да, — спесь моментально сползла с него. Оставив связку ключей, он навсегда покинул ресторан.

А Банзай торопливо направился к хозяину. Нельзя было упускать время, пока иные претенденты на вакантную должность не подсуетились.

Внимательно выслушав его, Сладкомедов надолго и серьезно задумался. Беспрерывно пощипывал краешек усов, что говорило о его огромной заинтересованности. Придя к определенным выводам, он начал неспешно рассуждать вслух:

— Так, так, так. Что у нас получается? А получается у нас очень прелюбопытная картина. Все события, которые за последнее время случились с нашим бывшим директором, звенья одной цепочки. Связанны они, интуиция так и шепчет. А как их связать? А свяжем мы их фантастическим способом, по-книжному. У Дюма-отца были подвески, у нас же фигурирует кулон. Старинный, раритетный кулон с бриллиантом чистой воды. Вещь очень дорогая. Иначе Судак бы так не суетился и не рисковал. У него самого отродясь такой вещицы и быть-то не могло. Значит, и скорее всего, драгоценность он украл. Вопрос: у кого? Ответ: у девчонки, которую он изнасиловал в свой последний приступ. Но на грех, тут на сцене появляется Робин Гуд, назовем его пока так, с черным чемоданом в руке. Хотя, цвет может быть и ошибочным, ночь была. Он спасает девчонку и уводит ее в неизвестном направлении. Девочка, явно, в шоке, и забывает забрать у насильника кулон. А Судак, хоть и получил конкретно по носу, остался доволен приобретением. Дарит кулон любовнице и усердно занимается поисками девушки, не жалея средств. Зачем? Заткнуть ей рот. Но опаздывает. Робин Гуд нашел его первым. Нет, не так. Он не знает, кто насильник, иначе пришел бы к Рыбкину намного раньше. Он совершенно случайно видит этот кулон на шее любовницы и, применив силу, забирает его. Вот поэтому Судак и желает теперь отыскать обоих, а за парня готов отвалить втрое больше.

Банзай слушал рассуждения хозяина, словно сказку из сборника 1001 ночи, раскрыв рот, и даже в конце зааплодировал:

— Браво, шеф! Так, наверное, и было.

— И как мы поступим?

— Как? — бригадир иногда проявлял незаурядную тупость.

— А поступим мы следующим образом: через денек ты отправишься к нему, наврешь с три короба, как плодотворно идет поиск этой сладкой парочки. И, поймав удачный момент, выльешь этой рыбине целую бутылку водки.

— Шеф, он же только что вшил «торпеду». Он же может и с катушек слететь?

Олег Иванович выразительно посмотрел на него, и тот понял замысел хозяина, ехидно рассмеялся:

— Не забудь про любовницу. Она тоже, может быть, в курсе всей истории. Но что взять с деревенщины? Как приехала с периферии, так обратно и покатит.

— Что? — не понял Банзай.

— Отправь её. В глушь, в деревню, в Саратов.

— Она вроде из Кургана.

— Эх, ты, — довольно рассмеялся Сладкомедов. — Классиков читать надо, а не коллекционировать. А вот на поиски девицы и Робин Гуда надо бросить все силы и возможности. Это твое приоритетное задание, главное то есть. И докладывать мне о ходе операции ежедневно. Все! — он махнул рукой, освобождая себя от утомительного собеседника. Плеснул на самое донышко бокала коньяк, полюбовался благородным цветом, насладился ароматом и опрокинул в рот. Следом – ломтик лимона с солью и перцем.

— Прощай, Рыбкин! Счастливого тебе плавания.

— Прощай, счастливая пора, — зеркальное отражение горько усмехнулось и опустошило мелкими глоточками рюмку текилы.

Благодатное тепло, пробежав по пищеводу, обожгло желудок. Слава чувствовал, как алкоголь впитывается в кровь и разбегается по всему организму. Через некоторое время он вновь посмотрел в зеркало, висевшее над кухонным столом, и заметил, как бледность покидала лицо, сменяясь природным румянцем.

— Ну, и дурак же ты, Орех! Ох, и дурак! Чем ты думал сегодня? Где твой расчетливый ум? Где молодая поросль мудрости? Это ведь тебе не в казаки-разбойники играть. Детство-то давным-давно закончилось. Неужто не заметил? И что, не жилось тебе спокойно, мятежная душа? Выгнал ты это времечко, перечеркнул. А взамен проступком ты своим призвал новое время. Лихое. Это тебе далеко не романтическое приключение. Оно намного опасней и страшней. Ты же совершил преступление! Разбой, грабеж! Да, из благородных побуждений, но статья УК РФ во внимание это не принимает. Где гарантия того, что второй раз ты не переступишь черту? Третий, и последующие разы? Нет таких гарантий! И априори быть не может. Потому как дальше вершить беззаконие станет проще. Совести глотку ты заткнешь легко. Нет, нет, нет! — Слава сильно тряхнул головой. — Только прошу тебя, Орех, не ищи для себя оправдания. Ты – мастер на этом поприще. Эзоповская лиса с зеленым виноградом. Оправдание нет, и точка. А вот ты, по наитию благородства, обесценил свою жизнь. За тебя теперь никто и ломаного гроша не даст. Решил поиграть с судьбой? Наивный ты человечище. Чудак! У судьбы всегда крапленая колода и полный рукав козырей.

Ярослав тяжело поднялся и прошел в комнату, плюхнулся на кровать. Он надеялся, что алкоголь поможет, и он хоть немного поспит. Завтра предстояло сдать последний экзамен. Но такое стихийное потрясение чувств не позволило сновидениям захватить его в свои цепкие лапы.

Наконец-то последний экзамен был небезуспешно сдан. Сессия, а вместе с ней и третий курс стали историей.

Уставший, до конца опустошенный, выжитый, как лимон, Орешкин сидел в сквере около института и ел мороженое, откусывая его большими кусками.

— Молодец! — рядом брякнулся Борис. — Поздравляю.

— Взаимно, — вяло, без особого энтузиазма, ответил Слава.

Друг внимательным взглядом изучил его внешний вид.

— Слушай, сегодня такой счастливый день, а ты выглядишь так себе. Словно на тебе всю ночь черти катались.

Слава впервые услышал этот речевой оборот, и он ему пришелся по душе. Только сил хватило на слабенькую улыбку:

— Может, так оно и было. Вообще-то, я не спал всю ночь.

— Полнолуние?

— Точно! То-то я чую, как шерсть растет, и клыки прорезаются.

— О, пытаешься шутить? Значит, жить будешь. Поехали!

— Поехали, поехали. Там все увидишь.

Сопротивляться было бесполезно, да и оставаться наедине с собой, своими страхами и размышлениями совсем не хотелось.

А приехали они на квартиру Бориса.

— Сейчас отварим много пельменей и опрокинем грамм по сто хорошего виски. Надо отметил это событие. Перешагнули мы экватор. Осталось нам прожить два курса. — Он открыл входную дверь. — Ты проходи в комнату, а я организую стол. — И Борис шмыгнул на кухню.

Слава прошел в большую, светлую комнату и замер около порога. Вид комнаты поверг его в легкий шок. Беспорядок, что царил тут, был просто потрясающим. Даже для него, уже полгода проживающего в полном одиночестве, такой смачный бедлам был в диковинку. Мелькнула было даже шальная мысль, что друга ограбили. Но больше всего поразило женское нижнее белье, которое в огромном количестве было раскидано по всей комнате, даже на телевизоре красовались стринги. Переступить порог он так и не решился, а направился к Борису на кухню. Картина была точной копией. Правда, Борис успел-таки чуточку прибраться. Он складывал грязную посуду в мойку и что-то ворчал под нос. Увидев входящего друга, он непривычно так смутился, но комментировать ничего не стал. Да и Орех тактично промолчал.

— Садись, а я сейчас виски принесу, — Борис отправился в комнату, откуда донеслось его приглушенное возмущение.

Орешкин увидел на краешке стола его мобильный телефон. Действовал чисто импульсивно, так как не мог на фоне последних событий задуматься об этом. Он взял мобильник, пролистал «телефонную книжку», откуда и извлек номер Стеллы.

Вода в кастрюле закипела, и Слава, распаковав пакет, запустил пельмешки. Борис пришел через некоторое время, наведя относительный порядок в комнате.

— Ну что, по рюмашке? — от радужного настроения не осталось и следа.

— Может, не стоит, — поморщился Слава. Не любил он виски, да и усугублять душевное состояние особого желания не было. Друг был солидарен с ним:

Аппетит не пришел даже во время еды. Удивительно для молодого поколения, и уже тем более для вечно голодных студентов. Так, ковырялись вилками, гоняя пельмени по тарелке.

— Какие планы на лето? — чисто риторически спросил Борис.

— Не знаю, — честно признался Слава. — Неделя на работе, неделя в деревне. Огород, дрова, текущий ремонт погреба. Бабке давно обещал. — Они немного помолчали. — А сейчас, Борь, я, пожалуй, отправлюсь домой. Устал я что-то сильно. Отоспаться мне надо.

— Давай, — легко согласился друг и вышел его провожать в прихожую.

И в это время входная дверь распахнулась, и на пороге появилась Стелла. И для нее, и для Славы эта встреча была полной неожиданностью. Растеряно молчали, глядя друг на друга. И через мгновение Слава вдруг понял, что Стелла тут живет. Живет с Борисом!!! Догадка обожгла его каленым железом. Сердце захлестнула горечь. Он даже не слышал, о чем стали говорить между собой гражданские супруги. Услышал лишь концовку.

— Так вот, в субботу поедем на Поповское озеро. Палатки, шашлык, гитара у ночного костра. Одним словом, романтика! — оптимизм так и бил фонтаном из Стеллы. — Ну, как, ты присоединишься?

— Созвонимся, — неопределенно ответил Слава. — Извини, мне пора.

— Давай, Ярик, — попрощался Борис.

— Ярик? — удивилась Стелла. — У тебя новая кличка?

Отвечать совсем не было настроения, пришлось другу вносить ясность:

— Его полное имя – Ярослав.

— Серьезно?

Дальше оставаться рядом с предметом обожания не хватало мужества, и Слава буквально сбежал с квартиры друга.

После двухчасового беспорядочного хождения по улицам и переулкам Энска Виктория оказалась около дома, в одной из квартир которого, проживали ее школьные друзья. Молодая семейная чета Орловых, Николай и Светлана. Ребята были старше Вики на три года, что совсем не мешало им крепко сдружиться. Еще в школе они всегда опекали Вику, и на улице она всегда чувствовала заботу и внимание. Сразу же после школы они поженились и жили теперь отдельно, ни от кого не зависели, в двухкомнатной квартире. Детей пока у них не было,потому как оба продолжали заочно учиться в ВУЗе и работали. Обустраивали быт, копили деньги на планируемое потомство.

— О! Привет! — у подружки был недостаток, один единственный: Света могла говорить безостановочно. Даже в независимости, слушают ли ее или делают вид, что слушают. По большому счету, как таковой слушатель ей был не нужен. Она говорила и говорила, задавала много вопросов, но не дожидалась ответов. Она легко перескакивала с темы на тему и тут же возвращалась обратно. Интересы у нее были разнообразными, поток информации мог нескончаемо литься с ее уст. Правда, это было не всегда. Но когда находила такая блажь, то удержать подругу было практически невозможно. Как раз сегодня и был, как шутливо говорил Коля, «словесное недержание».

— Проходи. Очень хорошо, просто замечательный факт, что ты все-таки надумала навестить старую подружку. Хотя, двадцать один год – это же старость. Но, как говорят, не года старят человека, а пережитое им. А я тут одна. Совсем закисла, как квашеная капуста по весне. Поговорить-то совсем не с кем. Приходится все время молчать, а это просто выводит меня из равновесия. Просто с ума сводит! Кошмар! Самая большая пытка для женщины, по моему скромному и несовершенному мнению, это – обет молчания.

— А где Коля? — успела-таки вставить вопрос Вика.

— Вчера утром укатил в Москву. Взял отпуск на работе и решил не баловать, не продавливать диван, а провести его с пользой. Нашел объявление, и вперед! На заработки. Смена поля действия тоже ведь приравнивается к отдыху. А что? Шофер он первого класса, с полным набором категорий. Вот уже звонил с утра. Посадили его! Ха! Как ты побледнела! На МАЗ его посадили, будет по Подмосковью стройматериалы развозить. Москва строится и расширяется. И чего, я никак в толк не возьму, хоть убей, хоть на части кромсай, все лезут в столицу нашей родины. Ты тоже не понимаешь? Отлично, значит, не одна такая простоватая и глуповатая. Ведь в глубинках живется намного лучше и комфортней. И воздух чище, и асфальт жиже, и пробок нет. А люди!!! Сама доброта и отзывчивость. О?! А ты с чемоданом? Поняла: только что вернулась из Городищ и сразу ко мне на огонек, что одиноко светится в моем окошке. Молодец! Правильно! Так и надо! Похвально! Домой ты всегда успеешь, а вот я через три дня отчаливаю.

— И что главное, я Николашке говорю: я тоже не лыком шита. Не белоручка там какая-то. Зачем мне отпуск на побережье Черного моря? Незачем! В конце концов, я молодая, здоровая, кровь с молоком и немного кваса. Рано валяться на песочке и греть косточки. Короче, хотя куда еще короче, я тоже еду в златоглавую. Работать, пельмени лепить. Подумаешь, месяц у конвейера, зато деньги обещают неплохие.

— А я из дома ушла.

— И правильно сделала, — продолжала щебетать Света. Но тут смысл сказанного подругой дошел до нее, и она медленно опустилась на стул, прервав сервировку стола к чаепитию. — То есть?

— Выгнали меня.

Время воздержания было столь коротким, что почти не заметным. К Свете вернулась прежняя активность, и она с удвоенным усердием засуетилась около стола.

— А я ожидала нечто подобное. Рано или поздно, но ты бы сама покинула семью. Не в том смысле, что вышла замуж, и прочее, прочее. Отец у тебя, ты уж великодушно прости меня за откровенность, тиран-самодур, с большими эгоистическими наклонностями. Так точно определила моя сестра, психолог, между прочим, и очень даже ныне востребована. И все время жить в такой обстановке – опасно. Для психики опасно. Да и для жизни тоже. Но ничего! Что не делается, все к лучшему. Месяц ты можешь пожить и у нас. Присмотришь тут заодно. А главное: и душой оттаешь, и сил наберешься. А то выглядишь, кстати, ты малоприятно.

Стол был окончательно накрыт. Варенье, печенье, конфеты, кексы с изюмом, целая гора бутербродов с колбасой, с сыром и с красной рыбой.

— Налегай. Цветочки польешь, а то я не очень хочу договариваться с соседкой. Ее большой любопытный нос обязательно залезет в шкаф с моим нижним бельем. А фантазия у нее! Потом век не отмоешься. Пыль станешь вытирать, проветривать. Деньги на пропитание имеются? А то смотри, я оставлю. Не умирать же с голоду. — Света откусила большой кусок бутерброда и замолчала. Вика воспользовалась моментом:

— У меня некоторые проблемы в институте. Я им только по телефону сообщила, что мне нужен академический отпуск. Вот теперь необходимо привести весомые основания для этого. Не могла бы твоя сестра написать какую-нибудь справку. С каким-нибудь непонятным, но очень страшным диагнозом.

Света дожевала бутерброд, глотнула чай и схватила телефонную трубку. Говорила она с сестрой на своем родном, чувашском, языке.

— Всё! — закончив разговор, сообщила она. — Завтра поедешь к ней, справка будет готова. Короче, хотя куда еще короче, у тебя – сильное нервное истощение. И кажется мне, что это на самом деле присутствует. А ну-ка, девочка, рассказывай, что с тобой произошло?

— А можно и мне с тобой в Москву? — ушла от ответа Вика. — Отвезу справку и целый год буду свободна. Как сопля в полете, — шутить не получалось. — Уеду к черту на кулички. Пельмени стану лепить.

— От кого бежишь? — прищурив глаза, спросила Света. — Ну, да ладно. Не мое это дело. Отболит, созреет – сама скажешь. А вот насчет поездки? А что? Я всеми конечностями «за». Вдвоем не так страшно и намного веселее.

Ярослав проснулся, но еще долго продолжал валяться в кровати. Он не мог сразу определить, какое время суток за окнами с неплотно задернутыми шторами. Было или очень раннее утро, когда солнечный диск еще не выглянул из-за горизонта, или же вечерние сумерки. Стал гадать и считать: он приехал от Бориса и тут же завалился в кровать, и…? Так вечер сейчас, или он провалился в объятье Морфея на полутора суток? Вздохнул и вылез из-под теплого одеяла. Посмотрел на часы. Вечер. Вечер?!

— И что теперь мне делать? Спать уже не хочется. И заняться нечем. — Он упорно отгонял зародыши мыслей о Стелле.

Отогнал, но стало еще хуже. Вспомнились последние события, и его снова бросило в жар. Кулон остался лежать в музыкальной колонке.

— Может, поехать в «Эру»? — в последнее время он стал замечать, что, оставшись наедине с самим собой, говорит в полный голос. Первый признак одиночества? Симптомы психологического заболевания? — Вдруг подвернется момент забрать драгоценность. Да и Судака больше нет. Хотя, кто знает, может, кто и приставлен следить за персоналом. Не стоит пороть горячку. Надо действовать с большой осторожностью и минимальным риском. Кстати, а нам так не заплатили за последнюю неделю. Не до этого было.

Он прошел на кухню и поставил на плиту чайник. Позвонил Сергею, лидеру их музыкального коллектива:

— Ты был в «Эре»?

— Ты насчет заработной платы? Попросили перезвонить завтра. Там грядут большие перемены. Если что, то я тебе сразу звякну.

— Ладно. Отбой.

Спасительная мысль пришла после первого глотка черного чая. Слава решил убить свободное время с пользой, а именно – наварить на ближайшую неделю борщ да нажарить котлет на второе. Практиковать это он начал совсем недавно, что было очень выгодно. Первое блюдо было всегда готовое, стоило только разогреть в порционной кастрюле одну порцию. Конечно, это могли лишь быть щи и борщ, ну, и гороховый суп, с риском. Они со временем делались только вкуснее. Котлеты тоже разогреваешь в микроволновой печке, а приготовить гарнир – пустячное дело. Пока греется суп, пока ты ешь его, макароны или гречка успеют свариться. Сказано – сделано. Включив радио на любимой волне, Слава с оптимизмом принялся за дело. Так увлекся, что оживший вдруг мобильный телефон заставил его слегка вздрогнуть. Голосом Ивана III из знаменитой комедии он проворчал: «Оставь меня, старушка, я в печали», что сообщало о входящем сообщении. Номер был незнакомым.

«Привет, мой незнакомый друг. Мне одиноко и тоскливо. Поговорим?»

Ради интереса, да и потому как делать особо было нечего, Слава ответил своей SMS, интуитивно догадался, что оппонент – девушка:

«Привет. Кто ты? Где взяла мой номер? Лично я всегда один, но грустно мне не бывает».

Ответ пришел моментально:

«Зовут меня Вера. Номер набрала с помощью научноготыка. А как зовут тебя? Как справляешься с меланхолией?».

Слава успевал и картофель крошить, и SMS строчить:

«А я – Орех. Одиночество – это спасительный круг в море людского эгоизма, обмана и наглости».

Вера: «Это было чье-то пророчество,

А возможно, судьба или рок.

Только встретились два одиночества

На перекрестке дорог».

Орех: «Это стихотворение Владимира Невского. Начало – оптимистическое, жаль, что заканчивается не сказочно, грустно».

Вера: «Ты читал Невского? Интересно. А сколько тебе лет? Мне восемнадцать. Студентка».

Орех: «А мне уже двадцать, и я тоже грызу гранит наук. А поэзию я люблю. Больше, конечно, классиков».

Вера: «Большая редкость. Современная молодежь предпочитает компьютеры, музыку и пиво».

Орех: «Я – белая ворона».

Вера: «Уважаю альбиносов».

Орех: «А сейчас я занимаюсь тем, что пытаюсь сварить борщ, настоящий, украинский».

Вера: «С пампушками?»

Орех: «Нет. На это кулинарного таланта у меня не хватает».

Вера: «После шести кушать вредно».

Орех: «Я после семи поем».

Вот в такой шутливой форме и завязалось их знакомство. В минуты наступающего отчаяния и тоски Слава всегда посылал сообщение Вере, и в этой переписке как-то успокаивался, не принимая впоследствии поспешных и импульсивных решений. По обоюдному согласию, они общались только на уровне SMS, не звонили, не пытались назначить встречу. Виртуальное знакомство имело незаменимые плюсы: в любой момент можно было оборвать эту дружбу. Безболезненно и без последствий. Не надо смотреть друг другу в глаза, не надо врать и изворачиваться. Никаких обещаний и обязательств.

Банзай был весь какой-то взъерошенный и безмерно возбужденный. Он прямо с порога начал было изливать гнев, но уже в конце предложения скатился на привычное поклонение хозяину:

— Олег Иванович, это правда, что вы назначили директором ресторана «Эра Водолея» Козлова?

Сладкомедов немного опешил от такого напора, но, только глянув на своего бригадира, как тут же рассмотрел причину его недовольства. Явно, что Банзай сам метил на это тепленькое местечко. Спал и видел. Да только его кандидатуру Олег Иванович даже не брал в расчет. Должность была серьезная, а Банзай был простоват, глуповат даже для такого мягкого кресла и пухлого портфеля. Но он был в хорошем настроении, чтобы вот так, в лоб, обидеть самого преданного из всей челяди. Он правдиво предсказал судьбу ресторана, хотя всей истины не раскрыл:

— «Эра», как ресторан, отживает свое. Такой громкий скандал не может пройти без последствий. Да, пока этого не видно, но поверь моему чутью и опыту: крысы заметались, они ищут пути схода с корабля. Первый признак крушения. Солидные клиенты уже никогда не переступят порог «Эры». А без их широких гуляний ресторан в скором времени превратится в обыкновенную столовую.

— И вы об этом говорите так спокойно? — изумился Банзай.

— А что делать? Таковы суровые законы действительности. А вот что делать дальше с рестораном, я еще не придумал. Пусть Козлов пока бултыхается и вертится. Ненадолго это.

Объяснения хозяина не удовлетворили тщеславия Банзая, и он сидел, насупившись, с обиженным видом пятилетнего мальчика, которому не купили понравившуюся ему игрушку. Сладкомедову это только доставляло душевное удовольствие.

— Каждый человек должен делать то, что он может делать на «отлично». Как говорили древние мудрецы: пусть сапожник судит не выше сапог.

— Что? — Банзаю было трудно понять даже такие простые истины. Для него – это была философия высокого полета мыслей. Да только разжевывать не было никакого желания.

— Что там у нас с поисками девицы и ее рыцаря?

С Банзая мигом слетел вид обиженного мальчика, деловито раскрыл папку и достал лист бумаги:

— Девочка не засветилась ни в милиции, ни в больнице. Мы прочесали студенческий городок, но там смазливых девок – пруд пруди. Зато узнали одну любопытную информацию. — И театрально так замолчал, пытаясь пробудить в хозяине огромный интерес. В итоге получил:

— Не интригуй, плохо получается.

— За последнюю неделю пять студенток в авральном порядке оформили академические отпуска.

— Да? — слегка приподнял брови Сладкомедов. — А вот это уже тема для размышления. Ведь что-то заставило их так поспешить. Потерять целый год, сбиться с ритма, поменять антураж – это серьезный шаг. Молодец, действуешь в правильном направлении. И кто там? — Олег Иванович проявлял нетерпение.

— Две девицы местные, городские. Их сейчас проверяют мои ребята. А вот три – иногородние. Сложнее.

— А что тут сложного? Поедешь по всем адресам и выяснишь побудительные причины. — Он внимательно прочитал список фамилий. — Кстати, когда будешь проверять, то не забудь навести справки о родителях этих горе студентках. Девушка с таким дорогим украшением на шее должна быть из обеспеченной семьи.

— Понял, — кивнул головой Банзай.

У него зазвонил телефон, и с позволения хозяина он внимательно выслушал оппонента, потом доложил:

— Местных можно спокойно вычеркивать. Одна и правда на сносях, вот-вот должна родить. А вторая сломала ногу в двух местах. Потанцевала она так неудачно. Лежит в больнице на вытяжке.

— Понятно. Остаются три кандидатуры. Поедешь сам. Деньги возьмешь у кассира.

Олег достал из ящика стола карту города и разложил ее на столе.

— Ну-ка, покажи, где вы обнаружили этого сексуального маньяка.

Банзай с готовностью ткнул в карту:

— Вот на этом пустыре. Здесь – новостройка банка, а тут бывший гаражный кооператив понастроил около ста ракушек.

Сладкомедов, глядя на карту, задумался, шевеля бровями.

— А как ты думаешь, Банзай, что мог делать человек с чемоданом ночью в таком месте? — бригадир даже думать не хотел, просто пожал плечами. — А делать он мог только одно. От только что приехал! Поставил машину в гараж и отправлялся домой.

— Да, наверное, — обрадовался Банзай.

— Так вот! Пока ты катаешься по соседним областям, прикажи своим парням как следует попотеть. Мне нужен полный список всех хозяев этих гаражей. И не просто там фамилия-имя-отчество, но и место работы.

— Но там сто гаражей!

— Я не спрашиваю количество, — сердито ответил Олег. — Я говорю лишь то, что мне надо. Расквадрат твою гипотенузу!

— Извините, — мгновенно отреагировал бригадир.

— Сроку вам неделя. Самое максимальное. Ждать больше не стану.

— Хорошо, Олег Иванович, все сделаем в лучшем виде.

Удовлетворенный активностью бригадира, Сладкомедов откинулся на спинку кресла:

— А как там чувствует себя наш Судак?

Банзай ехидно засмеялся:

— Он зачем-то выпил водочки и в итоге сошел с ума. Теперь лежит в казенном доме с желтыми стенами по соседству с Наполеоном и Иисусом из Назарета.

Олег не смог сдержать довольной ухмылки:

— А его любовница?

— Она уехала в Саратов.

— В Саратов? — не веря своим ушам, переспросил Сладкомедов.

— Ага, — Банзай не заметил реакции хозяина, и с удовольствием пояснил. — Она сначала и не хотела ехать в Саратов, домой просилась, в Курган. Но я ей все-таки внушил, что так будет лучше.

— Купил билет и посадил на поезд.

Олег Иванович рассмеялся в голос. Так хорошо на душе у него давно не было.

Борис проснулся с неприятным осадком на душе. Вылезать из-под одеяла не спешил. Лежал и думал, что могло повлиять на расположение его духа. Сон? Вряд ли! Снилось непонятное, но приятное, светлое и теплое. Но были же причины, которые повлияли на градус настроения? И где они проросли? Все должно быть кардинально противоположно. Окончил третий курс, впереди каникулы, и…. Поймал себя на мысли, что вспоминая череду приятностей, он даже не упомянул Стеллу. Борис осторожно повернулся набок и посмотрел на безмятежно спящую девушку. До чего же красива она была. Он с трепетной нежностью прикоснулся губами к ее пульсирующему виску. Стелла что-то раздраженно пробормотала и перевернулась на другой бок. «Вот только характер не соответствует ее ангельскому обличию, — подумалось Борису. — Тяжелый нрав. Избалованная и капризная». Чем дольше он над этим размышлял, тем больше находил в ней негатива. Готовить, как показало время, Стелла вообще не умела. На все, что хватало ее фантазии и терпения, так это сварить пельмени из пакета, при этом каждый раз то недосол, то пересол, то слипшиеся в один большой и несъедобный ком. Они так приелись, что он на них без отвращения смотреть уже не мог. А что спрашивать, если девочку растил штат нянек и кухарок? По той же причине, она не могла навести в квартире элементарный порядок. Наоборот, делала так талантливо непроходимый бедлам. Возьмет вещь и никогда не положит на место. Поэтому каждое утро для них обоих было большим испытанием и нервотрепкой. Они суматошно бегали по квартире в поисках необходимых вещей, натыкались друг на друга и ругались.

Стелла стала проявлять признаки пробуждения, и Борис поспешил сделать вид, что сам еще крепко спит. Но девушка своей буйной, необузданной энергией разогнала тишину в одно мгновение. С завидной легкостью она вскочила с кровати и побежала в душ, по ходу успев включить музыкальный центр. Большие и мощные колонки тут же откликнулись на команду и наполнили комнату простоватой музыкой и примитивными словами бессмысленного текста. Но Борис продолжал упорствовать, проявляя нечеловеческий героизм, и лежать с закрытыми глазами.

— Привет! — растормошила его Стелла и пощекотала кончиками мокрых волос его грудь. Она благоухала чистотой и свежестью.

— Привет, — он открыл глаза и сладко потянулся. А потом натянул одеяло до самого подбородка, давая понять, что сегодня он не намерен вылезать из кровати и что-либо делать. Но против такого жертвоприношения своей ленивости Стелла была категорически не согласна:

— А где мой кофе в постель? — она игриво надула губки. — Быстро же, однако, прошли твои рыцарские замашки. Что, это было только притворство? Игра?

— Кофе закончился вчера, — нашел-таки оправдание Борис.

Парень предпочел промолчать, чем ответить банально про «позавчера», но Стелла упорно ожидала ответа, и он буркнул:

— Чай – совсем не романтично.

— Тогда, ладно. Вставай быстренько, пора ехать на рынок.

— Зачем? — Борису не нравилось устраивать совместные походы по магазинам. По его мнению, Стелла слишком много тратила денег на ненужные вещи. Какие-то безделушки, которые так и не обретали своего постоянного места в доме и валялись, где попало. Какие-то экзотические специи, которые не находили применения при всей скудности меню. Какие-то…. Дальше размышлять ему не дала Стелла:

— Надо купить мясо для шашлыка. Разве ты забыл, что мы собирались на Поповское озеро, чтобы устроить грандиозный праздник для друзей.

Борис поморщился, словно у него разболелись все зубы одновременно. Эта идея ему изначально не пришлась по душе, а потом ежедневно прибавлялись хлопоты по этому поводу. Он сел в кровати, взял руку Стеллы и начал говорить спокойным голосом:

— Стелла, девочка, давай рассуждать здраво.

— Давай, — в ее глазах «плясали бесенята», что выводило Бориса из терпения, хотя он продолжал держать себя в руках.

— Почему именно мы должны закупать для пикника все продукты? Мясо, фрукты, пиво. У нас, что: юбилей или очень весомый повод так тратиться?

— Просто я придумала оттянуться и пригласила друзей. А что?

— А ничего! Просто этот вечер отдыха очень сильно ударил по карману. Наше финансовое состояние не дает нам возможности так шиковать. Мы, пока не окончили ВУЗы, должны жить экономно и скромно.

— Может, нам вообще аскетами заделаться? — «бесенята» в ее глазах перестали резвиться и настроились перейти в наступление.

— Ну, не стоит перегибать палку, кидаясь из крайности в крайность. Да вот только про экономию забывать не следует.

— А как же быть с друзьями?

— Ты их успела пригласить?

— Пока нет. Только одного Ярослава Орешкина.

— Вот и хорошо. И не надо никого приглашать. А Орешек все поймет. Дурак бы не понял, а он поймет.

Стелла обиделась и ушла на кухню, где демонстративно громко загремела посудой.

«Сейчас вскипятит чай, сотворит из остатков колбасы и сыра пару бутербродов и будет вполне счастлива», — с горечью подумал Борис.

— Кстати, — она появилась в дверном проеме. — А почему бы тебе не устроиться на работу? Еще с каменного века повелось: мужики являются добытчиками, а женщины – хранителями домашнего очага. Бери пример с твоего друга, которого ты только что помянул в выгодном свете. — И вновь прошлепала на кухню. Она в каждом разговоре, рано или поздно, говорила о Славе. Это стало раздражать Бориса, и он уже несколько раз вспоминал предупреждения друга о ревности. «А ведь мы с ним почти перестали встречаться и общаться. Так редко, да и то урывками. И доверительных бесед не ведем, и на футбол не ходим. Еще один большой такой негатив последнего времени».

«Москва и Подмосковье ударными темпами разрастаются. Переживают поистине строительный бум. Конечно, люди устали жить в маленьких квартирах, в коммуналках. Москва – город богатых, вот и вкладывают капиталы в недвижимость. А где взять рабочую силу? Желательно дешевую, сговорчивую, не требующую дополнительные льготы и привилегии. И выход блестяще найден: гастарбайтеры! Они и на мизерную оплату согласны, и на проживание в нечеловеческих условиях. Москвичи-то за такие гроши даже на работу просто так ходит не станут. А вот провинциалы! Для них – это единственный способ заработать на жизнь, на образование детей, на старость. Умышленно опускаю «спокойную». Не дает нам государство такого шанса».

Так размышляла Виктория, отдыхавшая после очередного, выматывающего трудового дня. Когда они со Светланой сюда ехали, то не питали особых иллюзий о работе как увеселительной прогулке. Но даже их ожидание оказалось намного привлекательнее, чем действительность. Легкий шок испытали девчонки, услышав про условия труда и жилья. Работали они от десяти до двенадцати часов в сутки, с коротким перерывом на обед, а точнее на торопливое глотание перловой каши и теплого, едва подслащенного жидкого чая. Так называемые перекуры полагались лишь каждые три часа и длились не больше десяти минут. Жили они в общежитии, почти в спартанских условиях. Кровати с панцирными сетками, тумбочки без дверок, перекошенный от старости шкаф. Душевая комната находилась в аварийном состоянии, с постоянными перебоями горячей воды. Всего больше поразил тот факт, что в комнатах отсутствовали электрические розетки. Чтобы вскипятить чайник или погладить белье, приходилось отстаивать очередь в бытовую комнату. Там же находился всего один маленький холодильник, одна стиральная машинка и черно-белый (где только они его откопали) советский телевизор.

Вика работала на конвейере в цехе по расфасовке пельменей. Начальство экономило электричество, и освещение оставляло желать лучшего. К концу рабочего дня сильно уставали ноги, спина, руки и глаза от постоянного напряжения. Усталость к воскресенью накопилась такая, что они со Светой просто весь выходной пролежали в кроватях. Хотя до этого мечтали погулять по городу, посмотреть достопримечательности и сделать снимки на память. К физической усталости добавлялась и душевная опустошенность. Боль той страшной ночи не покидала ее. Да и вряд ли когда-нибудь могла окончательно исчезнуть. Она уж потеряла надежду на то, что перестанет вздрагивать об одном, даже случайном, напоминании.

Да и мысли о родителях ни на секунду не покидали ее, добавляя регулярно порцию горечи к общим душевным переживаниям.«Конечно, разница есть. Одно дело: разногласие с родителями по поводу татуировки или пирсинга, совсем другое…. Ладно, пусть бы меня оставили без понимания, без поддержки, без сочувствия. Я согласна. Но не выгоняли бы из дома! В голове просто не укладывается. Не хочу я ни понимать, ни, уж тем более, принимать».

А соседки по комнате, между тем, продолжали рассказывать новичкам местные легенды и страшилки. И были они, ох, как далеко, со счастливым окончанием.

Иногда администрация фабрики вообще устраивала «показательные выступления» перед замученными работниками, демонстрируя свою власть и безнаказанность. Они тут – и цари, и боги, и судьи, и палачи. Совсем свежий, месячной давности случай. Одной женщине оставалось по вахте отработать всего пару смен. Не без замечаний, конечно, она отпахала месяц, но были они совсем уж мелкими и ничтожными. Однако фабрикант вызывает ее «на ковер», напоминает о ее промахах, объявляет о профнепригодности и просто-напросто вышвыривают вон. При этом не заплатили обещанную премию, да и зарплату урезали втрое. А еще, когда придет время возвращаться домой, то надо будет проявить недюжую осторожность. Местная шпана, не обремененная ни учебой, ни работой по причине лении избалованности, сколотила банду. Они, насмотревшись криминальных боевиков, занимаются рэкетом. Конечно, женщину легко обидеть. Она устала, она в незнакомом городе, ей ни до чего. Правда, они проявляют минимум благородства: не насильничают и не все деньги отбирают, оставляют на проезд до родного города. И еще, не такой значительный, и на первый взгляд смешной, но тоже минус. Насмотревшись на весь процесс изготовления пельменей, на сырье, из которого делается фарш, на антисанитарные условия цехов, вы долго потом не сможете кушать эти покупные полуфабрикаты. Они даже будут сниться по ночам, вызывая рвотный рефлекс.

Банзай вернулся гораздо раньше срока, установленного шефом. Ему хватило и трое суток, правда, трудился он в это время не покладая рук, не ел и не спал. Так сильно хотелось угодить хозяину. Питал тайные надежды, что шеф по достоинству оценит его усилия, одарит не только денежным дождем, но и каким-нибудь должностным портфелем.

Сладкомедов действительно не ожидал от бригадира-тугодума такой прыти и жажды работы.

— Как успехи? — поинтересовался он, опасаясь получить отрицательный ответ.

— Мне кажется, что я нашел ее, — Банзай протянул ему лист бумаги, на котором его корявым почерком были нанесены все данные на трех иногородних девушек.

— Рассказывай, бумага не передает эмоции, — сказал Олег Иванович, пробежав глазами по списку. — Ты думаешь, что это Таёжная Виктория Юрьевна?

— Обоснуй. Почему?

— У первой девчонки скоропостижно умерла мать, и на руках остались малолетние сестренки-погодки. Семья среднего достатка. Такого богатство и быть-то не могло.

— А эта просто решила отдохнуть от учебы. Легкомысленная девица. Живет одним днем. Сбежала от родителей со своим парнем. Сняли комнату на окраине и теперь из постели не вылезают.

Олег Иванович едва заметно побледнел. Ситуация была аналогичной с его дочерью Стеллой. Еще полчаса назад он собирался подключить Банзая к этой проблеме, конечно, после завершения дела по кулону. И мысленно поблагодарил себя за то, что не сделал этого раньше. Вон, с каким пренебрежением Банзай говорит о таких легкомысленных девчонках.

— Родители ее такие глупые, как и она, — продолжал между тем доклад. — И если даже предположить, что они владельцы кулона, то на сто процентов уверен, что они его давным-давно бы продали. Не очень зажиточно живут.

— Остается Таёжная, — Сладкомедов торопился увести разговор от второй кандидатуры.

— Да, Таёжная Виктория. Девочка из очень обеспеченного семейства. Это раз! Два: академический отпуск она выпросила по телефону и только потом привезла справку, что у нее сильное нервное истощение.

Сладкомедов задумался, после чего начал рассуждать:

— А что? После такого зверского изнасилования девушки порой сходят с ума, а не только впадают в депрессивное состояние.

— И третье, — Банзай подал десерт. — После возвращения домой Вика сильно поругалась с родителями. Правда, мне так и не удалось выяснить почему, но потеря девственности и кулона могли быть причинами скандала.

— Что ж, логично, основания, действительно, веские. — Олег Иванович уже более внимательно посмотрел на записи Банзая. — А кем работают ее родители?

— Мать не работает. А отец – где-то в мэрии.

— Извините, — побледнел бригадир. — Не узнал. Торопился очень.

— Плохо. — Хотя и было сказано обычным, спокойным тоном, но Банзая бросило в жар. Самое страшное, что может с ним произойти в жизни, так это он не угодит хозяину. Банзай свято верил в это. — Ладно, это я пробью по своим каналам. А ты вплотную займись владельцами гаражей.

— Уже, — Банзай спешил смягчить свою оплошность, доставая из папочки очередные листы бумаги. — Мои архаровцы попотели изрядно, и вот.

Олег Иванович лениво пробежал глазами по внушительному списку фамилий.

— Список владельцев.

Гнев начинал моментально закипать в груди Сладкомедова. А Банзай этого не замечал и был безмерно горд проделанной работой.

— Ты что, холуй, издеваешься! — трудно управляемый гнев вырвался наружу, скатываясь на фальцет. — Расквадрат твою гипотенузу! — добавил он свою любимую присказку.

Банзай покрылся красными пятнами и часто-часто заморгал глазенками.

— Как ты думаешь, много ли полезной информации можно почерпнуть из твоей писульки? ФИО! И больше ничего!? — видя, что бригадир впал в ступор от элементарного непонимания, Сладкомедов продолжал разнос. — Вот, возьмем первого по списку. Иванов Сергей Петрович, и что? Кем он работает? Может, он слесарь зачуханного завода, домой возвращается в пять часов, с чекушкой в кармане. Тогда вопрос, какого черта он в час ночи терся около гаражей? Да еще и черным чемоданом! — и швырнул листы в лицо Банзая.

— Простите, Олег Иванович, исправлюсь.

— Да не нужно мне приносить досье сразу на всех. Сто человек, жены, дети, вся родня, кто мог кататься по ночам. Я не тиран, понимаю, что объем работы огромный. Порционно приноси, частями то есть. Понял, что ли? — тугодумие раздражало.

— Да, — Банзай вскочил и поспешно стал собирать листы.

— А может, и скорее всего, это был не чемодан, а дипломат. С такими любят расхаживать работники офисов, банков, мелких контор. Средний класс, одним словом. Планктон. А! — и обреченно махнул рукой.

— Я все понял.

— А может, это тубус был, — Олег Иванович продолжал строить догадки, а заодно мучить Банзая, указывая на шесток.

— Что? — боязливо переспросил тот.

— Это такой цилиндр, в котором таскают свернутые в трубочку чертежи или картины. А это значит, что все инженеры, конструкторы, студенты и художники сразу же должны попасть в разработку. И музыкантов туда же.

— А они-то зачем? — после полученного нагоняя способность хоть как-то мыслить пропала совсем.

— А может наш Робин Гуд – скрипач? И в руке у него был не чемодан, как привиделось умалишенному, а футляр с инструментом. Понял, идиот? — все-таки не сдержался, прямым текстом указал на социальный статус. — А теперь иди. И запомни: у тебя осталось всего четыре дня!

Орешкина разбудило сообщение от незнакомки Веры: «Привет, Орех! Извини, если разбудила. Просто ухожу на работу до 18-00. После можно и пообщаться».

Слава ответил: «Привет, солнышко. И куда ты в такую рань? Да еще так надолго?»

Вера: «Смена рода занятия – лучший отдых. Новые проблемы притупляют старые».

Но Слава с таким утверждением был категорически не согласен: «Если не разрешить старых проблем, а к ним прибавятся и свежие, то будет завал. Подумай над этим и не создавай искусственно головную боль. Береги себя».

Вера тут же отреагировала: «Я подумаю. Пока!»

Слава сладко потянулся и вылез из кровати. Пора было вернуться к утренним пробежкам. Организм сам кричал и требовал порции бодрости. Но коррективы в план внес снова мобильный телефон. Это полезное изобретение человечества так много стало играть в судьбе его представителя. И планы меняло, и настроение поднимало, и судьбы ломало.

Звонил музыкальный руководитель:

— Срочно приезжай в ресторан, — без предисловий сообщил Сергей. — Получи зарплату.

— Спасибо. Как там дела?

— Все без изменений. Работаем в прежнем режиме. Только над нами не Судак, а парнокопытное.

Орех оценил его шуточку и натянуто улыбнулся.

Пробежку все же он не стал отменять. Решил совместить полезное с приятным. Пробежаться до ресторана трусцой, получить денежки и вернуться уже общественным транспортом. По пути необходимо будет и в магазин заскочить. Забить холодильник продуктами, приобрести бытовую химию, да так, разные мелочи.

Пробегая по аллее парка, Слава встретил пожилую женщину, которая выгуливала собаку. Он всегда питал к четвероногим друзьям человека особо трепетную любовь. Ну, как можно оставаться равнодушным, например, к этой маленькой, на трясущихся лапках собачке, ярко-оранжевого окраса? Он остановился и присел.

— О! Какое чудо! И как нас зовут?

— Непруха! — ответила старушка и пояснила. — Внук так назвал. Думал, что породистого пса покупает, а тут…— Она махнула рукой.

— А какая порода? — поинтересовался Слава.

Старушка сразу погрустнела, видимо, это была болезненная тема разговора.

— Мама у нас померанский шпиц, а папа…, — она сделала театральную паузу. — А папа у нас – кобель!

И засеменила дальше, покрикивая на бедную собачку с такой звучной, как вся наша жизнь, кличкой.

Ресторан был закрыт на санитарный день, посетители полностью отсутствовали. Но обслуживающий персонал трудился в поте лица: наводили генеральную уборку и проводили мелкие текущие ремонтные работы. Бармен Василий был на своем рабочем месте, распаковывал ящики и расставлял по полочкам бутылки со спиртными напитками в огромном ассортименте.

— Привет, труженикам алкогольного фронта.

— Привет! Сок налить?

— Если только за счет заведения?

Василий усмехнулся и открыл упаковку с персиковым соком. Слава окинул взглядом зал и чуть больше вниманияуделил эстраде, а точнее – той самой музыкальной колонке. Она, естественно, стояла на месте, лишь подверглась влажной уборке. Стоит себе спокойно со своей начинкой баснословной стоимостью. Да, вытащить кулон, вынести его из ресторана было, пожалуй, даже как-то сложнее и проблематичнее, чем захватить и спрятать. Тут следовало все обдумать, взвесить, мысленно проиграть ситуацию. И не раз, и не два.

— За деньгами? — оторвал его от размышлений Вася.

— Надо бы. Кто выдает?

— Сам Козлов. Ты поторопись, а то он собирается уехать на встречу с поставщиками.

Орех одним махом опустошил бокал с соком и поспешил к кабинету Козлова.

«Тут и отвертка понадобится, придется откручивать два шурупа на задней стенке. А если они заржавели со временем? Завтра? Нет, не стоит часто тут рисоваться. Придется как-то рисковать в рабочее время. Вот тебе, Орешек, и мозговая задачка. А ты страдаешь и не знаешь, чем убить свободное время».

Для Банзая наступили напряженные деньки. Он крутился, словно белка в колесе. И своих ребят постоянно подгонял, и сам трудился в поте лица, нарезая по городу сотни километров. И все равно удовлетворения от проделанной за день работы не чувствовал. Казалось, что мало успели, что не укладываются в срок, что хозяин будет хмурить брови. Последний пункт уже перерастал в фобию, но Банзай этого не ощущал, продолжая рвать жилы.

По вечерам они всей бригадой собирались у него на даче, где и подводили итоги уходящего дня. Информация копилась, требовала систематизации и порядка. Никто из них не мог работать на компьютере, потому и наняли младшего брата Банзая за умеренную плату в условных единицах. Парни поочередно диктовали пятикласснику информацию, и он щелкал по клавиатуре с завидной скоростью, почти не глядя на буквы. Сам Банзай, вальяжно расположившись на диване, потягивал баночное пиво и дымил кубинской сигарой, изображая из себя крутого босса.

— Стоп! — вдруг вскрикнул он, — а ну-ка, еще раз прочитай предпоследнюю фамилию, — приказал он брату. До этого он слушал бормотание помощников в пол-уха, строя «воздушные замки». Лишь уловил что-то знакомое, что и заставило оторваться от химерных грез. Брат с готовностью повторил:

— Орешкин Ярослав Павлович, адрес: улица Зелёная, 58, квартира 18. Учится в институте, на финансово-экономическом факультете. Автомобиль: ВАЗ-2105, желтого цвета, номер….

— Ага! — радостно воскликнул Банзай, перебивая брата, и подскочил. — Сколько там народу набралось?

— Тридцать.

— Хорошо! Распечатай мне этих тридцать душ, — он начал суетливо собираться. — Я срочно к шефу, а вы продолжайте работать в таком же режиме.

— А шашлыки?

— Без меня. И только после работы! Ясно? — схватил из принтера распечатку и, натягивая на ходу куртку, он торопливо покинул дачу. По дороге позвонил Сладкомедову, и тот дал добро на его поздний приезд.

Олег Иванович снова встретил Банзая на веранде около плетеного столика, на котором стояло огромное блюдо со всевозможными фруктами и ягодами. От них шел одурманивающий аромат, вызывающий обильное слюноотделение.

— Что за спешность, Банзай?

— Вот, — бригадир протянул распечатку. — Первые тридцать человек.

Присесть без разрешения хозяина он не решился.

— Да садись уже, — вяло махнул рукой Сладкомедов и стал внимательно изучать список. — Вот, видишь, это совсем другое дело, и совсем не надо ждать жареного петуха. Первичные сведения у нас имеются, хоть кое-какое представление, с кем придется плотно работать.

— Обратите внимание на двадцать девятую фамилию.

Олег Иванович перевернул лист бумаги:

— Орешкин? — что-то шевельнулось в недрах памяти. И, конечно, если бы он захотел и напрягся, то обязательно вспомнил бы, где и при каких обстоятельствах он сталкивался с нею. Вот такой талант у него имелся – запоминать всех, с кем когда-либо сталкивался, даже случайно и мимолетно. Но сейчас его интересовали совсем иные ответы на возникающие с отличной периодичностью вопросы. — И что?

— Кроме учебы в институте Орешкин подрабатывает у вас в «Эре».

— В «Эре»? — Олег Иванович выпрямился в кресле. — Интересно. Ну-ка, ну-ка, рассказывай дальше.

Он взял с блюда большую фиолетовую виноградину и стал катать ее между пальцев.

— Работает он гитаристом в музыкальной группе, которая бренчит грустные мелодии. Так что футляр с инструментом у него запросто мог быть.

— Согласен, — охотничий азарт захватил Сладкомедова, и дальше рассуждение уже повел сам. — Он мог вполне в эту темную ночку оказаться на пустыре. И время подходит, и место. Это – раз. А также он мог работать и тем вечером, когда украли кулон с шеи любовницы нашего дурачка. Это – два!

— Ага, — восхищенно ответил Банзай. — Таких совпадений просто так не бывает.

— А ну-ка, быстренько уточни: какой из музыкальных коллективов работал по этим дням. Джазовый или инструментальный?

— Минуточку, — Банзай выхватил мобильный телефон и позвонил кому-то из своих парней. Быстро, на жаргоне, потому и не совсем понятно, он дал указание. — Через пять минут мы все узнаем.

— Хорошо, — Сладкомедов в пылу азарта даже не пожурил бригадира за блатные речи, что совсем не нравилось ему. — И если совпадения окажутся стопроцентными, то надо будет в первую очередь пощупать этого гитариста-финансиста.

— Угощайся, — кивнул на фрукты Сладкомедов.

Банзай взял маленький мандарин, но даже снять ядовито-оранжевую кожуру не успел,— позвонил телефон. Он выслушал собеседника и сообщил шефу:

— Сто пудов, это он!

Виноградинка лопнула в пальцах Сладкомедова.

— Действуй! Но только без «мокрого».

— Понял, шеф, — радостный бригадир весело сбежал вниз по ступенькам.

Открывая входную дверь своей квартиры, Ярослав интуитивно почувствовал опасность. Он обернулся, и это спасло его от прямого удара бейсбольной битой по голове. Удар прошел вскользь, лишь погладив волосы, и больно врезался в плечо. А через пару секунд новый удар он получил в солнечное сплетение. Дыхание сбилось, заставляя Орешкина согнуться пополам. Впрочем, упасть ему не позволили нападавшие парни. Подхватили под руки и волоком затащили в квартиру, где и бросили на ковер.

— Здравствуй, Орешек, — раздался над ухом до боли знакомый голос.

Туман в голове нехотя рассеивался, и Слава приоткрыл глаза. Удивился:

— Я тебе не Банзай, понял? Я – Александр Михайлович. С этой минуты и до последнего вздоха в твоей сраной жизни. — Он пнул Славу в живот, вновь принуждая согнуться от боли. — Где кулон? Да поднимите вы его! — приказал он своим подельникам. Два бугая с накаченными торсами и отсутствующими мозгами легко подхватили Славу и бросили на диван. Он постарался сесть прямо, чтобы смотреть опасности в глаза, но новые приступы боли постоянно разливались по всему телу, заставляя принимать позу эмбриона.

— Где кулон, сука? — повторил вопрос Банзай, добавляя смачности.

— Какой кулон? — не без труда выдохнул Слава. И внутри все сжалось, и уже не от боли, а от неизвестности: что будет с ним дальше.

— Ах, мы не понимаем?!

— Добровольно, значит, отдавать чужое мы не горим желанием? — Банзай явно насмотрелся боевиков, прежде чем идти на задание.

Ярослав промолчал. Неожиданно он почувствовал прилив сил и упорства. И был абсолютно уверен, что перенесет любые побои, любую боль, но будет стоять на своем. Кулон-то они не нашли, а от всего остального можно отвертеться.

— Так, приступайте к обыску. Каждый сантиметр прошерстить! — приказал он своим бугаям. А сам стал ходить по комнате, заложив руки за спину, и обрушивать наОреха потоки ругательств и информации. — А ведь это я тебя выследил, Орех. Я! — он упивался своей гордостью. — Я сопоставил все факты. Я все обмозговал. И вот, итог. Ты нарисовался.

— О чем ты? — не понял Слава. И это уже была не игра. Он и в самом деле не понимал, как они могли вычислить его? Где он сделал ошибку? А вдруг они нашли Вику? Неприятные мысли роились вокруг одной большой проблемы.

— Ты работаешь в «Эре», — Банзай входил в роль Эркюля Пуаро, который любил вот так эффектно разоблачать преступника. И надо отметить, что талантливо у него это получалось. — И, конечно же, знал о слабости Судака поиметь доверчивых девчонок на пустырях. Кстати, я, кажется, и сам тебе об этом проговорился.

— В тот день, а точнее сказать ночь, ты отправился с работы на своей машине. И футляр с гитарой был у тебя в руке, когда ты оказался на том пустыре.

— Какая еще машина, Банзай?

— Твоя машина. Пятерка поносного цвета, которая стоит в гараже 12-б! — довольно рассмеялся Банзай.

— Ты же сам меня подвозил с работы, — Слава пытался сыграть на тугодумии одноклассника.

— Ну и что? — Банзая, как оказалось, легко можно было сбить с толка, внести в его уверенность зернышко сомнения и сумятицы. Он тут же растерялся, забыв, что лишь единожды отвозил Ореха.

С кухни прекратили доноситься звуки обыска, и на пороге появились подельники. По их квадратным лицам трудно было что-нибудь понять. И не потому, что они умело скрывали свои мысли, а потому как их вообще не было, да и быть не могло.

— В спальне и на кухне чисто, — сообщил один из них.

— Давайте здесь, только очень внимательно.

И тут же полетели из стенки книги, вещи, нэцкэ. Слава равнодушно взирал на этот погром. А Банзай продолжил «раскрывать дело»:

— Итак, машину ты поставил в гараж, и….

— Машина у меня неисправная, — Слава внес очередную порцию сумятицы, выигрывая для себя время на обдумывание ситуации. Было немного удивительно, как складно, а, главное, как точно Банзай описывает сюжет той ночи. Словно и сам присутствовал.

— А мы проверим, — после небольшой паузы сказал Банзай и обратился к одному из бугаев. — Позвони Седому, пусть потрясет сторожа гаражного кооператива. Узнает, а не вешает ли нам лапшу Орешек? А лучше сам отправляйся, так быстрее будет.

Слава мысленно поблагодарил Бога за то, что сторожем у них работал мужичок, не просыхающий от алкоголя и путающий действительность с галлюцинациями. Он-то уж точно не сможет назвать число, когда Ореха притащили на тросе. А вот сам факт поломки подтвердит, потому как и сам лез в тот вечер со своими советами по ремонту.

Банзай, между тем, вернулся к своей обличающей речи:

— Девочку у Судака ты отбил. Куда ты ее потом отвел, не важно. Может, в общежитие номер три, комната восемьдесят пять, а может и сюда, на этот диванчик. И девочка Вика в знак благодарности поведала тебе, что насильник в пылу дикой страсти сорвал с ее прелестной шейки драгоценный кулончик.

Имя Вики резануло по сердцу. Да, многое им было известно, но не все. Как хорошо, что они не знали про деревню и бабушку. Не хотелось бы, чтобы они и над пожилым человеком проводили экзекуции. Эти отморозки готовы на все. У них нет чувства меры, у них нет тормозов.

Раздался какой-то скрежет. И Слава, и Банзай синхронно повернули головы на его источник. Бугай с помощью ножа-финки вскрыл ларец, в котором хранились драгоценные украшения покойной матери.

— Зачем же так? — сморщился Слава. — Там же ключик рядом лежит.

— Золото, Банзай! — вскрикнул тот, не обращая никакого внимания на слова Ореха.

Банзай подскочил посмотреть.

— Так, два золотых обручальных кольца, две пары сережек, цепочка с крестиком, цепочка с кулоном. Нет, это не наш. Да не бери ты! — послышался его раздраженный голос. — Мы не грабители, в конце-то концов. Нам чужое не надо, нам бы свое найти.

И он вернулся к Славе. На лице отчетливо читалась зарождающаяся злость. Почти всю квартиру перевернули с ног на голову, и поиски грозили стать безрезультатными.

— А вот ты увидел этот кулон у любовницы Судака. И ударил бедную женщину по голове. Украл кулон.

— Ну, и фантазия у тебя, — Слава заставил себя улыбнуться, хотя даже такая работа лицевыми мышцами отражалась болью во всем теле.

— А тут в ларце второе дно, — подал голос подельник и спустя секунду вспорол синий бархат. Слава и не подозревал об этом, и самому было интересно знать, что хранится в тайнике. Даже сделал попытку приподняться, но Банзай отреагировал на движение моментально. Очередным сильным ударом он опрокинул Славу на место. А сам подошел удовлетворить всеобщее любопытство.

— Бумаги, — не смог скрыть полного разочарования.

И тут, как обычно бывает некстати, затрещал мобильный телефон во внутреннем кармане. Банзай среагировал намного быстрее Славы. Он подскочил и сам вытащил телефон, сообщение прочитал, потом добавил:

— Вера приветствует тебя, Орешек. Да, ты всегда пользовался спросом у девчат. Чем ты их только брал, не понимаю.

В квартиру вернулся второй подельник, который ходил допрашивать вечно нетрезвого сторожа. Принес известия, на которые так надеялся Слава:

— Сторож подтвердил, что эту колымагу притащили на тросе.

А вот Банзай такого удара ну никак не ожидал. От нахлынувшей детской обиды и растерянности он прикусил нижнюю губу. Протянул бугаю телефон:

— Перепиши все номера и последние сообщения. И давайте, заканчивайте тут побыстрее. Что-то долго мы возимся с этим Орехом.

— Крепкий орешек, — пошутил один из подельников, подливая масло в огонь. Банзай и так находился на грани срыва, и теперь разошелся не на шутку:

— Ну, что, Орех, где кулон? — и в злом запале нанес пару ударов кулаком по лицу, разбивая бровь и нос.

— Да какой, к черту, кулон? Да и гитару я всегда в ресторане оставляю, — пробормотал Слава, размазывая кровь по лицу.

— Чисто, — донесся голос бугая, который, наконец-то, закончил обыск. — Нет тут никакого богатства. Мелочевка одна.

Банзай и сам это прекрасно осознавал. Он наклонил перекошенное от бессильного гнева лицо и, брызгая слюнями, прошептал Славе на ухо:

— Знай, Орех, что я буду пристально следить за тобой. А если кулон все-таки всплывет, и ты будешь к этому причастен, то тебе несдобровать. Я тебя, суку, из-под земли достану и туда же мигом отправлю. — И в отчаянье нанес еще один удар ногой в грудь, вложив в него всю свою силу и злость. Что-то хрустнуло в груди. Перед глазами блеснула яркая, словно от фотоаппарата, вспышка, и в следующее мгновение Слава провалился в бессознательное состояние.

Сколько так пролежал в беспамятстве, Орешкин не смог определить. Очнулся он от резкой боли, видимо неосознанно попытался перевернуться. Эта острая боль в области грудины буквально приковывала его, лишая возможности движения и наполняя собою каждую клеточку тела.

— Кажется, мне поломали ребра, — поставил сам себе диагноз Слава, потому как при глубоком вдохе и выдохе боль лишь обострялась. Осмотрел комнату, которая напоминала поле битвы, увидел мобильный телефон на журнальном столике, рядом распотрошенный ларец с драгоценностями. — Хорошо, что телефон не разбили и не взяли.

С большой осторожностью Слава, прижимая ноющий бок, приподнялся с дивана и дошел до кресла. Эти три метра дались мучительно больно, он мягко опустился в кресло. Сложил украшения матери обратно в шкатулку.

— Бумага?! — вспомнил он и достал из тайника сложенный вдвое лист бумаги. Это было какое-то заявление, написанное незнакомым почерком. Читать, а уж тем более вникать в содержание, не было никаких физических сил. И он просто положил его поверх украшений. Набрал номер Бориса:

— Да, Орех! — после первого же гудка ответил друг.

— Ты бы не мог ко мне приехать?

— Что-то случилось? — он безошибочно по интонации голоса определил наличие проблемы.

— Меня спутали с боксерской грушей.

— Сейчас буду, — и отключился.

Слава с той же предельной осторожностью откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза.

— Ну, что, герой-партизан? Не сломался, не выдал, стоял до конца? Медаль, что ли, тебе за это дадут? А может, и орден? Вот скажи, дружище, зачем тебе все это надо? Альтруист ты несчастный. Забыл, что гласит народная мудрость? Делай добро и кидай его в море, — неспешно рассуждал он, делая большие паузы между риторическими вопросами.

Вскоре на лестничной площадке послышались торопливые шаги, потом они зашли в открытую квартиру, прошли по коридору.

— Ни хрена себе!!! — раздался знакомый голос Бориса, утратившего всю интеллигентность от увиденного разгрома.

— Даже хуже, чем у нас, — подтвердил женский голосок.

Слава открыл глаза и повернулся к гостям. Стелла.

— Это ограбление! — тут же выдвинул версию Борис.

— Попытка, — поправил его Орешкин и сморщился от нового приступа боли в грудине.

— Били? — совсем глупый вопрос. Ответ лежал на поверхности, а точнее на разбитом лице друга.

— Поразмялись ребята, — попытался отшутиться Слава.

— Дай-ка я посмотрю, — Стелла присела около кресла. — Что болит? Где болит? Не бойся, я все-таки на врача учусь.

— Кажется, мне пару ребер поломали.

— Подними футболку, — приказала девушка и аккуратно холодными пальцами пощупала его грудь. — Гематома есть, опухоль присутствует. Да, так и есть, два ребра.

— В милицию звонил? — поинтересовался Борис.

— Нет, и не стану.

— Не надо, — настойчиво повторил Слава.

— Хорошо. Дело личное и тело хозяйское. Тогда стоит тут немного прибраться, а то и наступить некуда. — И он принялся расставлять книги по полочкам. Стелла сочувствующим взглядом смотрела на Ярослава.

— А вот в больницу все равно необходимо.

— Дома отлежусь.

— А если повреждена надкостница, а если легкое задето? Ты представляешь, что тогда может произойти? — она сделала ударение на слове «что».

— Что? — это в большей степени напугало Бориса, чем жертву нападения. Стелла решила сразу «пойти с козыря»:

— Летальный исход! Вот что.

— Так! — протянул Борис и уронил на пол третий том «Войны и мира». — Собирайся, я сейчас же тебя отвезу в больницу.

— И никаких возражений, — резко добавила девушка, не давая шанса Славе даже слово сказать.

Слава Богу, что дело ограничилось только сломанными ребрами, рассеченной бровью и разбитой губой. Бровь зашили, грудь затянули в тугую повязку, что позволяло передвигаться, не ощущая безмерную боль. И, как минимум, месяц велели сидеть дома, беречь себя и хорошенько отдохнуть.

Вернувшись вновь в квартиру, Слава позвонил Сергею и сообщил о своей нелепой травме. Тот успокоил и заверил, что замену искать Славе не станут, поиграют пока без него. Пожелал скорого, без последствий, выздоровления.

Друзья навели относительный порядок, насильно уложили Ореха спать и уехали.

Только проведя дополнительное расследование, Банзай поехал к шефу с докладом, имея на руках неутешительные итоги. Сладкомедов это сразу понял по кислому выражению лица прихвостня, и у самого настроение начало падать. Хотя он и попытался шуткой остановить это необратимый процесс:

—Хороша ль, плоха ли весть,-

Докладай мне все как есть!

Лучше горькая, но правда,

Чем приятная, но лесть!

Заканчивать этот диалог царя Олег Иванович все же не стал,потому как Банзай страдал, сам того не замечая, полным отсутствием чувства юмора. Даже после первого четверостишья от шефа у него глаза были готовы выскочить на лоб. Такого шефа он еще ни разу не видел.

— У него на квартире кулона нет. Обыскали все, в каждую щель заглядывали. Машина у него имеется, но она сломана, мы проверили. И гитару он с собою не таскает. Она в гримёрке.

— Гримёрку проверили?

— Да, там тоже все чисто. Вот номера с его мобильного телефона. Хотел прежде с вами посоветоваться, может, тряхануть всех его друзей? Вдруг кто-то из них что-то знает, слышал, видел? Нутром я чую, что это он, но…. — Банзай обреченно развел руками в стороны.

— Без «мокрого»! — строго напомнил Сладкомедов. — Мне за глаза хватило проблемы Судака. Все его выкрутасы на висках серебрятся.

— Что же делать, шеф?

А шеф, уже задумавшись, затеребил кончики пышных усов. Мысли лихорадочно работали, метались, созревали и, наконец-то, сформировались в идею:

— Во-первых, продолжай работать и по этому списку, и по тем семидесяти автовладельцев тоже. Еще раз более внимательно просмотри, подумай, кто подходит под наших клиентов, и начинай тесно сотрудничать с ними.

— А я уверен, что это Орех, и работать надо именно с ним, — осмелился возразить бригадир.

Олег Иванович сузил глазки и внимательно глянул на своего подручного.

— А ты имеешь на него зуб, — высказал он свое предположение.

— Учились вместе. Он был удачлив во всем. И учился хорошо, и девки за ним толпами бегали.

— Так, — сердито сказал Сладкомедов. — Запомни раз и навсегда, я повторять больше не стану, а применю необратимые меры: не мешай никогда личные отношения с рабочим процессом! Твоя зависть, по крайней мере, выглядит смешно и глупо.

— Простите, шеф. Я все запомнил. Больше этого не повторится, — залепетал, словно школьник.

— Во-вторых, — тон уже не снижал и говорил так, словно гвозди вколачивал, чтобы с первого раза сказанное достигло мыслящей части мозга своего бригадира. — Установи слежку за Орешкиным. Узнай все, с кем общается, с кем встречается, делал ли он за последнее время дорогостоящие покупки. Это-то, надеюсь, понятно?

— Если он, конечно, продал кулон, — Олег Иванович вновь на некоторое время задумался. — А что, если Таёжная Вика – его девушка? Хотя, тогда совпадений будет уж чересчур. Мелодрама для сериала. А мог ли твой одноклассник просто так, из рыцарских побуждений, вернуть кулон владелице?

Пришло время задуматься Банзаю, и, не смотря на плохое настроение, Сладкомедов все же не стал торопить прихвостня. Было любопытно наблюдать, как тот пытается изобразить мозговую деятельность. Банзай, однако, разочаровал хозяина:

— Мог. Он и в свое время всегда дарил всякие безделушки девчонкам запросто так.

— Просто подарить и не переспать.

— Понятно, — усмехнулся в усы Олег Иванович. — Значит, перед нами альтруист, Дон Кихот, Айвенго, мать их! Вот это самое плохое, что может произойти.

— Да потому, — продолжая улыбаться, так как Банзая хватило только на один подход к мышлению. — Он мог запросто так вернуть кулон Таёжной, — пояснил он.

— Тогда, может, имеет смысл смотаться в Энск, найти эту девицу и пресануть как следует.

— Нет, Банзай. Тогда это значит лишь одно: кулон вернулся к законной хозяйке, и нам он уже никогда не будет принадлежать.

— Ты знаешь, кто отец у этой девочки? Таёжный Юрий Николаевич! Правая рука губернатора Энской области. Он всегда замещает его, когда тот мотается по стране или по загранице. Через него проходят все финансовые потоки области. И есть большая перспектива, что в следующих выборах, а это уже через год, он сам займет кресло губернатора. Нет, Банзай, мне с ним тягаться не по зубам. Он меня в пыль сотрет, если я ненароком перебегу ему дорогу. Съест и не подавится. Ладно, ступай. Выполняй намеченные пункты плана.

Когда Банзай покинул веранду, Сладкомедов позволил себе распечатать новую бутылку марочного коньяка. Откинулся на спинку кресла, потягивая благородный напиток мелкими глоточками, он внимательно глянул на принесенную Банзаем бумагу.

— Что-то совсем уж мало у тебя, Орешкин, друзей-то. Борис, Вера, Сергей и СС.

Телефон последнего абонента был почему-то до боли знакомым. И уже через мгновение Олег Иванович не без ужаса вдруг понял, что это номер телефона его родной дочери.

Ярославу пришлось сидеть дома. Вынужденное безделье его тяготило, навевая тоску. А ведь сколько раз раньше возникало именно такое желание: побездельничать, поваляться на мягком диване с пультом от телевизора и без конца листать каналы. Или, наконец-то выкроив время, перечитать любимые книги. И вот, пожалуйста: такой шанс выпал. Мечта стала абсолютной реальностью. Но Слава затосковал уже на третий день. По телевизору сплошным потоком шла разнообразная, очень громкая и навязчивая реклама, а между блоками оной – или второсортные американские боевики или ток-шоу, которыми просто пестрело телевидение. Хуже них только бесконечное «мыло», которое и наши режиссеры наблатнились производить в несметном количестве. Попробовал перечитать книгу, которая в его подростковом возрасте произвела неизгладимое впечатление. Такое яркое и сочное, что не утратило актуальности и по сей день. Открыл книгу в предвкушении, начал читать и забросил. Вроде и те же герои, те же поступки и слова, но почему-то ныне вызывающие только недоумение, горечь и легкую грусть. Поступки героев теперь казались не подвигами, а безрассудством, возвышенные чувства – меркантильностью и глупостью. Просто с годами его мировоззрение потерпело кардинальное изменение, произошла переоценка ценностей, и это далеко не приятная процедура. Разочарование, одним словом. Нет, не стоит перечитывать, и не верьте тем, кто утверждает обратное.

Решил побаловать себя любимого настоящими домашними пельменями, но оказалось, что мука закончилась, а идти в магазин самому было еще немного проблематично. Идею наесться от пуза пришлось отложить до лучших времен.

Шатался неспешно по квартире, читал, смотрел новости и футбол или просто тупо лежал, изучая потолок. Несколько раз мысленно он возвращался к кулону. Проблема не испарилась и требовала решения. Он строил планы по изъятию драгоценности из колонки и выноса из ресторана. Иногда эти планы были настолько фантастическими, что ничего, кроме улыбки, вызывать не могли. И слова Банзая о постоянной слежке не давали покоя. «Скорее всего, так оно и будет. Тогда решение задачи усложняется на порядок. И номера телефонов прихватил. Зачем? Допрашивать друзей? Вряд ли, начали бы с Бориса, но ничего такого он не говорил. Прослушивать станут? Возможно. А может, возьмут и уволят меня, к ядреной матери. — От такого умозаключения его бросило в жар. — Ведь не Банзай, в конце-то концов, правит балом. Он – шестерка. А вот тот, на кого работает одноклассник, может оказаться крутым криминальным авторитетом. И он, именно он, заинтересован в находке кулона. Да, дело вырисовывается с неприятным исходом. Как говорили в древности: Intersacrumsaxumque, между жертвенником и камнем. То есть, я – между молотом и наковальней. Незавидная участь. А если еще вспомнить господина Рыбкина, он же Судак? Раз его уволили, значит, между ним и настоящим хозяином ресторана произошел конфликт. И чем все это закончилось? Судак остался без работы, а этот таинственный хозяин с помощью Банзая разыскивает кулон. А почему про сережки так ни разу и не было сказано? Значит, не в курсе, что дело имеем с гарнитуром. И все равно охотимся. Понятное дело. Кусок лакомый, огромных денег стоит. Короче, дело ясное, что очень темное».

Прервал череду грустных выводов настойчивый звонок в дверь. Слава невольно вздрогнул, перед глазами возник силуэт Банзая с его бугаями-подельниками. Но в дверном глазке он разглядел Стеллу.

— Привет героям невидимого фронта.

— И не объявленной официально войны, — в тон пошутил Слава. — Проходи.

— Я тут намедни подумала. Что совершать набеги на продовольственные магазины тебе еще очень трудно, решила проявить сострадание и помочь. Правда, купила пока только хлеб, но если ты напишешь список, то я тут же сбегаю.

— Спасибо. Но у меня все есть. Кстати, ты не составишь компанию, не разделишь со мною обеденную трапезу?

— С удовольствием, — легко пошла на контакт девушка. Она, и правда, почувствовала голод, да и любопытство просто зашкаливало.

Они прошагали на кухню, где Слава стал разогревать обед: щи, макароны, гуляш.

— Ты сам готовишь?

— Полуфабрикатами не пользуешься?

— Нет. Знаешь, лучше потратить некоторое количество времени, но зато и качественно поесть, не нанося вред организму. Мать меня к этому с детства приучила и готовить научила. Всегда говорила, что женщину можно завоевать не только красивыми романтическими ухаживаниями, но и отлично приготовленным ужином.

— А живешь ты один?

— Один, — Слава и не собирался вводить девушку в курс событий полугодовой давности и, сменив тему, брякнул. — Однажды в покупных котлетах мы обнаружили крысиный хвост.

— Ой! — охнула Стелла, и Слава понял, что сглупил. Говорить о таком перед самым обедом было в высшей степени не разумно.

— Извини. Я что-то. Не то. — Он и на самом деле чувствовал себя не комфортно наедине со Стеллой. Волновался и краснел.

— Ничего, — успокоила его девушка, — я не брезгливая, — и попробовала щи. — Ого, неожиданно даже. Если честно, ожидала совсем иное. А у тебя просто кулинарный талант.

— Что ты, — отмахнулся Слава. — Я могу готовить только самое элементарное. Щи да каша. На изыски не хватает ни времени, ни божьего дара.

— И то большое дело, — ответила Стелла и, сама не зная причин, стала откровенничать. — Лично я ничего не могу готовить, даже простую яичницу. Пригорает, скотина. Никто меня не учил, да и сама я не пыталась научиться.

— Жизнь заставит, — успокоил ее Орех.

Она ушла. Ушла, оставив после себя легкий, едва уловимый и такой приятный аромат духов и полную неразбериху чувств. Сумятица, иначе и не назовешь. Противоречивые, кардинально противоположные и, что удивительно, казавшиеся одинаково правильными и единственно верными. Полный спектр чувств и эмоций. Они полностью захватили все мысли Ярослава. Он беспорядочно бродил по комнатам квартиры, бормотал что-то, читал стихи, которые так неожиданно всплыли из памяти.

И в таком разобранном состоянии был до самого вечера. Наваждение, на то и наваждение, что как-то незаметно вдруг исчезло без остатка. На смену пришло чувство космической пустоты, неуютности и даже немного паники перед одиночеством в этот теплый и ласковый вечер. Когда этот всплеск достиг своего апогея, и душа требовала моментального решения, Слава схватился за мобильный телефон. Настрочил сумасбродное сообщение и отослал Вере, как крик о помощи. Вера ответила почти сразу же. И вроде дежурные фразы, и вроде затертые до дыр слова, и вроде такие банальные истины писала эта незнакомка, но, чудо, они приносили все время успокоение, гасили излишне пылающие чувства. Он задумывался, он делал паузы, он приводил мысли в порядок. И снова появлялась способность здраво мыслить, обдумывая каждый последующий шаг. Умиротворение и уверенность в себе – вот что он черпал от этого общения, такого своевременного и потому бесценного.

Он окончательно успокоился. Не стал гнать горячку, не стал творить бури. Время, время все расставит по своим местам. А эмоции только лишь мешают. Чтобы окончательно переключиться на иные мысли, он стал наводить в стенке порядок, к которому привык еще с детства. Каждая книга, каждая нэцкэ стояла на своем месте. Даже при выключенном свете можно было легко отыскать нужную вещь. Дошел и до шкатулки с мамиными украшениями. Волна тоски и боль утраты нахлынули. Он опустился в кресло, прикрыл глаза, стараясь вспомнить самые светлые, самые трепетные моменты из детства. Успокоился. Открыл шкатулку и наткнулся на сложенный лист бумаги. Вспомнил, при каких обстоятельствах был обнаружен тайник, от злости заскрипел зубами.

— А ну-ка, что же родители скрывали от меня? Любопытно. — Положив ларец на журнальный столик, Слава развернул бумагу и прочитал:

Я, Шаповалова Ангелина Степановна, находясь в твердой памяти

и трезвом уме, при свидетелях составила данное заявление в нижеследующем.

По собственному желанию и по доброй воле я выносила и родила

двадцать восьмого февраля 19.., мальчика, весом 3500 и ростом 53,

и продала его семье Орешкиным, Ольге и Павлу.

Данное заявление написано по требованию семьи Орешкиных,

чтобы в дальнейшем не предъявлять на мальчика никаких прав.

Дальше следовали паспортные данные и подписи всех участников этой сделки. Слава несколько раз перечитывал это короткое заявление, а смысл никак не желал восприниматься всерьез. А когда это все же произошло, то бумага тихонько выскользнула из его рук и спланировала на ковер.

— Что это??? Что это все значит? Мои родители – не мои родители?! Они что, меня купили?!

Душевные переживания исказили его лицо.

В не меньшем душевном смятении находилась и Стелла после совместного обеда с Ярославом. Все смешалось в душе, переоценивалось, скидывая маски. Что-то непонятное и потому пугающее творилось на душе. Ни объяснить побудившие тому причины, ни дать точную формулировку Стелла не могла. И не только постороннему человеку, а даже сама себе. Всегда такая хладнокровная и уверенная, знающая, что и как делать, вдруг растерялась, как маленькая девочка, и уголки глаз предательски повлажнели. А в голове пульсировал лишь единственный вопрос: а что дальше? Он словно требовал незамедлительного ответа, который Стелла лихорадочно искала, но тщетны были все попытки.

Подходя к дому, она вдруг поняла, что не сможет переступить порог квартиры, где они с Борисом строили совместную жизнь с перебоями, с переменными и локальными успехами. Не сможет даже дверь открыть своим ключом. Коленки задрожали, ладошки вспотели. Она присела на подоконник в коридоре и задумалась. Итогом этих раздумий стало открытие, которое потрясло. Отношения с Борисом теперь казались ей самой большой и чудовищной ошибкой в ее жизни.

— Привет, — вспомни – и вот. Борис возник внезапно, тихо и незаметно подошел. — Что случилось? Ключи потеряла?

— А почему ты здесь? — Борис присел рядом, уловил тонкие нюансы случившихся перемен, попытался обнять ее за плечи, но девушка ловко выскользнула из его объятий.

— Нам необходимо поговорить. И очень серьезно.

— Здесь? Может, все-таки войдем в квартиру?

— Нет. Здесь и сейчас.

Борис понял, что Стелла настроена очень решительно, и никакими уговорами, шутками и прибаутками не заставишь отменить разговор, не смягчишь его настроя. Но последнюю попытку он все-таки осилил:

— Нехорошо как-то устраивать семейные разборки на лестничной площадке. Слишком много глазков и дверей фанерных.

— Ты говоришь «семейные»? — Стелла ухватилась за предлог и перешла в атаку. — А разве у нас семья?

Борис даже опешил от такого неожиданного натиска, но быстро взял себя в руки:

— Гражданская семья.

— Вот и я о том же. Мне кажется, что с принятием этого решения мы поторопились.

— Понятно, — Борис понял окончательную цель ее разговора. Стелла нервно потерла бровь:

— У нас обоих накопилось уйма претензий друг к другу.

— И все? Да если бы после таких заявлений люди стали разводиться, то на земле не осталось бы ни одной полной семьи. Это нормально! Это быт! Это жизнь, в конце концов. Да, вот она такая! Это не плюшевая сказка в розовых тонах. Это, прежде всего, труд, ежедневный, изнуряющий, труд души и чувств. А нам надо просто спокойно, без излишних эмоций во всем разобраться. И постараться в будущем не повторять прежних ошибок.

— А я считаю, что нам лучше разбежаться сейчас.

— Ну, почему?

— Пока мы не возненавидели друг друга. И у нас пока есть шанс остаться хорошими друзьями.

— Любовь прошла, завяли помидоры, — с большой долей злого сарказма процитировал Борис, и Стелла вспыхнула, словно порох:

— А была ли любовь-то?

— А что было? — опешил Боря.

— Страсть. Дикая, необузданная, животная страсть. Похоть! — такое заявление от любимой девушки повергло Бориса в немаленький шок. Словно взяли и облили грязью самое святое, что он так трепетно нес на сердце. Ответил тихо, обреченно:

— С моей стороны это любовь.

— Ну, извини, — Стелла демонстративно развела руками.

Она, приняв решение, уже ничего не боялась, решительно встала и прошла в квартиру. И там, в авральной спешке, стала собирать личные вещи. А Борис так и остался на лестничной площадке. Было мучительно больно видеть то, как от тебя уходит любимый человек. Он даже не обернулся, когда она вновь появилась на площадке, волоча за собой чемодан.

— Ключи в замке. Пока. Надеюсь, что ты поймешь правильность этого решения.

Обед в семье Сладкомедовых протекал медленно и вяло. За большим столом трапезничали только сам хозяин, Олег Иванович, и его драгоценная супруга Лина.

— Ты знаешь, что наша ненаглядная доченька вернулась? — поинтересовался Олег Иванович.

— В твоем голосе скользит сплошное злорадство, — мгновенно ответила жена, словно ожидала этого разговора и хорошенько подготовилась к нему.

— Мне кажется, что это ты должна была в свое время остановить Стеллу от такого безрассудного поступка. Не должна, а обязана. Поговорить чисто по-женски. Дочь должна учиться на чужих примерах, а не совершать собственных ошибок. Ты же, в конце-то концов, мать. В самом широком понимании этого слова.

— А ты – отец! Тем же концом и потому же месту. А я, в отличие от тебя, всегда знала и знаю, с кем и где наша дочь. Ты же дальше, чем собственное «я», не видишь ничего. Даже слабеньких попыток что-либо изменить не делаешь.

Олег Иванович, не ожидавший такого от супруги, уронил вилку на пол:

— Да и ты – далеко не идеальная мать. Вечно закрываешься в своей мастерской. У тебя постоянное вдохновение и нескончаемое озарение. Прямо, гений какой-то!

В столовую вошла домохозяйка Мария, неся поднос с чайником и десертом. Разговор пришлось прервать, и от этого вынужденного простоя оба не были в большом восторге. Глаза горели, слова просились на волю.

— А где Стеллочка? — поинтересовался Сладкомедов у Маруси, с трудом сменив тон.

— Она закрылась в своей комнате и никого не хочет видеть. От обеда отказалась. — Собрав опустевшие тарелки после второго блюда, Маруся все так же тихо и незаметно удалилась на кухню.

Всего ничего была она при супругах, но им этого времени хватило, чтобы немного успокоиться, приглушить кричавшие обиды друг на друга. По крайне мере, голос они уже не повышали.

— Кстати, о твоем художестве. Почему ты так редко радуешь нас своими новыми работами? — а вот ядовитости не убавилось ни на йоту.

— Я пишу для удовлетворения собственной души, а не для общего обозрения, — ответила супруга, используя нередкую отговорку творческих личностей. Но она, в отличие от многих творцов, свято верила в то, что говорила.

— А мне думается, что любая деятельность человека, будь то профессиональное поприще или простое хобби, должна приносить хоть какие-нибудь дивиденды. А иначе – это просто пустая трата времени и сил. Никчемная жизнь!

— А мой бизнес процветает, — бесстрашно глядя мужу прямо в глаза, как можно спокойнее ответила Лина.

И Сладкомедов понял, что именно она хотела этим сказать, позволил себе немного возмутиться:

— Это были не только твои деньги. В том была и моя заслуга.

— Да, да, да! — вскрикнула жена, бросая пирожное обратно на блюдце. — Вся твоя заслуга заключалась в том, что ты заставил меня пойти на преступление. И заработать по легкому стартовый капитал. Кажется, это сейчас так классифицируется. — Она вскочила и поспешно покинула столовую.

Олег Иванович покачал головой. Он опасался, что жену «понесет», и она наговорит лишнего, о чем и сама, может быть, со временем пожалеет, и прислуга услышит. А это крайне нежелательно. Прошлое не должно врываться в настоящее.

— Совсем нервной стала женушка. Еще немного, и она сойдет с ума, — пробормотал он себе под нос, мелкими глоточками опустошая бокал с чаем.

Ну, а пока с ума сходил Орешкин. Найденное заявление просто выбивало почву из-под ног. Он пересмотрел все семейные фотоальбомы. Он перебрал в памяти все детство и юность, буквально по дням, надеясь хоть там откопать незначительные моменты, когда родители либо проговорились, либо сказанное ими было с подтекстом. Ничего! Он до боли в глазах всматривался в портрет родителей, словно пытался прочесть по их глазам ответ на единственный вопрос. Да, вопрос пока был всего в единственном роде, но зато какой объемный, какой важный. Он терзал его изнутри, окончательно лишая аппетита и сна. Забыв про физическую боль, Слава метался по квартире, словно пойманный зверь. Все его существо кричало, не желая верить ни единой буковке заявления. Неправда! Ошибка! Чей-то очень неудачный розыгрыш! Необоснованный смех сменялся потоками непрошеных слез. Впервые после похорон родителей он почувствовал дикое желание положить голову на теплое плечо матери, почувствовать ее ласковую руку на своей голове и услышать такие простые и такие добрые слова утешения. Он вдруг осознал, прочувствовал одиночество. Некому было поплакаться, не с кем было поделиться настоящим горем и невыносимым отчаяньем. И это было очень страшно. Доверить такие знания Борису он и в прежние времена не решился бы. А теперь и подавно. В последнее время они с Борей отделились друг от друга. Встречались лишь случайно, эпизодически. Да и говорили в основном о погоде, даже не приоткрывая двери души. А вот Вере он смог написать все, смог поделиться душевными терзаниями. И она в ответ слала одно сообщение за другим, не дожидаясь его реакции. Незнакомка пыталась привести его в чувство:

«Не руби с плеча. Успокойся. Горячие поступки приводят к горящим городам»;

«Трудно переоценить прошлое, но это не смертельно»;

«Жизнь не остановилась, ни на миг. Оглянись, говорят, там много прекрасного»;

«Есть люди, кому в тысячи раз хуже, чем тебе. Подумай об этом»;

«Не стоит прогибаться под изменчивый мир», и все в таком темпе и духе. Афоризмы и цитаты сменяли друг друга, как картинки в детском калейдоскопе. Где она их только находила за столь короткое время, или знала столько на память? После виртуального общения обычно наступали успокоенность и умиротворение. Но только не сегодня. И Слава поймал себя на мысли, что уже ничего не будет так, как прежде. Никогда. Тайна, которую родители так бережно прятали, вырвалась на волю. И он познал ее, он вкусил ее горечь. Она всегда будет рядом. Дышать, смердеть, отравлять само существование. Пока он ее не примет де-факто. Примет, поймет и простит.

— Все! Хватить мучить себя и терзать. Надо срочно выходить на работу, иначе от собственных мыслей я попрощаюсь с крышей, — громко, пугая тишину, заявил Орешкин. — Займусь я лучше кулоном. Это меня отвлечет.

И не откладывая дело под зеленое сукно, Слава принялся готовиться к операции по изъятию драгоценности из музыкального плена. Если раньше план был в каком-то разобранном состоянии, сырым, с множеством вопросов и сомнений, то теперь мысленно он сложился в яркую картинку и казался единственно верным и менее опасным. Исключить риск окончательно не получалось. И все же перспектива выпить после бокал самого дорогого шампанского была больше, чем получить новую и более жестокую экзекуцию от Банзая и его подельников.

Ребята из ансамбля встретили его тепло и дружелюбно. Некоторые в пылу даже полезли было обниматься, но Орешкин их решительно остановил. Ребра все еще ощутимо болели.

— Не рано вышел? — поинтересовался Сергей, заметив гримасу боли на лице Ореха, когда тот забылся и сделал резкое движение.

— Дома совсем закис. Лучше здесь.

— Ok! Только ты, пожалуй, играй сидя. Стульчик мы тебе организуем.

— Вот спасибо. А как тут дела при новом хозяине?

— По старому, — отмахнулся Сергей, его,как творческой личности, мало интересовали мирские дела. — Старый хозяин с ума сошел.

— В каком смысле? — удивился Орешкин и почувствовал неприятный комок холода в груди.

— В прямом, — спокойно ответил Сергей, увлеченно настраивая гитару. — Сам закодировался и тут же опустошил целую бутылку водки. Да еще и без закуски.

Холодок разлился по всему телу. «Ох, и неспроста Судак так упился. Чувствуется холодный расчет хозяина и нечистоплотные руки Банзая» — мысль обжигала, навязывая очередную волну страха, но азарт брал свое. Да и отступать Слава совсем не привык. Операция началась еще там, в квартире, когда он экипировался на работу. Кроссовки на полтора размера больше (отцовские), а главное – на липучках. В кармане брюк – отвертка и монетка. Эх, если бы еще не было дрожи в конечностях от такого большого напряжения! Ну, да ладно, без этого никуда.

Задержавшись в гримерке, Слава на короткое время остался в полном одиночестве, что и побудило его к действию. Он быстро открутил электрическую лампочку и вставил монетку в патрон, затем вернул стеклянную сферу на место. Теперь надо было ожидать удобного случая. Стоило кому-то щелкнуть включателем, как произойдет короткое замыкание цепи. И, бах, весь ресторан будет обесточен. И пусть на небольшое время, но Славе его должно было, по его плану, хватить с лихвой. Все! Вот теперь отступать было уже поздно, он запустил колесо. Доставая гитару из футляра, Орех вдруг понял, что и тут люди Банзая устроили обыск. Музыканты никогда не стали бы без его согласия даже футляр открывать. Да, игра понеслась не шуточная, далеко не киношная. Что ж, посмотрим, чья возьмет. Азарт перехлестывал все остальные эмоции и чувства. Слава поспешил на эстраду.

Зал постепенно, лениво, как часы во время жаркого полудня, заполнялся. Ребята обсуждали порядок исполнения композиций, хотя отрепетировано было уже до автоматизма. Ярослав незаметно оглядел публику. Банзая в зале не было, но вот около барной стойки сидел бугай, один из тех, кто устроил форменный беспредел в его квартире. «Значит, все-таки пасут, — кольнула неприятность. — Не голословные те были-то угрозы. — И тут же засвербели сомнения. — А может, я поторопился? Надо было выиграть время. Что с кулоном станет? Он лежит себе спокойно, как в банковской ячейке. А если я завалюсь? Поймают меня, что тогда? Побои и унижения – мелочь. Они просто забьют меня до смерти. Стоп! А если завтра меня уволят? Просто так, без особых причин? Хозяин-барин нас рассудит. Тогда я вообще больше не поднимусь на эту эстраду. Я вообще и в ресторан не попаду. — Противоречивые доводы разрывали сознание. Напряжение в душе достигло апогея, и тут… погас свет.

Стелла, словно тень, проскользнула на кухню, где еще горел свет и работал телевизор. Маруся и не собиралась ложиться спать.

— Доброй ночи, солнышко.

— Что не спим в столь поздний час?

— Да вот, сериал мой любимый перенесли на позднее время. Рейтинги у них, видите ли, упали. А ты? — они разговаривали шепотом, хотя спальные комнаты находились двумя этажами выше.

— Есть хочется. Что-нибудь домашнего и вкусного.

— Ага, — обрадовалась домохозяйка. — Садись. Я сейчас тебе биточки разогрею.

Она засуетилась, благо сериал прервал очередной продолжительный блок рекламы.

— Знаешь, Маруся, а твой план не сработал. Провалился с треском.

— Какой план? — удивилась Маруся.

— Ну, помнишь наш разговор, кого мне выбрать из двоих парней. Богатого кошельком или внутренним миром.

— А! — артистично притворилась женщина. Она все прекрасно помнила, но частенько списывала на старческий склероз, чтобы и хозяева не чувствовали неловкость после приступа внезапной откровенности с ней, прислугой.

— Ничего у меня с Борисом не получилось. А сначала все было так романтично и красиво, пока мы не решили пожить вместе. И все: хлоп! Все испарилось в один миг, и романтика, и высокие отношения, и вычурность фраз. Осталась только бытовая серость.

Едва у Маруси не сорвалось: «Пришли трудности – девочка сбежала», но хватило разума вовремя прикусить язык. Промолчала, подала молодой хозяйке тарелку с горячими биточками. Реклама закончилась, но смотреть мексиканские страсти стало не так интересно, когда тут рядом, под самым носом, жизнь тоже бьет ключом, выдавая сюжеты мелодрам.

— И что теперь?

— Не знаю, — Стелла пожала плечами, поглощая сочные биточки, которые просто таяли во рту. — По крайней мере, я больше не повторю своих ошибок. Я сама заметила, что стала умнее и рассудительнее.

— Будешь окучивать второго кандидата?

— Ярослава? — уточнила Стелла. — А что, вполне допускаю такую возможность. Но сначала я должна измениться.

— В каком смысле? — не поняла Маруся.

— Научиться варить! — вдруг резко, а главное неожиданно, заявила Стелла и добавила уже мягче, с грустинкой. — Хотя бы щи и гуляш.

Мария с трудом сдержала улыбку, старательно пряча взгляд. Наверняка, в глазах вспыхнули смешинки:

— А вот это правильно. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Ты думаешь, что я родилась с половником в руке? Нет, всему пришлось учиться. Знаешь, со мной приключилась такая история. Что я умела приготовить и делала это достаточно уверенно, так это сварить картошку. А тут решила попробовать сварить настоящий украинский борщ. Взяла проверенный рецепт своей бабушки. И очень аккуратно, шаг за шагом следуя инструкции, дико волнуясь, сотворила-таки это чудо. Приготовила изумительного вкуса, я успела попробовать, украинский борщ. Выключила плиту. И расслабилась. Голову отключила, а руки продолжили по привычке (раньше-то только картошку варила) накрыли кастрюлю крышкой и слили в новенькую великолепную светлую мойку. По мере окрашивания мойки в бордовые тона мои глаза расширялись от ужаса, что я натворила. Я впала в ступор и вылила в канализацию весь свежеприготовленный борщ. До последней капельки.

Они вместе посмеялись, а потом молодая хозяйка вернулась к своей проблеме:

— Почему бы и нет? Давай, завтра же и приступим.

— Спасибо, — Стелла поцеловала домохозяйку в щечку и, вполне счастливая, но уж точно сытая, побежала в свою комнату. Маруся только покачала головой ей вслед:

— А вот это, как мне кажется, уже попахивает серьезными чувствами. Только истинная любовь заставляет человека меняться. Меняться в лучшую сторону. Так что, девочка моя, вся твоя теория о том, что чувства можно контролировать, манипулировать ими на свое усмотрение, летит к псу под хвост. За все чувства отвечать я не берусь, а вот насчет любви – любовь не подвластна никакой дрессировке.

Свет погас неожиданно даже для самого Орешкина. Он растерялся, замешкался, но через пару секунд, когда в зале поднялась суматоха, начал действовать. Положил аккуратно гитару на пол (заранее не стал накидывать ремень за плечи), соскользнул со стула и присел около колонки. И оттуда подал голос, обеспечивая себе алиби:

— Рекламная пауза на первом канале, — обозначая свое присутствие на сцене и участие во всеобщем непонимании и негодовании. Ребята откликнулись на его шутку, и дальше снежным комом понеслись прибаутки в этом направлении.

А Орешкин между тем лихорадочно работал. Нащупав головки шурупов, он открутил самые нижние с обеих сторон, потом легонько, боясь сломать старую фанеру, отогнул на себя часть стенки и запустил руку во чрево музыкальной колонки. «Есть!» — молнией промелькнуло в голове. Он вытащил драгоценность, быстро скинул правую кроссовку и запихал злополучный кулон в носок обуви. Полразмера как раз позволяли сделать некоего рода тайник, а застежка на липучке реально экономила время на сокрытие кулона в этом тайнике. Потом вставил в пазы оба шурупа, которые держал для сохранности во рту, прикрутил немного, использовать отвертку уже не стал, боясь и время потерять и лишнюю возню устраивать. Сказал вслух очередную шутку, заставляя парней сменить тему и с усиленной активностью продолжать веселье. А сам, прижимаясь плотно к стене коридора, проскользнул в гримерку. Открутил лампочку, спрятал монетку и так же осторожно вернулся на эстраду. Сел на стул, прижал гитару, чувствуя, что сердечко вот-вот пробьет грудную клетку и выскочит наружу. Не больше десяти минут ушло на эту операцию, но нервных клеток сгорело превеликое множество. Столько же времени понадобилось и администрации ресторана, чтобы найти-таки трезвого электрика, а тому, в свою очередь, заменить перегоревшие пробки.

Да будет свет! Да здравствует цивилизация! После вынужденных минут кромешной темноты свет теперь казался слишком ярким и насыщенным. Первое, что увидел Слава – это помощника Банзая, который все так же, не меняя позы, сидел около бара и не сводил глаз со сцены. Их взгляды на мгновение пересеклись. Слава, на что хватило его состояние, снова отпустил шутку, но ребятам она понравилась, и они вместе дружно засмеялись. А потом вновь заиграли успокаивающую мелодию Гойи. Полностью сосредоточиться на всех тонкостях акустической композиции Ореху не удавалось. Теперь единственная мысль сверлом врезалась в мозг, грозясь перерасти в идею-фикс: «А что, если опять при выходе начнут обыскивать?». Он пытался успокоить себя, вспоминая тот аргумент, что в прошлый раз при обыске снимать обувь не заставляли. Но это были смехотворные попытки, да и самоутешение – на слабенькую «троечку».

«Отвертка!» — внезапная мысль пронзила насквозь весь организм, заставляя подняться и температуре, и артериальному давлению. Весомая улика покоилась в кармане джинсов, и необходимо было как можно быстрее и незаметнее от нее избавиться. А время, ну как назло, как обычно и бывает, тянулось тягуче, медленно, с ленцою. И вот, наконец-то, рабочее время пришло к своему логическому завершению. Артисты прошли в гримерку, где Слава первым делом вернул отвертку на место, в ящик с инструментами. А напряжение в груди не снижалось. Мрачно вырисовывались картинки обыска, не предвещающие ничего позитивного. Отправились всем коллективом поужинать, но аппетит так и не удостоил Славу своим визитом. Он только вяло ковырялся вилкой в греческом салате. Бугая в зале уже не было, да и обыск вроде бы администрацией не планировался. Шла обыкновенная суетливая (устали уже все) работа по наведению прядка в зале, баре и на кухне. Все это настраивала Орешкина на благоприятный исход сегодняшнего вечера. Но, едва выйдя из ресторана, как радужное настроение моментально испарилось. Подельник Банзая маячил совсем рядом, на стоянке. Делал вид, и очень неумело, что ожидает кого-то. Смешно, в ресторане почти никого не осталось, время – далеко за полночь, но кого можно ждать? Надо было как-то уехать отсюда, да побыстрее.

— Сергей, а ты не мог бы меня добросить до дома? — обратился он к лидеру их музыкального коллектива.

— Не вопрос, — легко согласился тот. — Рано ты все-таки вышел на работу.

И только оказавшись в собственной квартире, закрыв за собою дверь на два замка и цепочку, Слава почувствовал себя окончательно разбитым и полностью опустошенным. Не разуваясь, не раздеваясь, не включая свет, он прошел в комнату и рухнул на диван, совсем забыв про сломанные ребра. Боль пронзила его, заставляя громко застонать.

Он уснуть так и не смог. Несколько раз проваливался в короткое забытье, но тут же открывал глаза и прислушивался. Ему казалось, что лифт заработал, что скрипнули по линолеуму на лестничной площадке чьи-то осторожные шаги, что кто-то пытается отмычкой взломать его замки. Но все это только казалось, и, слава Богу. С трудом дождался он пяти часов утра. Встал, принял контрастный душ и заставил себя плотно позавтракать.

— Пока удача на моей стороне, надо действовать дальше. А то, не дай боже, закончится моя белая полоса, наступят черные денечки. Придет время платить по счетам. Главное и, надеюсь, последнее, что остается сделать – так это вернуть кулон законной владелице. План меня, конечно, напрягает, но я лучше выдумать не мог.

Над планом он думал в перерывах между небольшими провалами в сонное состояние. Ничего утешительного не вырисовывалось. Если Банзай не изменился, а это почти не вызывало сомнений, то следить за ним так и будут. Пока или он не попадется, либо им не надоест. Значит, с месяц приблизительно придется ходить с «хвостиком». Банзай же упертый, как осёл. В школе, бывало, он сам чувствовал, что неправ в ответах, но упорно доказывал обратное. Учителя уже и не спорили с ним, не тратили нервные клетки понапрасну. Раз он сказал про слежку, так и придется смириться. Вопрос другой: как избавиться от топтуна на сегодняшний день? Предстояло поехать в Энск. И вряд ли он туда доедет, перехватят его бойцы Банзая, и кулон отберут, и по ребрам надают, если не сказать большего. Ничего путного Слава придумать не мог и обратился к классике, которая уже приелась и в детективных романах, и полицейских сериалах. Придется рисковать, а что еще делать. Он уповал лишь на то, что топтун не отличается сообразительностью и смекалкой. Банзай вряд ли бы взял к себе в бригаду человека умнее его самого. На их фоне он должен, по логике вещей, выглядеть умным до желания подражать и копировать. Так, наверное, и есть. Впрочем, есть и риск, но…. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Да и желание утереть нос однокласснику было хоть и неуместным, но огромным-огромным. И поделать с этим было ничего нельзя.

Слава вымыл после завтрака посуду и достал с антресолей большую коробку, в которой хранились его старые, детские и юношеские памятные мелочи. В том числе почти все предметы его «сорочинской коллекции». Именно так называл ее отец. Потому как Слава, словно сорока, тащил в дом то, что ему понравилось, что было диковинкой или большой редкостью. Коллекция состояла из значков, марок, спичечных и сигаретных этикеток, ключей, брелоков и прочее, прочее, прочее. Сейчас Славу интересовала разборная трость, которой обычно пользуются незрячие люди. Она была сделана из множества коротких металлических трубочек, которые соединялись между собой плотной резинкой. И главный плюс этой трости было то, что она легко складывалась, умещаясь в кармане, и так же непринужденно раскладывалась. Опереться при ходьбе на нее было невозможно, да и назначение у нее было только одно – простукивать перед собой дорожку. Она была на месте, что не могло не обрадовать Ореха. Трость в его плане играла первостепенную роль. И перекраивать намеченное теперь не было нужды. Так же из недр антресоли была вынута и двойная куртка: синяя с одной стороны, и черная с другой, стоит только вывернуть ее наизнанку.

Кроссовки оставил прежние, что на полразмера превышающие собственный размер. Перед тем как выйти на улицу, Орешкин присел по старой доброй традиции «на дорожку». Ритуал немного затянулся, ибо Слава залюбовался шедевром ювелирного искусства и потерял счет времени. Вычурный вензель «НР», Наум Рапопорт, притягивал взгляд. Игра света в призме камня просто завораживала. И только кукушка с хрипотцой в голосе вернула Славу к реальности. Он вскочил и решительно направился к двери. В прихожей лишь на мгновение задержался около зеркала, игриво подмигнул:

— Ни пуха, ни пера!

— К черту! — ответило отражение, вмиг ставшее серьезнее.

Он неспешным шагом вышел во двор, постоял пару минут, глубоко (насколько это позволяли сломанные ребра) вздохнул пока еще свежего воздуха. И лишь потом направился по тротуару в сторону центра городка. Спинным мозгом он уловил слежку за собою. Тогда он остановился около огромной витрины магазина и стал внимательно рассматривать товар за толстым стеклом. И поймал-таки такой ракурс, что разглядел топтуна. Его внешний вид даже рассмешил Орешкина. Все как в шпионских боевиках: черные очки, поднятый ворот темной куртки, руки в карманах. «Хочешь кино? Поиграем в кино», — Слава вошел в раж. Азарт полностью захватил его в свои цепкие и липкие лапы, не собираясь просто так отпускать. И они проследовали в центр друг за другом, соблюдая дистанцию.

«Пора!», — приказал себе Слава и зашел в небольшой магазинчик бытовых товаров. «Хвост» не рискнул зайти следом, боясь обнаружить себя в маленьком пространстве, и остался ожидать на улице.

Не успел Слава переступить порог магазина, как к нему тут же направилась молоденькая девчонка, работающая консультантом. Наверное, работающая первый день, потому как робость, стеснительность и взволнованность явно читались на ее миловидном лице. Слава вдруг ощутил дикое желание пошутить, тем самым снять свое внутреннее напряжение.

Он шагнул навстречу ей и вкрадчиво так спросил:

— Добрый день! Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Пять секунд девушка находилась в полном ступоре, только большими глазенками хлопала. А потом она выдала:

— Да, купите что-нибудь, пожалуйста... — и виновато так улыбается.

Орешкин лишь улыбнулся в ответ и пошел вдоль ряда стиральных машин, холодильников и микроволновых печей. А потом нырнул за стеллаж, где и преобразился. Вывернув куртку наизнанку, он сменил ее цвет, надел бейсболку и темные очки, достал разборную тросточку. Теперь он смахивал на слепого человека. Нервно постукивая перед собой тросточкой, Слава покинул магазин. В голове упорно бились слова заклинания, надеясь, что подручный Банзая так же не отягощен большим интеллектом и сообразительностью. И надеждам было суждено сбыться. Топтун так и остался около магазина, и на слепого покупателя он даже не взглянул. Орешкин зашел за угол магазина, до автобусной остановки оставалось пройти каких-то двадцать метров. Было огромное желание в несколько прыжков преодолеть это расстояние и нырнуть во чрево «Газели». Но Славе хватило ума и хладнокровия не поступать опрометчиво, тем более такие выкрутасы при сломанных ребрах были крайне небезопасны. Дождался следующей маршрутки, из окон которой он увидел, как «хвост» так и замер в ожидающей позе. Усмехнулся, удача была на его стороне. И уже спустя полчаса он сменил «Газель» на автобус межгородского маршрута, который и повез его в славный город Энск.

Влияние удачи, видимо, не распространялось на большие расстояния, и в городе Энске фортуна окончательно отвернулась от Орешкина.

Пришлось приложить немало усилий и нервных клеток, чтобы на улице Овражной отыскать именно тот дом, около которого он высаживал Вику. Дом, в конце концов, отыскал, а вот ни подъезд, ни номера квартиры, ни телефона он не знал. Да что там говорить, даже фамилия девчонки ему была не известна. В полном замешательстве он стоял около дома и беспомощным взглядом окидывал многочисленные его окна. Этот факт совсем вылетел из-под его пристального внимания, когда он поминутно и пошагово планировал весь сегодняшний день. Теперь этот план грозился не уложиться в отведенное время, что могло повлечь за собой новые проблемы. Из раздумья невеселого содержания его вывел мобильный телефон, так неожиданно зазвонивший. Номер был совершенно незнакомый.

— Да! — ответил он незнакомому оппоненту, но тот поспешно отключился.

Из одного из пяти подъездов дома во двор выскочил в столь ранний час тинэйджер, неся подмышкой новенький скейтборд.

— Здорово, парнишка, — остановил его Слава.

— Здоровее видали, — усмехнулся паренек, оглядывая щуплую фигуру Орешкина.

— Это точно, — решил поддержать шутливый тон Слава. — Совсем я старый и больной. И потому мне необходима твоя подмога.

— Бюро бесплатных услуг – это архаично.

— Не вопрос! — пришла очередь усмехнуться Славе. У нового поколения бизнес был привит с пеленок. — Значит, ты в этом доме проживаешь?

— Ага. Всю свою сознательную, да и не сознательную тоже, жизнь, — паренек был в игривом настроении, и сам получал от этого эстетическое удовольствие.

— Мне нужна Вика. Девушка лет восемнадцати. Темные волосы, карие глазки, татуировка дракончика на лопатке.

Тинэйджер более внимательным, даже где-то пристальным взглядом осмотрел Ореха:

— Ты из Городищ?

— Да. А что?

— Просто Вика тоже там учится. И видимо имеет у местных парней большую популярность.

— С чего такие выводы?

— Да спрашивал ее тут один. Тоже из Городищ.

— Кто? — неприятная догадка засверлила в голове.

— Да вроде такой же молодой, как и ты. Но уже Александр Михайлович.

Черт! Банзай!!! Он уже и сюда протянул свои нечистоплотные ручонки.

— И что, он поговорил с Викой?

— Нет. Только со мной. Вот на этом же самом месте, за десятку долларов. — Слава поспешил достать банкноту и протянул ее мальцу. Купюра в одно мгновение исчезла в одном из многочисленных карманов куртки парнишки. — Говорю слово в слово. Сестры нет дома. Она поругалась с родителями и сбежала в неизвестном направлении. Даже SIM карту поменяла.

— Вика – твоя сестра?! — удивился Слава такому стечению обстоятельств.

— И где же она может быть?

— А кто ее знает? Ничего, вернется. Кушать захочет – приползет.

— Слушай, а тебя как зовут?

— Предки нарекли Виктором, что в переводе с латинского означает «победитель».

— Хорошо, Витя. Слушай теперь внимательно. Твоя сестренка попала в очень неприятную историю. Этот Александр Михайлович, он же Банзай, преследует ее.

— А ты, значит, хороший? Белый и пушистый! — усмехнулся паренек.

— Конечно, ты можешь мне не поверить, и это твое право. Только мне не до смеха, а уж Вике – тем более. Я просто хочу помочь хорошей девчонке, и все. Держи еще двадцатку, но с одним условием.

— Каким? — купюра вновьсловно по велению волшебной палочки испарилась, спрятавшись в каком-то кармашке.

— Если Вика появится, то передай ей мой номер телефона. — Орех вырвал из блокнота листок и написал ряд цифр. — Только пусть обязательно позвонит. Это очень важно, это в ее интересах.

— Хорошо, — листок последовал за банкнотами.

— Только не забудь.

— Ok, старичок!

Он не успел отъехать и трех метров, как Слава окликнул его:

— А бесплатно можешь мне сказать, как проехать на улицу Энергетиков?

Виктор только рассмеялся:

— Садись на «двойку» или «четверку» и дуй до площади Советов, а там…. Там тебе подскажут. Это наше деловое Сити, и народу бродит тьма-тьмущая.

Дом на улице Энергетиков был полной противоположностью новенькому многоэтажному жилому комплексу на Овражной улице. Обшарпанная непогодой и годами «хрущевка», давно не крашенная, не ухоженная равнодушными жильцами и работниками коммунальных служб. Мусор вывозился нерегулярно, и ветер гонял по двору обрывки газет и целлофановые пакеты. На лавочке перед первым подъездом сидели две старушки, эдакие всезнайки. Привычная, тривиальная картинка. Они лузгали семечки и лениво разговаривали. Вот к ним и направился Орешкин.

— Здравствуйте, бабушки.

— Здравствуй, милок, — чуть ли не в унисон ответили бабули. Обрадовались, видимо беседовать друг с другом уже порядком приелось.

— Не подскажите, в каком подъезде находится сорок третья квартира.

— А кого тебе там надо, сынок? — спросила та, что была чуть постарше.

— Шаповалову Ангелину Степановну.

Старушки переглянулись, задумались, о чем-то шепотом переговорили и, перебивая друг друга, выдали Славе информацию:

— Так она давно тут не живет.

— Родители ее померли.

— И она уехала.

— Двадцать годов уж минуло.

— Двадцать пять, — поправила вторая бабка, на что первая тут же болезненно отреагировала:

— Нет, двадцать. Семеновна горела двадцать пять лет назад, а Ангелины уже в то время не было.

— А может и была, — пошла в наступление вторая.

Слава решил вмешаться, пока их спор не ушел в дебри воспоминаний мелких деталей:

— А вы не знаете, куда она уехала?

— Да кто ее знает. Выскочила замуж и укатила.

— Ну, извините. Спасибо.

И тут не повезло. Приходилось возвращаться домой с отрицательным пассивом.

А вот везти бесценный кулон обратно было где-то опасно, рисковать ведь тоже можно лишь до определенного уровня. А дальше – бесшабашность и безалаберность. Орешкин и не удивится, если Банзай со своими головорезами прочесали весь городок, оставили кругом засады. Попадется в два счета, и тогда все его старания и сгоревшие нервные клетки окажутся напрасными и никчемными. Опять оторвал от мыслей мобильник, этот незаменимый предмет повседневности. Но оппонент снова не пожелал продолжить разговор. Опять ошиблись номером. Так и не приняв окончательного решения, Слава отправился на автовокзал. И там пришло озарение, едва он увидел табличку на стекле маршрутки. Через мгновение он приобрел билет до деревни, где жила его бабушка. «Заодно и поговорю с ней насчет родителей. Не может быть того, чтобы баба Лиза не была в курсе. Не верю!».

Настрой был решительным, и, пока «Газель» неслась между полями с дружными всходами и лесами смешанных пород, Слава все обдумывал, как лучше начать этот малоприятный разговор. Увлекся всевозможными вариантами так тщательно, что едва не проехал нужную остановку.

Бабушка его не ждала, и потому радость ее была беспредельно открытой и бурной.

— Ты разве не на машине?

— Она сломалась.

Она более внимательно пригляделась к внуку и заметила-таки некоторую скованность при движении.

— Что-то ты совсем спал с лица?

— Ребра поломал, — пришлось сознаться. Да и начинать тяжелый разговор вот так, сходу и в лоб, не хотелось. Пусть бабушка еще немного порадуется его неожиданному приезду.

— Раздевайся и ложись.

— Я был у врачей.

— Ложись, ложись, — бабка уже мыла руки, словно готовилась к хирургической операции. Славе пришлось подчиниться. Старушка осторожно ощупала живот и грудь. — А зачем так рано встал? Дома тебе надо лежать, а не раскатывать по области.

— На работе не признают больничные листы, — ответил Ярослав, принимая вертикальное положение.

— Тогда бросай эту работу. Пенсия у меня хорошая, слава Богу, пенсионный фонд не обижает, вовремя добавляет и выплачивает. — Она не утратила с годами чувство юмора. — На смерть свою нежданную я уже накопила. А куда еще их девать-то? Не солить же вместе с груздями?

— А ты покупай себе побольше вкуснятины. И не говори о смерти, ладно?

— Я тебе травку сейчас одну заварю, она кости хорошо укрепляет.

— Да не надо, бабуль. Я ведь ненадолго заскочил. Вот посижу с часок и поеду.

— Сейчас тогда я быстренько тебе гостинцев приготовлю. Варенье, соленье, медок.

— Бабуль! — взмолился Слава. — Я ведь не на машине, а тащить сумки еще тяжело, ребра болят.

— Немножко можно. Не с пустыми же руками я тебя от себя отпущу. Значит так, я в погребок, а ты вон щи разогрей, да чайник поставь, — бабка с завидной легкостью бросилась во двор.

А Слава только этого и ждал. Он тут же забрался на русскую печку, где еще в детстве устроил небольшой тайник. Прятал от любознательной бабки пустые патроны, сигареты и карты с полуобнаженными девицами. С помощью перочинного ножика Ярик отковырнул небольшой квадрат фанеры, за которым и скрывалась небольшая ниша. Сейчас там, кроме густого слоя пыли, ничего не было. Он положил в тайник кулон, тщательно завернутый в полиэтилен, и вставил фанерку на место. Платно легла, почти незаметная для чужих глаз.

— Лежи до лучших времен. Пока твою хозяйку не разыщу. Он слез с печи и поставил греться чайник. Кушать совсем не хотелось либо после плотного завтрака, либо аппетита не было вследствие пережитого. Едва бабушка переступила порог комнаты, как Слава протянул ей лист бумаги. Тянуть время было уже невыносимо.

— Прочитай.

Она нашла в комоде очки, села за стол напротив Славы и принялась читать. А он просто наблюдал за ее реакцией. И чем дальше она читала текст, тем больше на ее старческом лице проявлялись волнение и беспокойство. Даже руки заметно задрожали. Дочитала, медленно сняла очки, аккуратно сложила лист по сгибам, усердно пряча взгляд.

— Что это? — в свою очередь поинтересовался Ярик, и бабка тяжело вздохнула:

— Говорила же я Оленьке: сожги ты эту бумагу от греха подальше. Да не послушалась меня моя девочка, уперлась. Говорит: нет, вдруг появится эта женщина и отберет у нас Славочку.

— Значит, это правда?! — Орех вдруг поймал себя на мысли, что где-то в глубине души он надеялся, что все это – ложь, сон, чей-то неудачный розыгрыш. Увы, все оказалось явью. Горькою правдою.

— Они, ну, твои родители, так хорошо жили, так любили друг друга, оберегали, жалели. Жили душа в душу, на зависть всем и вся. И в квартире все было, и машину купили, и на сберкнижку откладывали. Вот только одна напасть: детей никак не могли родить. Оленька и лечилась, и на дорогие курорты ездила, и по бабкам моталась, да и я ее травками да корешками поила. Ничего! Отчаялись было уже, а тут и познакомились с этой молоденькой парочкой. Оба студенты, не расписаны, жить негде. А пузо уже на нос лезет. Они и сговорились, не знаю как, но сговорились. Вот и купили тебя.

— То есть, как это купили?

— За двадцать пять тысяч рублей купили. А ты представляешь, какие это были деньги в те времена? Огромные! Пришлось им тогда и машину продать, и кое-что из дома, золото там, хрусталь чешский, ковры персидские. Уехали они тогда сразу из Энска в Городище. Хоть и стали жить скромнее, но счастье было бесконечное.

Она вздохнула и замолчала. Молчал и Слава, а что он мог сказать? Трудно пережить за столь короткое время такую весть. Переосмыслить надо, прислушаться к сердцу.

— Поеду я, баб. Эту неделю я работаю, а вот на следующей – абсолютно свободен. Жди в гости. Забор надо залатать, а то куры, поди, все грядки перелопатили. Да и трубы печные надо почистить.

— Хорошо, внучок, — она утерла краем платочка повлажневшие глаза.

Седой, а именно такая погремуха была у топтуна, который по приказу Банзая должен был не спускать глаз с Орешкина. Куда бы тот ни пошел, ни поехал, и даже ни полетел. Но Седой упустил объект из-под пристального наблюдения. Тот зашел в магазин бытовой техники, и…. Исчез, испарился, телепортировался. Битых полтора часа Седой рисовался около входа, прежде чем решился последовать за ним в этот храм Гермеса. Но Ореха там не обнаружил. Лишь парочка консультантов и с десяток потенциальных покупателей. И все. Никто толком так и не понял, что хотел Седой, смешно угрожая и брызгая слюной. Несолонохлебавши, топтун выскочил на улицу, лихорадочно оглядывая оживленный проспект. Машины шли потоком, пешеходов тоже было не меньше. Седой сгоряча едва не позвонил Банзаюи не сообщил о форс-мажоре, но вовремя спохватился, убрал обратно телефон. Он только на миг вспомнил, каким бывает бригадир в гневе. Банзай ведь и без состояния аффекта убить может любого за более мелкую провинность. А уж про такой «косяк» и говорить не приходится. Но если и не убьет, то из бригады, как пить дать, попрет. А ведь многие из подрастающего поколения просто грезят попасть к нему в бригаду. Тут тепло и сытно. Стрессовая ситуация заставила-таки небольшое наличие ума включиться и заработать. Седой из телефона-автомата позвонил сначала на домашний номер Орешкина, но никто не поднимал на том конце провода трубку.

— Значит, домой ты не вернулся. И куда же, интересно, ты мог отправиться? Черт тебя побери! И как ты только смог проскользнуть мимо меня? Неужели, когда я прикуривал, отвернулся от ветра? Наверное! — потом он набрал номер мобильного телефона. Слава ответил, и Седой, естественно, ничего не стал говорить. — Где же ты, Орешек? В зоне доступа, но где?

Он поехал в ресторан, но и в «Эре» Ореха не было. Так и метался незадачливый топтун по городу в течение всего светового дня. Несколько раз он стучал в дверь его квартиры, звонил и на стационарный, и на мобильный телефон. Слава регулярно отвечал «да», что еще больше злило Седого. Он молился лишь об одном, чтобы Банзай лично не проверил его работу. Хотя и звонил пару раз, интересовался ходом слежки. И каждый раз Седому не хватало смелости признаться шефу, что он «сидит в калоше».

— Сидит дома, и не носа не кажет, — врал он, нагоняя тем самым на себя еще больший страх перед неизбежностью расправы.

А время неумолимо шло. Вот уже и вечерние сумерки вошли в город через восточные ворота. Зажигались фонари, улицы заметно пустели.

— А ведь Орешкин сегодня должен быть на работе. Сегодня смена их группы. И вот если он и там не объявится, то мне точно не сносить головы. Тайное станет явным, обман раскроется – и все! Прощай, сытая жизнь! Привет, инвалидность! В лучшем случае.

Опустошенный, растоптанный собственными нерадужными мыслями, с замирающим сердцем Седой в который раз приехал к ресторану. Едва переступив порог «Эры», он увидел Орешкина. Тот спокойно сидел на эстраде и настраивал бас-гитару. От сердца вмиг отлегло, и невидимая тяжесть свалилась с плеч. И тут же возникло дикое желание промочить горло чем-нибудь спиртосодержащим. Он подошел к бару, заказал себе двойное виски и позвонил Банзаю:

— Он приехал в «Эру».

— Хорошо. Сейчас тебя сменят, отдыхай.

Слава тоже заметил «хвоста», когда тот нарисовался на пороге, и по его несчастному виду понял, что парень пережил не самый счастливый день в своей жизни. Извелся весь.

«А ведь это он звонил и молчал, — осенила его догадка. — Ну, что ж, теперь уже караульте – не караульте, а кулона вам не видать, как собственных ушей. Жаль, что Банзаю нельзя обо все рассказать, чтобы увидеть выражение его глаз. Теперь-то я понимаю книжных и киношных героев, которые оставляют для милиции следы и подсказки. Они хотят, чтобы их поймали, чтобы при встрече посмеяться операм в лицо».

Он провернул такое дело, но погода на душе не изменилась. Все такая же ненастная, пасмурная и ужасно противная.

Несколько раз на дню Орешкин перечитывал заявление от Шаповаловой. Знал уже наизусть не только текст, помнил каждую запятую и точку, даже особенности почерка. Наверное, из тысячи образцов он не хуже опытного графолога безошибочно определит руку этой самой А.С.

Он не знал, что делать с этими знаниями. Как поступить? Что предпринять? Внезапно раскрывшаяся тайна отравила его существование. Выбила из накатанной колеи. Слава не радовался наступившему лету, победе любимого футбольного клуба над принципиальным соперником, ни проливному теплому дождичку. Он не единожды пытался отвлечь себя другими мыслями, повседневными делами и заботами, но ничего не получалось. Текущая жизнь отошла на второй план. Только мысли о родителях постоянно бились в висках, пульсировали, причиняя душевную боль.

Он часами бродил по городу, посещая кинотеатры и выставки. Правда, никогда не выдерживал весь сеанс по времени, вставал и уходил. Ему было словно тесно в квартире, в городе, в жизни. Несколько раз звонил Борису, перекидывался не значащими ничего фразами, намекая на совместный отдых где-нибудь за городом, у костра в компании тучи комаров. Борис либо не понимал, либо, и скорее всего, ловко уходил от предложения, ссылаясь на занятость. Только на работе все тревожные мысли оставляли его. Слава погружался целиком в волшебный мир инструментального волшебства. Теперь время работы пролетали в одно мгновение, и он снова оставался наедине с собой. И снова мысли и терзания возвращались, дыша ядом и отчаяньем.

Услышал как-то ранним утром по радио, что ремонт в квартире, перестановка мебели способствует улучшению настроения и меняет кардинально течение жизни. Услышал и ухватился за идею, словно утопающий за соломинку.

Начал он с генеральной уборки. Окна, потолки, двери поверглись тщательной влажной, с применением «химического оружия», уборке. Ковры и бархатные шторы были отправлены в химчистку. Цветы пересажены в новую землю и даже в новые горшки. Библиотека пропылесосена с пристрастием. В порыве Слава купил новый и модный кафель в ванную комнату, предварительно ободрав прежний. Но вот тут пыл и закончился. Пришло полное безразличие к окружающему. Он просто валялся на тахте, бессмысленным взглядом обозревая пространство.

С неожиданным визитом нагрянула Стелла:

— Привет! Как здоровье? — Стелла увидела чистоту, вдохнула свежесть. — Здесь как-то все переменилось.

— Да, — только ради приличия, а не по собственным ощущениям, согласился с нею Ярик. — Просто навел порядок, да небольшую перестановку сделал.

— Готовишься к чему-нибудь важному? — она приятно улыбнулась и, видя, что Слава не совсем ее понимает, пояснила. — Так было всегда принято на Руси: перед большими и важными событиями в доме всегда проводили ремонт. Уж не жениться ли ты собрался?

— Нет, — покачал головой Слава. — Мне это счастье не грозит в обозреваемом будущем.

— Надо получить образование, устроиться на хорошую работу, найти ту единственную, с кем захочу просыпаться каждое утро. Пошли лучше пить чай!

— С удовольствием. Кстати, к чаю я принесла пряники. Ты любишь пряники?

— Люблю. Тульские, печатные. И не стоило тебе тратиться, у меня все есть. — Он разлил чай по чашкам.

— А это особенные пряники. Я их сама пекла.

Слава улыбнулся:

— А помнится, ты говорила, что вообще не можешь готовить.

Стелла спрятала лукавую улыбку за большим бокалом:

— Вот, решила начать. Учиться никогда не поздно.

Слава откусил пряник, напрасно ожидая безвкусицы.

— М! Недурно. Если у тебя такая первая попытка, что тогда можно ожидать в будущем?

— У меня хороший учитель, — довольно ответила девушка и добавила чуть тише. — И стимул тоже.

Но Орешкин оставил эту фразу без внимания и перевел разговор на иную тему. Вообще, они провели время весело и беззаботно. Стелла уговорила парня показать их семейный альбом. И вновь, глядя на снимки, нахлынули чувства, с которыми он тщетно боролся в последнее время. Девушка заметила резкую перемену настроения и вспомнила о каком-то там важном деле. Ушла, заставив Ярослава задуматься об истинной цели ее визита:

— Девочка чего-то хочет. А вот что хочет женщина – мужчинам никогда не понять. Нет в природе более загадочного и парадоксального существа, чем женщина. Ее логические размышления необъяснимы, они не укладываются в рамки никакой из наук. Ясно мне только одно: у них с Борькой что-то происходит. И Стелла ловко даже виртуозно, я бы сказал, уходила от разговора о Борисе. Поругались? Разбежались? И что? Она сама решила проявить инициативу и начала осаду моей крепости? Ой, не льсти себе, Орешек. Девочка – не по тебе. И что я? Как мне поступить, если дело все-таки движется по этому сюжету? Может, позвонить Борису и прокачать эту тему? Ведь сам он никогда не заговорит о наболевшем. Наверняка, переживает сильно. И это понятно. Не каждый день от тебя уходит такая шикарная девчонка. Удар по самолюбию тот еще! Самооценка упала до уровня плинтуса.

Он был немного рад, хотя и стыдил себя за это. Оправдание нашлось, к сожалению, достаточно быстро. Беда у друга отодвигали собственную идею-фикс на второстепенную роль.

Сладкомедов сидел в своем рабочем кабинете, пил мелкими глоточками кофе и просматривал бумаги. И это были отнюдь не рабочие документы. Депутатские обязанности были Олегу Ивановичу неинтересными и утомительными. И занимался он ими лишь в крайних случаях, когда откладывать уже было некуда.

Куда интереснее, а главное, прибыльнее, была его тайная деятельность. Торговля и общепит. Но сейчас и финансовый отчет с его приятными цифрами чистой прибыли был отложен в стол. Все внимание Сладкомедова было приковано к тоненькой папочке, которую курьер доставил пять минут назад. Это был отчет частного детективного агентства, которое за хорошее вознаграждение, в столь короткие сроки, так продуктивно и оперативно собрал весь материал. То было полное досье на Бориса, именно с этим молодым человеком сбежала его родная дочь. Правда, отчет немного задержался, но вины наемных детективов в том не было. Это его Стеллочка так быстро наигралась в семейную жизнь и вернулась под теплое крыло родительской опеки. Притихшая вернулась дочь, быт быстро сбил с нее гонор и спесь. Изменилась, вроде. И тут же ударилась насыщать свой очередной каприз. Занялась кулинарией, и целыми днями она торчит на кухне, где под присмотром Маруси познает азы этого искусства. Насколько хватит запала, когда иссякнет терпение – неизвестно. Каждый раз ее очередной каприз длится по-разному. Она и писать картины начинала, как мать. И к большому теннису пыталась привить любовь, глядя на отца. И марки собирала, и стихи писала, и кактусы выращивала. И каждый раз ей все надоедало. И Стелла возвращалась в свое привычное русло, к своему любимому занятию: ничего не делать. Лежать днями на диванчике, листать гламурные журнальчики, изучая изменения в мире моды и светских сплетен, при этом постоянно слушать глуповатую музыку с примитивными текстами.

— А не поторопился ли я, прикрыв молодым финансовый поток? Борис, как оказывается, очень даже неплохая партия. — Он листал папочку, внимательно изучая каждый лист бумаги. — Может, и они не разбежались бы так быстро. На голодный желудок и секс не в радость. Не подумал как-то сразу. Иметь родственников из налоговой полиции – это же подарок судьбы. А я отвернулся от него. Не первые, конечно, они люди в органах, но и не последние. Да, ошибочка вышла. Расквадрат твою гипотенузу!

Он встал из мягкого кресла, неспешно прошелся по кабинету, распахнул настежь окно. Закурил, хотя пытался бросить пагубную привычку, ограничив дневной рацион сигарет.

— А Стелла не высказывала обиды по этому поводу. Может, причина кроется совсем в ином? Характером не сошлись? А что, очень банальная и популярная причина. Надо вечерком переговорить с ней. Осторожно только, деликатно. — Приняв окончательное решение, тяжело вздохнув, он приступил к служебным вопросам.

Вечером же его ожидали в доме совсем иные события и дела. Все началось за ужином. Жена, нарушая тишину, сделала неожиданное заявление, обращаясь к нему с приклеенной миловидной улыбкой:

— Олег, я тщательно обдумала твое предложение, пожалуй, приму все доводы и даю свое согласие.

Сладкомедов только собирался глотнуть испанское вино, которое так заманчиво плескалось в большом фужере, но услышав от жены такое, поставил нектар на место. А жена, между тем, обратилась к своей матери и Стелле, давая пояснения:

— Олег вот уговаривает меня устроить персональную выставку работ.

Ах, лиса! Ах, какой хитрый ход! Знала ведь, что в присутствии тещи и дочери он не станет упираться и отрицать. Доказывать, что он не это имел в виду, значит, признаться в своем равнодушии к собственной супруге. Жена же вошла в пике, ее понеслои остановить было даже где-то рискованно. В последнее время она всегда находилась на грани нервного срыва, и могла наломать дров.

— Но сначала я хотела бы вам показать свои работы. И потому сразу после ужина я вас всех приглашаю в свою мастерскую.

— Давно пора, — Стелла единственная, кто был откровенно рад. — Может, это и станет первым шагом к нашему единению. А то, на самом деле, живем под одной крышей как представители разных классов фауны. Соседи по коммунальной квартире и те живут намного дружнее. — Сказала именно то, что каждый сидящий за столом давно чувствовал, но так и не решался ничего сделать или просто высказаться по этому поводу.

Картины произвели двоякое впечатление. Тут были и пейзажи, и натюрморты, и портреты. Стиль тоже не выдерживал единой линии и рамок. Смешанный и далеко непонятный. Теща была сдержана в своих комментариях, ибо предпочитала и принимала только классику. Дочь, наоборот, была в полном восторге и не сдерживала выплескивающиеся эмоции. Олег пока воздержался. Задумался. И было над чем. Слишком часто на картинах жена изображала некоего молодого человека, акцентируя внимание на его глазах. И вновь подумал, что супруге не помешают сеансы у хорошего психолога.

Орешкин придумал-таки способ примириться с Борисом, хотя слово «примириться» не точно определяло положение дел. Заморозки – вот, наверное, верный диагноз. Но и это не важно, главное найден рецепт. И Слава приступил к его осуществлению. Налепил большое количество фирменных пельменей из трех сортов мяса: говядины, свинины и дичи. А к ним – сливочно-чесночный соус, рецепт которого мать только после обильных уговоров открыла ему. И только после позвонил другу:

— Ты сильно занят?

— Да, очень. Сижу и убиваю свободное время, но мне кажется, что оно бессмертно. — Настроение у Бориса было подходящим.

— Не желаешь помочь старому и больному другу?

— С удовольствием, — тут же откликнулся он. Слава даже ярко представил, как широко, чуть глуповато тот расплылся в улыбке.

— Тогда бери рабочую форму и дуй ко мне.

— Что еще захватить?

— Возьми хорошего вина. После работы посидим, раздавим.

— А на закуску что?

— Я уже налепил пельмешки.

— М! Открывай двери, я скоро буду.

Кажется, стена непонимания и отчуждения, которая возникла между ними, дала серьезные трещины. По крайней мере, Ярослав на это надеялся. Так хотелось вернуть светлое и чистое время их дружбы. Орешкин в пылу радостного предвкушения подумал было, что Борису можно поведать историю с кулоном. Но, спустя мгновение, пожурил себя за поспешность. Ведь он и сам до конца не был уверен, что эта история закончилась. Гуляя по городу, он замечал слежку за собой, хотя и не придавал сему факту большого значения. Научился не думать об этом, даже как-то привык. Не мешало и не напрягало. Значит, все по-прежнему должно сохраниться в тайне. Чем меньше народу в курсе секрета, тем больше у того шанса таковым и остаться.

— Ну? Чем мы будем таким заниматься, что после этого устроим праздник чревоугодия? — Борис окинул взглядом музейную чистоту комнаты. — Как в операционной. Мы что, удалять аппендикс будем?

— Ты глянь лучше сюда, — Слава подвел друга к санузлу и распахнул дверь. — Будем менять кафель. Или не будем?

— Будем. Зря я, что ли, вина закупил. — Он потряс пакетом. Да, одна бутылка звенеть не будет, а две звенят не так.

За работой, с шутками и подколками, время просто понеслось вскачь. Все невеселые мысли отошли в тень, тревоги затихли и затаились. Работа спорилась, просто дрожала в руках «мастеров». И пусть не все так идеально, но частицу души, и не малую долю, они вложили. И потому радовались результатом, как маленькие детки новогоднему сюрпризу. Санузел тоже засверкал свежестью и чистотой.

— Вот теперь можно и желудки порадовать, — Борис еще раз внимательно осмотрел итоги их совместного труда. — Красота! Надо же, у нас – и так получилось?!

Они поочередно приняли душ, замочили рабочую форму в ванне и прошли на кухню. Пока Борис возился со стареньким штопором, раскупоривая бутылки, Слава вылавливал пельмени и сервировал стол. Посередине красовалось огромное блюдо с горой вкусно пахнущих пельменей, их окружали розетки со сметаной, майонезом, горчицей, кетчупом, уксусом и соусом. Борис с некоторой опаской посмотрел на сибирские большие пельмени.

— Что не съедим, то надкусим. Разливай!

Багряное вино смачно полилось в бокалы. Борис первым поднял свою чашу и многозначительно произнес:

Обоим был понятен весь объем столь короткого тоста. Добавить что-либо – только испортить. Выпили и налегли на сочные, тающие во рту пельмешки. Аппетита звать не приходилось, он давно уже витал на маленькой и уютной кухне. На душе вмиг сделалось легко и покойно. Лишь маленький червячок сомнения точил душу Славы: а что если Борис узнает о визите Стеллы не из уст друга. Поймет не так, обидится, и будет в том прав.

— Борь, скажи, только честно, а что происходит у вас со Стеллой?

Борис сморщился, как от внезапной зубной боли, и вновь наполнил бокалы:

— Она ушла от меня.

— Ты любишь ее? — после осушенного бокала спросил Слава.

— Переживаю, — ушел от прямого ответа друг.

— Она приходила сюда.

Вилка в руке Бориса замерла. Большая жирная капля соуса скатилась с пельменя и плюхнулась на стол.

— А кто может знать истинную причину поступка женщины? Порой мне кажется, что они и сами не знают точного ответа.

— Не все, — друг почему-то был уверен, что Стелла точно знала, что хочет, и как этого добиться.

— Ты, надеюсь, не забыл о нашем разговоре на эту тему?

— Так вот, я снова тебе повторяю: я никогда не встану между вами, как бы сильно мне ни нравилась Стелла.

— Никаких «но» я даже рассматривать не стану. Я уже сказал, и от слов своих не отрекусь. И давай сейчас поклянемся друг другу, что больше никогда не станем влюбляться в одну девчонку. Наша дружба выдержала тяжелое испытание. Второго шанса судьба нам может и не дать.

— Золотые слова, Ярик! За это тоже надо выпить, — он раскупорил третью бутылку. — За нашу настоящую, мужскую дружбу.

— За нас! — они опустошили бокалы. — Кстати, завтра футбол. Может, сходим?

— Наши с вашими, — пошутил Слава. Проснулся его мобильный телефон. — SMS пришла. — Он прочитал сообщение и рассмеялся в голос.

— Что там? — нетерпеливо поинтересовался Борис.

— Мегафон, блин! Как чует! «Вы приближаетесь к порогу отключения».

Борис тоже засмеялся:

— Вот это сервис! Вот это забота! Все, больше не пьем! Иначе: отключимся.

Проснулся Ярослав в разбитом состоянии. Проблема никуда не ушла, приукрасилась только похмельем и тяжестью после переедания. Требовала решения, настойчиво и незамедлительно. Вчера в застолье с Борисом Слава так и не решился рассказать об этом. Не был уверен, что Борис адекватно вникнет в суть, да и алкоголь нанес красочные штрихи на истинное полотно проблемы. Пожалуй, только Вера могла правильно оценить ситуацию и дать дельный совет. Не вставая с постели, Слава отослал сообщение на ее номер.

Орех: «Привет! Просыпайся! Может, тогда и день будет солнечным и ярким».

Вера: «Ты проснулся в хорошем настроении? Это внушает оптимизм».

Орех: «На самом деле – это маска. На душе слякоть и неопределенность».

Вера: «Расскажешь?».

Орех: «А мне больше и некому. Мои покойные родители – не мои родители. Я – плод суррогатной парочки».

Вера: «Ни фига себе поворот! Как ты?».

Орех: «Меня приобрели за большие деньги. Посоветуй, что мне делать?».

Вера: «Ты же любил своих родителей?».

Орех: «Конечно. Они самые лучшие».

Вера: «Тогда продолжай любить. Храни светлую и добрую память».

Орех: «А как быть с теми, биологическими?».

Вера: «Забудь».

Орех: «Думаешь, это так легко?».

Вера: «Нет, конечно. Наберись сил и терпения. Главное сейчас – это время. Лучший доктор на свете».

Орех: «Я хочу найти их».

Вера: «Зачем???».

Орех: «Просто посмотреть в глаза».

Вера: «Порыв твой понятен и банален. Что тебе это даст? Только лишнюю душевную боль и ненависть».

Орех: «А если им нужна моя помощь?».

Вера: «Тогда в скором времени посадишь их, совершенно чужих для себя людей, себе на шею».

Орех: «Ну, а если мне необходимо их сочувствие и понимание?».

Вера: «А получишь унижение и оскорбление».

Орех: «Ты мудра не по годам».

Вера: «Спасибо».

Орех: «Может, все-таки встретимся с тобой. Как-нибудь. Где-нибудь. Когда-нибудь» — Слава не удержался, нарушая их договоренность общаться только с помощью сообщений.

Вера: «Нет».

Орех: «Так категорично?».

Орех: «Почему?».

Вера: «Самое страшное в жизни – разочарование. Сейчас у нас есть возможность мечтать и рисовать что хочется. Потом такого счастья уже не будет. Никогда».

Орех: «Да, наверное, ты права. Мне бы капельку твоей мудрости».

Вера: «Я – глупа, как пробковое дерево. Знаешь, сколько ошибок я совершила. Давать советы – это самое простое ремесло».

Орех: «Спасибо тебе, что ты есть».

Вера: «И тебе тоже. Я очень ценю нашу дружбу. До завтра?».

Орех: «До завтра!!!».

Виктория думала, что никогда не закончится этот месяц адского труда. Теперь уж точно ее сюда не заманишь никакими коврижками. И подружка Светлана была такого же мнения. Она даже перестала много говорить, сил молоть языком просто не осталось. Хорошо, что с заработанными деньгами их не обманули. Даже премией поощрили за безупречный труд. Местную банду рэкетиров тоже посчастливилось избежать. Не успели они собрать свои вещи и сдать постельное белье, как на их место заселилась новая партия работниц. Света, глядя на их оптимистические улыбочки, грустно покачала головой:

— В России дураков на век вперед припасено.

— Это точно, — просто ответила Вика. Какие там шутки, разговаривать-то без особой надобности не хотелось. Казалось, что в организме скопилось столько усталости, что она вряд ли испарится даже после месячного бездействия. Хотелось просто лечь и умереть. А по ночам так часто снились наваристые горячие щи с пампушками и жареная картошка с грибочками. Даже аромат витал в воздухе, а во рту – послевкусие. И только об этом девушка мечтала всю обратную дорогу. Принять горячую ванну с огромным количеством пены, покушать так, чтоб икота напала, а потом завалится в кровать с хрустящим от чистоты бельем и спать, спать, спать. Желательно без сновидений. Внезапная мысль пронзила ее насквозь: «А куда я еду?». И тут же в памяти вспыли лица родных: гневное отца, равнодушное братишки и смиренное матери. Боль обиды вернулась с удвоенной силой. Она расстроилась, так что глаза вмиг повлажнели.

— Ты что побледнела, подруга? — Света вроде и дремала, но как-то уловила резкую перемену настроения Вики.

— Ничего, — ответила Таежная, не пожелавшая снова загрузить подружку своими проблемами.

— Устала? Я тоже, чертовски вымоталась. Уже скоро мы будем дома и там отдохнем по полной программе. Николаша звонил, он нам каждой жарит по целой сковороде картошечки, с пеночками. А к ней – копченое сало, прозрачное, с мясными прожилками.

— Мне неудобно опять ехать к тебе, — хотя желудок и воображение кричали совсем об обратном.

— А вот это ты брось! Чего еще удумала? Поедешь как миленькая, — грозным командным голосом заявила Света. Что-либо возражать не было сил.

И если волшебникам из детских сказок надо было загадать три желания, то Коля их просто угадал. К их появлению у порога квартиры были приготовлены и ванна, и обильный стол, и постели с чистым бельем. Девчонки сначала намылись, потом набросились на еду, словно стая оголодавших студентов. На его вопросы Света отвечала либо кивком головы, либо короткими междометиями. Он бросил выразительный взгляд на Вику «Что это с моей суженой? Она такая молчаливая!!!». Вика тоже ограничилась едва натянутой улыбкой. А потом – кровать. Блаженство! Рай!

Проснулась Вика в районе шести часов утра, сказывалась привычка. Сладко, со стоном, потянулась. Прислушалась к себе: усталость ушла, да не вся. А в квартире висела тишина, которая через мгновение оказалась ошибкою. Светлана уже вовсю хозяйничала на кухне, стараясь при этом создавать как можно меньше шума.

— Проснулась?

— Вот и мне только кажется. Сейчас мы с тобой плотно и обильно позавтракаем и снова баиньки.

— Не хочется, вроде.

— Ха, сейчас увидим. Нам только стоит хорошенько покушать, как опять наши глазки осоловеют, веки потяжелеют, ножки едва доведут до кроватки. Садись, и не спорь. Что за привычка, перечить старшим? — она начинала постепенно приходить в себя, хотя до прежнего уровня трещотки еще было далековато.

И она оказалась права. Откуда только сон взялся, и куда он только лез.

Вечером Вика вышла на балкон, оставив супругов поворковать. Город в вечернее время суток преображался, становясь привлекательным и загадочным. Прохладный воздух с великой реки, набравшись к вечеру сил и наглости, шагал по улицам, играя молодыми листочками деревьев. Их шепот навевал легкую грусть, едва уловимую, и потому приятную. В небе поочередно зажигались звезды, и город, как зеркальное отражение, отвечал небесам включенными фонарями и окнами домов.

Она набрала номер телефона братишки:

— Привет, Витек!

— Ника? — он называл ее именно так. Виктория – это победа, а Ника – древнегреческая богиня победы. Вот такая незамысловатая логическая цепочка.

— Как дела? Как дома?

— У меня все в ажуре. А дома? Да все по-старому. Ты вернешься?

— Не знаю. Простили?

— Кажется, нет.

— Тогда не вернусь, — с трудом подавила тяжелый вздох.

— А тебя тут разыскивали. Двое.

— Кто? Когда?

— Сначала некий Александр Михайлович. Потом Ярослав. Он, кстати, оставил свой номер телефона.

— Понятно, — хотя про Александра Михайловича она слышала впервые.

— Ярослав сказал, что этот Александр Михайлович – бандит по кличке Банзай. А он сам – белый и пушистый. Просил тебя обязательно перезвонить. Что-то важное, и тебя касаемо.

— Хорошо, скинь его номер по SMS.

— Нет проблем, лови.

— Позвоню, — она отключилась. На душе было тоскливо и пакостно. Грусть в одно мгновение приобрела массу и вязкость. Обвила душу, словно противная паутинка. Слезы непроизвольно побежали по щекам. Она окинула взглядом панораму города, словно искала в ней спасение. По неведомому наитию она крикнула громко:

И тут неожиданно со стороны противоположного дома ей ответили, так же громко и грустно:

— Лошадка!!!

Слезы вмиг высохли на щеках, а губ коснулась легкая, трепетная улыбка.

Воле вопреки, идея разыскать биологических родителей назрела окончательно. Вытеснила все остальные дела и мысли, вырвалась на первый план, отравляя и расстраивая течение жизни. Слава уже не единожды ловил себя на мысли, что идефикс сведет его с ума окончательно. И пока он не найдет ответы на мучающие его вопросы, жизнь не вернется в спокойное и умеренное русло. Она родилась в глубинах сознания и переполнила его целиком. Нести эту ношу становилось с каждым днем все тяжелее, все проблематичнее.

Отыскав в газете «Из рук – в руки» адрес детективного агентства, он незамедлительно отправился на прием. Встретила его молодая секретарша, предложив широкий выбор напитков. Протянула с каким-то виноватым видом прейскурант. И стало понятно: девушке, наверное, было немного стыдно за столь большие цены хозяина агентства на услуги. А у Орешкина, по большому счету, денег не было, и не предвиделось их появление. Но и такой поворот событий он ожидал, и решение, которое с трудом приживалось в сознании, теперь сразу окончательно созрело в неоспоримую неизбежность. Он решил продать машину. Рано или поздно, но это пришлось бы все равно сделать. Ну, не автолюбитель он, и все! Не понимал в машинах ничего. А каждый раз обращаться в автосалоны даже по пустячному ремонту было как-то и смешно да и накладно. А что она будет гнить в гараже? За нее еще и налоги плати. А на вырученные деньги можно и детектива нанять, и положить в банк. Пусть не большие, но получать проценты. Хватит на оплату коммунальных услуг – вот тебе и отличное подспорье. Жить как-то надо. Институт ни в коем случае бросать не стоит. Из кожи лезть, голодовать, ходить в обносках, но получить высшее образование. Сейчас даже в дворники без диплома не берут. Идея-фикс торопила, не давая времени на долгие раздумья и сомнения.

Сосед по соседнему подъезду встретил его радушно. Они дружили семьями и раньше частенько ходили в гости друг к другу. После смерти родителей визиты прекратились. Разница в возрасте была существенной, а интересы противоположные.

— Заходи, заходи, Славик. Рад тебя видеть, — дядя Ваня приобняв парня за плечи и похлопав по плечам, повел на кухню. — Как жизнь, паря?

— Так себе, — можно было не притворяться и не вешать ярких ярлыков.

— Да, да. Проходи, садись. Сейчас чайку попьем. Бабка моя в гости к сыну укатила. Первый юбилей у внука. А я вот тут, на хозяйстве остался.

— Дело у меня к вам, дядя Вань.

— Вот за чайком и поговорим. И сорт подходящий – «Беседа» называется.

К чаю сосед предложил печенье и рулет. Свежезаваренный напиток согревал тело и отогревал душу.

— Вы как-то говорили моему отцу, что не прочь купить нашу «пятерочку».

— Был такой разговор, — кивнул головой дядя Ваня.

— Я вступил в права наследства. Желание не пропало?

Сосед внимательно посмотрел на Орешкина и вздохнул:

— Прижало? — сочувствующе поинтересовался он. Что сейчас особо не хотелось Славе, так это жалости.

— Да нет. Все нормально у меня. Я и работу нашел. А что касается машины? Вы же сами прекрасно знаете, что я никогда не увлекался. Для меня это – как китайская грамота. А чего она гнить будет? А вы и мечту свою осуществите да и меня не обманете.

— Что ж, разумное решение. Не мальчика, но мужа. Когда можно осмотреть товар?

— Да хоть немедля.

— А и то, правда, чего время тянуть. — На сборы у полковника запаса ушло не больше трех минут.

— Только сломана она.

— Посмотрим.

И, правда, посмотрел. Что-то подкрутил, что-то протер, что-то заменил. И «пятерочка» с легким урчанием завелась с пол-оборота. Они прокатились по городу, устроив «Жигулям» тест-драйв. Сосед остался довольным состоянием автомобиля, они сошлись в цене и тут же поехали к нотариусу оформлять сделку. Потом в банк, ГАИ, и только к вечеру вернулись домой, довольные и вполне счастливые. Всю дорогу сосед развлекал его байками про водителей и гаишников.

— Меня самого чуть один раз не побили блюстители автотрасс.

— За что? — удивился Слава. Все во дворе знали, что дядя Ваня очень аккуратный водитель, за всю жизнь ни разу не нарушил даже маленького незначительного правила дорожного движения.

— Купил я как-то лимонад в стеклянной таре, зачем-то этикетку, а она была такая маленькая с лимоном нарисованная, отодрал. Держу в руках бутылку, глотаю прохладу и выезжаю от магазина. А тут они нарисовались. Увидели бутылку, подумали, что пиво, обрадовались. Я говорю им: лимонад это!.. А они проверять, один выхватил посудину из моих рук, пьет. Потом второй приложился к горлышку. А я возьми и пошути: а у меня туберкулез. Вот они обалдели, чуть с жезлами меня не оприходовали. Вот, так в жизни бывает.

Гараж Ярик решил пока не продавать, оставить на «черный день», который по его ощущениям, еще обязательно наступит. Такая уж горькая действительность.

Он позвонил в агентство, записался на прием и попросил приготовить контракт. Все, колесо завертелось, набирая обороты, и остановить его было уже проблематично.

Да, самое гадкое состояние – ожидать, не имея возможности ничего сделать. Каждая минута казалось длиннее прожитого накануне дня. Да что там дня! Слава мысленно прожил заново всю жизнь с ее взлетами и падениями, победами и разочарованиями, с ее мелочами и повседневными радостями. Мучительное ожидание грозилось перерасти в отчаянье. А человек в отчаянье способен совершить либо подвиг, либо непоправимый проступок, перевернув течение жизни с ног на голову.

Он боялся покинуть квартиру, потому что в контракте указал только номер домашнего телефона. Он бродил по маленькой квартире, включал и выключал телевизор, валялся на тахте, изучая каждую трещинку в потолке. Ел, когда желудок начинал нетерпимо болеть, дремал, когда глаза слипались сами собой. Даже работа не отвлекала, музыка не приглушала мысли. Банзай несколько раз пытался поговорить с ним, но Слава старался не оставаться в гордом одиночестве. Был всегда в компании музыкантов, а после работы быстро ловил такси. Спешил домой проверить автоответчик. Отвел на ожидание неделю, а потом поехать в агентство поторопить или даже поскандалить. На смену нетерпению пришло полное безразличие. И потому звонок мобильного телефона заставил Орешкина вздрогнуть, едва не выронив его. Номер был совершенно незнакомым.

— Да, — успел подумать, что это очередные проделки Банзая.

— Привет, Ярослав.

— Привет, — удивился он незнакомому женскому голосу.

— Это Виктория. Ты просил перезвонить тебе.

— Вика? Привет! — он обрадовался, но тут же радость мгновенно испарилась. Вновь вспомнился Банзай. Никто не мог дать Славе гарантии, что его телефоны не прослушиваются. И потому говорить открытым текстом он не решился. Раз начал играть в шпионов, будь добр – доведи все строго по сценарию.

— Нам надо встретиться.

— Поверь, так надо. Тебе в большей степени, чем мне.

— Хорошо, — после непродолжительного замешательства согласилась девушка. — Где и когда?

— Давай прямо завтра. А вот где? Помнишь, куда я отвез тебя после нашего знакомства? — Он почувствовал, как где-то там напряглась Вика. Но молодец!!! Все поняла и поддержала игру:

— Сможешь приехать?

— Смогу. До завтра. — И она оборвала связь.

— Вот и ладушки, — успокоил сам себя Слава. — Завтра кулон, наконец-то, обретет своего истинного хозяина, и головной боли станет на одну меньше. Можно будет поставить жирную точку в этой приключенческой истории.

Он сбегал в ближайший супермаркет, где накупил продуктов для бабушки, не забыв при этом набрать бананов несколько килограммов. После серьезного разговора с бабушкой он так и не ездил к ней в гости. Хотя и обещал помочь с текущим ремонтом забора. Не дай Бог, бабуля подумает, что он отказался от нее. С таким багажом и завалился в дяде Ване. Тот все еще хозяйничал в одиночестве.

— Дядя Ваня, вы должны мне помочь. — Слава, как мог, говорил бодрым, где-то игривым голосом.

— Помогу обязательно. А в чем?

— Не отвезете меня завтра с утра на автовокзал?

— Но это не все. Вот эти сумки я оставлю у вас, вы сами положите их в багажник и только потом подкатите к моему подъезду. И не удивляйтесь, что я буду изображать из себя слепого старичка. — И видя, что сосед впал в небольшую прострацию, пояснил. — Мне нужно незаметно покинуть город.

Тревога тут же вспыхнула у дяди Вани в глазах:

— Что-то случилось, сынок? Ты от кого-то прячешься? Ты только скажи. Я подниму все свои связи, поможем всем миром.

— Да что ты, дядя Вань, — Слава широко улыбался. — У меня все хорошо. А это мы со студентами новую игру придумали. «Отруби хвост» называется. Завтра моя очередь уйти от топтунов. — И он стал сходу придумывать несуществующие правила только что выдуманной игры. Так виртуозно врал, что старый вояка поверил. Только грустно покачал головой, явно осуждая современную молодежь.

На первый автобус билетов уже не было, пришлось брать на второй рейс и ждать отправления около часа. Слава направился в туалет, можно было сменить прикид Паниковского и стать зрячим человеком. Туалет, естественно, был платным, а вот кассир, видимо, отлучилась. Слава и один тучный мужчина не стали ждать кассира, а прошли в общественное место. Орешкин быстро переоделся, спрятал темные очки и разборную тросточку. Вышел, у выхода его встретила шустрая бабка:

— Туалет у нас платный, с вас десять рублей.

Слава расплатился, а вот мужчина ответил кассиру:

— Извини, бабуля, платить не буду. У меня сейчас не получилось, — и пошел спокойно дальше. Бабка ошеломленно захлопала близорукими глазами, а очередь колыхнулась от дружного смеха.

Всю дорогу Слава вспоминал забавные случаи из жизни, улыбался, размышлял: если бы не чувство юмора, то человеку очень трудно было бы выжить в этом жестоком мире.

Его не ждали, по крайней мере, бабушка не сидела на скамейке и не смотрела на дорогу. Только котяра Филимон, вальяжный и независимый, грелся на самом солнцепеке. Слава с двумя забитыми под завязку сумками ввалился в дом.

— Привет! Вот они сидят, чаи гоняют, а меня и не встречают, — с порога пошутил он и уронил сумки.

— Здравствуй, здравствуй, внучок, — бабушка легко выскочила из-за стола и шагнула Ярику на встречу. Слава обнял пожилую женщину и чмокнул в щечку.

— Распаковывай сумки.

— Да зачем так много? — запротестовала бабушка, хотя и очень слабо. Старый, что и малый, любит гостинцы и подарки.

А Слава шагнул к Вике, протянул руку:

— Привет, — девушка зачем-то встала из-за стола и вложила в его ладонь свою маленькую, теплую ладошку. Что-то непонятное нашло на парня, может, приподнятое настроение, может, близость симпатичной девчонки, может, просто необъяснимое наитие. Он нагнулся и поцеловал Вику в щечку. Она отшатнулась, вся вспыхнула ярким румянцем, а глазки наполнились непониманием и страхом.

— Извини, — Слава был готов ударить сам себя, что есть силы. Совсем вылетело из головы то, о чем говорила бабушка: у Вики еще долго сохранится панический страх перед мужчинами, если он вообще когда-нибудь пройдет.

— Ну, и навез гостинцев, — сама того не замечая, спасла неловкое положение бабушка. — Помоги-ка мне, внученька.

Вика с удовольствием бросилась помогать бабке, а Слава поспешил выскочить во двор. Продолжал ругать себя нелитературным фольклором, интенсивно качал головой, но ничего не помогало отогнать легкое наваждение. Он был очарован, околдован ее глазами. Косметика только образцово подчеркивала их выразительность, глубину и красоту. В такие глаза хочется смотреть бесконечно долго, забыв обо всем на свете. Орешкин несколькими физическими и дыхательными упражнениями привел сердцебиение в норму, успокоился и только потом вновь решился войти в дом.

— А мы и не обедали, тебя ждали. Садись, внучок. — Стол был сервирован как-то по-праздничному. Свободный стул был всего один, и Славе пришлось-таки сесть как раз напротив Вики. Старательно пытался не смотреть в ее сторону, опасаясь чарующего дара ее красивых глаз. Не дай Бог, вновь нахлынет наваждение, а следом необдуманный и опрометчивый поступок.

— Эх, грибочки забыла из погреба достать, — произнесла бабушка.

— Давай я, бабуль, — тут же отозвался Слава.

— Сиди уж, я не совсем старая и беспомощная, — и в подтверждение легко встала и вышла из дома.

И вмиг повисла неловкая тишина. Через некоторое время девушка нарушила ее:

— О чем ты хотел со мной поговорить?

Пришлось глянуть на нее, и Слава сделал это мимолетно.

— Сейчас, — он вскочил и залез на русскую печь, где и достал из тайника кулон. — Вот!

— Ой!!! — охнула девушка. — Это он! Где ты его взял?

Вновь их взгляды встретились, и Ярик увидел в них совсем иные эмоции и чувства. Детский восторг и бесконечная радость плескались на самой поверхности. Снова что-то помутнело в голове, глаза подернулись пеленою, и сердце затрепыхало в груди. Вовремя вернулась бабка, гордо неся чашку с маринованными груздями. Обед продолжался в неспешном режиме. После него Орешкин пошел топить баньку. Ванна – это, конечно, хорошо, цивилизовано и удобно. Но разве может она сравниться с настоящей русской баней, с ее паром, жаром, березовым духом? Тут смывается не только грязь с тела, тут с души уходит все негативное и неприятное. Он натаскал с колодца воды и растопил печку. В дом возвращаться не стал, чтобы вновь не почувствовать дискомфорт и неуютность в присутствии Вики. Сел на бревнышко и стал из березовой ветки строгать рогатку. Боковым зрением увидел, что кто-то спускается с высокого крыльца. Глянул: Вика. Она успела переодеться, и теперь красовалась в топике, шортиках и сланцах. Для жаркой погоды наряд вполне подходящий. Но как можно оставаться равнодушным, глядя на ее красивые ножки и стройную фигурку? Как заставить себя не смотреть на это??? На ум пришел опять Паниковский, тут надо быть слепцом, но настоящим! Вика остановилась около него:

— Можно присесть?

— Да, конечно, — во рту вмиг пересохло.

— Расскажи мне про кулон, — попросила она таким голосом, которому трудно было в чем-то отказать.

И Слава рассказал, правда, он тактично упустил факты его избиения и унижения, про свои переживания и сомнения. Одним словом, поведал девочке только голые факты. Но Вика была умной девочкой, с интуицией и богатой фантазией. Все остальное дорисовала сама.

— Да ладно, — пожал он плечами.

— А что ты мастеришь? Рогатку? — она резко поменяла тему разговора.

— Так, баловство, — ответил он и неожиданно сам для себя разоткровенничался. — Помню, в детстве сделал себе рогатку и подстрелил воробья. Расплакался тогда сильно, так стало жалко птаху, еле успокоили. Сжег я ее тогда и больше никогда не брал в руки оружия.

— А что изменилось сейчас?

— Ничего! — Слава разломал пополам почти готовую рогатку и забросил в густые заросли репейника. — Ничего! — помолчал. — Скоро баня будет готова.

И поспешил отправиться в баню, чтобы подкинуть дровишек, и дождаться, когда Вика вернется в дом.

После обеда следующего дня и Слава, и Вика, словно сговорившись, стали собираться в дорогу. Кто в Городище, кто в Энск. Бабушка сразу погрустнела, пропала охота разговоры вести. Стала собирать им сумки с деревенскими гостинцами, при этом не делала никаких различий по признаку родства.

На остановку они пошли вместе. Слава, как истинный джентльмен, нес обе сумки. Вика шла рядом, отгоняя веткой сирени навязчивых комаров.

— Ты сегодня без машины? — она нарушила идиллию тишины.

— Я продал ее. Деньги срочно понадобились, — сам не зная почему, но Слава поведал и причину продажи. По большому счету, он толком ничего не знал о Вике, видимо сработало правило: попутчику можно и о грехах поведать. После небольшой паузы Вика сказала:

— Мог бы и кулон продать.

Это было столь неожиданно, что Слава сбился с шага, остановился и подозрительно глянул на Вику. Она ли это сказала?

— Он же твой, — буркнул он и, удлиняя шаг, направился дальше. И не видел, как девушка одобрительно улыбнулась и слегка покачала головой. Наконец-то, они пришли на остановку. Она располагалась на холме, гряда которых окружала деревеньку. Тут всегда дули ветра, пронзительные и холодные. Потому пассажиры и стремились быстрее укрыться за смехотворными стенками остановки. А Вика не торопилась. Она стояла на ветру, который трепал ее волосы и мешал окидывать взглядом окрестности. Деревенька была вся на ладони. Раскиданы в беспорядке покосившиеся дома, окруженные штакетником и буйной растительностью. Между ними протянулись тропинки, по которым вальяжно расхаживали стаи гусей. Коровы мирно паслись на привязи, рядом козы трясли бородами. Петухи устроили перекличку, собаки тоже не отставали от них.

— Красиво здесь у вас! — с восторгом произнесла она.

Слава вышел к ней и встал рядом, невольно поежившись от северного ветра. И тоже внимательным образом осмотрел деревню и ее окрестности. Удивительно, как красота проходила раньше мимо его сознания. Видел, но никогда не задумывался.

— А когда начинают дружно цвести все сады, так это вообще что-то! Такое буйство аромата и красок, с ума сойти можно. Майское такое безумие!

Вика с некоторым изумлением посмотрела на парня. Он не переставал удивлять ее, с каждым разом приоткрывая еще одну сторону богатого внутреннего мира. Хотела сказать, что была тут в мае, но ей тогда не было до эстетического восприятия антуража, но промолчала. Сама пыталась как можно быстрее забыть те ужасные дни и ночи. Слава уловил нюансы смены ее настроения и решил исправить. Вспомнил забавный случай, который в их деревне стал фольклорной достопримечательностью.

— Знаешь, однажды мимо вот этой остановки проехали огромные часы.

— Дело было поздним вечером. На остановке стояла молодежь, которая собиралась отправиться в райцентр на дискотеку. Проезжает мимо старый автобус, останавливается, и из него на полкорпуса вываливается пьяный мужик и говорит: «Ни хрена себе, вашу мать, уже одиннадцать часов!». Чья-то рука рывком втаскивает его обратно, двери захлопываются, автобус уезжает. После минутной паузы кто-то из толпы молодежи произносит: "Так вот они какие, часы с кукушкой".

Вика весело рассмеялась, чему Слава очень обрадовался.

— А в речке купаться можно?

— Конечно. Только не в самой деревне, там властвуют гуси и утки. Вон там, где речка огибает холм. Там раньше стояла мельница.

— Далековато.

— Полтора километра всего. Но зато там и вода чистая, хорошо прогревается, и настоящий пляж с мелким песочком.

— Жаль только, что деревня вымирает.

— Да, — согласился Орешкин. — Сколько их таких, маленьких и забытых Богом и властью, деревушек раскидано по Руси. О, вот и твоя «Газель» подходит. — Он махнул рукой водителю.

Маршрутка, скрипнув тормозами, остановилась. Слава помог донести сумку.

— Ну, пока! — не решился подать руку.

— До встречи, — Вика неожиданно потянулась и слегка прикоснулась губами его щеки. — Спасибо. Спасибо за все.

И уехала, а он еще долго смотрел на горизонт и ощущал ее горячее прикосновение.

Вика любовалась красотами русской природы, мелькающими за окнами «Газели». Из наушников лилась спокойная, минорная музыка, которая полностью соответствовала ее настроению и состоянию души. На одной из остановок в маршрутку зашел мужчина и сел рядом с ней. Вика внутренне напряглась, съежилась, приготовилась к моментальной истерике от незначительной искорки. Одно лишь прикосновение со стороны незнакомца – и она закричит. Хорошо, что он сошел у следующего населенного пункта. Девушка поймала себя на открытии: «А почему, находясь рядом с Ярославом и даже обмениваясь дружескими поцелуями, она не чувствовала приступы этой фобии? Почему при нем она могла надеть короткие шортики и топик? Он что, не ассоциируется мужчиной? Или это ее абсолютная уверенность, что Ярик не представляет никакой угрозы? — вопросы, на которые было трудно найти правильные ответы. Она и не пыталась, пусть висят пока риторически. Стала просто рассуждать о своем спасителе. — Удивительный все же человек, Ярослав Орешкин. Как ни звучит пафосно и банально, но он – сеятель доброго и светлого. А ведь сам мог запросто сломаться. За последние полгода ему пришлось так много пережить. Трагическая смерть родителей – чего только стоит. И он не покатился по наклонной, не испортился, не соблазнился. Ведь соблазнов так много вокруг. Вино, девочки, наркотики, казино. Нет, он продолжает учиться, нашел работу, старательно помогает бабушке. Да что там говорить. Он ради меня, совершенно постороннего человека, пошел на преступление. И не одну статью УК уже нарушил. И человека избил, хотя назвать человеком эту мразь язык не поворачивается, и разбойную кражу совершил. А потом, наверняка, сносил и побои, и унижения. Рисковал собственной жизнью! Просто так. А ведь все вокруг утверждают, что в наше лихолетье такие экземпляры не встречаются. Ан, нет! Не оскудела земля русская добродетелями».

Она и сама не заметила, как от этих мыслей стало спокойно на душе, фобия отошла, и Вика задремала.

Дверь в квартиру она открыла собственными ключами, стараясь не создавать лишнего шума. Переобулась и заглянула в общую комнату. Картина была просто идеалистической: мать занималась вязанием, отец и сын играли в шахматы. Работал телевизор с приглушенным звуком. В кресле нежился кот Василий Борисович. Дружная семейка, утопающая во взаимной любви, уважении друг к другу и полной гармонии. Но как обманчивыми бывают видения. Вика-то знала, что это только фасад, мираж, картина для посторонних и любопытных.

— Привет! — она вошла в комнату. От неожиданности вздрогнули все, даже вальяжный котяра.

— Явление второе, — первым, с его-то нервной системой, отошел от легкого шока отец. — Те же и Виктория.

— В пьесе «Возвращение блудного попугая», — братишка продемонстрировать свое остроумие стремился всегда и везде, несмотря даже на весь трагизм ситуации.

И только мать осталась без реплики, закоренелая привычка. Хотя глаза и блеснули радостью, но опять же только на мгновение. Потому как пожухла та радость после следующих слов главы семейства:

— Возвращение блудницы – вот так будет правильно, — и снова уткнулся в шахматную доску.

Кровь отхлынула от лица, Вика побледнела, но сумела сдержать себя в руках. Не разрыдалась, не убежала, не ударилась в истерику. На ватных ногах она подошла к столику и положила прямо среди шахматных фигур кулон. Она планировала что-нибудь сказать в импровизации, но почувствовала, что если и начнет говорить, то не сдержится. Или заплачет, или наговорит лишнего. А так не хотелось показать им свою слабость и отчаянье. Прошла в свою комнату, опустилась на кровать и закрыла лицо руками. Слезы медленно и бесшумно потекли из глаз, оставляя на щеках грязные следы косметики.

Здесь ничего не изменилось и уже никогда, наверное, не изменится. Что же такого ужасного должно произойти, чтобы они встрепенулись? Чтобы течение жизни забурлило, пробудилось, затрепетало? Хотя, что может быть ужаснее того, что уже произошло? Осознание этого не просветного существования приносило еще большую боль, чем собственные проблемы. Вакуум, шунья, пустота. Хотелось просто взять и умереть, в одночасье. Счет времени был потерян. Тихо скрипнула дверь, и в комнату, словно тень, проскользнула мать. Села рядом, обняла дочь за плечи, погладила по волосам:

— Ну, слава Богу, кулон нашелся. Теперь все будет по-прежнему, — старалась она привести дочь в чувства.

— По-прежнему? — Вика оторвала ладошки от лица и с плохо скрываемой ненавистью посмотрела на мать. — По-прежнему? А что было хорошего в прежней жизни? Зачем ее возвращать?

Ситуация дежавю. После предыдущей Вика ушла из дома. История повторяется. По крайней мере, Вика почувствовала, что не может больше оставаться под одной крышей со своими самыми близкими людьми. Оставаться было невыносимо больно и противно.

— Я уезжаю, — приняла она решение. — Навсегда.

— Доченька, — мать делала слабые попытки образумить ее.

— Деньги у меня есть, не беспокойся. Я не могу здесь оставаться, я задыхаюсь. От вашего равнодушия. Подумать только: моим родителям глубоко все равно, что происходит с их дочерью!!! Уму непостижимо. А вот совершенно чужие люди меня поняли. Парень спас меня от смерти, потом сам совершил преступление, чтобы вернуть этот злополучный кулон. И заметь: вернуть просто так! За короткое слово «спасибо». А его бабушка вытащила меня из глубокой депрессии. Она вылечила раны на теле и на душе. Ухаживала за мной, горшки из-под меня выносила. И тоже, просто так! Потому как человечные! Они – люди!!! А вы? Эх! — она только махнула рукой. — Никакая беда, никакое горе не способно изменить в этом доме ничего. Как было, так и будет. — Она выговорилась. Запал иссяк, и навалилась смертельная усталость. — Нет ничего страшнее, чем равнодушие, — уже спокойно добавила она.

Орешкин вышел из лифта и нос к носу столкнулся со Стеллой.

— Привет, — растерялся он. Время было позднее для дружеских визитов. Город уже заканчивал последние приготовления ко сну.

— Привет! — непривычно громко ответила она и широко улыбнулась. Слава уловил легкий запах алкоголя. Что и подтвердила Стелла. — А я тут недалеко была у подружки, праздновали день рождения. Вот и подумала, а почему бы не зайти к старому другу в гости? Посидим, поговорим, выпьем по глоточку хорошего вина.

— Заходи, — Слава открыл дверь, пропуская девушку вперед. Неудобно было разговаривать на площадке, он знал, что соседка справа уже приникла к дверному глазку и вся обратилась в слух. Иначе завтра у подъезда не о чем будет поведать таким же любопытным подружкам «хочу все знать». — Можно и поговорить, а вот вина у меня, к сожалению, и нет. Простите великодушно.

Теперь он разговаривал с ней в ином тоне, и уже не чувствовал ни трепета, ни волнения. Наверное, вследствие решения, принятого пару дней тому назад, поставить в этом вопросе жирную и смачную точку. Выбор пал на дружбу с Борисом, а не на призрачные шансы на завоевание сердца такой роковой девушки. А может, такая решительность пробудилась после того, как он заглянул в глаза Вике, утопая в их глубиной красоте? Но сейчас поразмышлять на эту тему ему мешала Стелла.

— Ты плохо думаешь обо мне. Я захватила с собой и вино, и шоколад, — она бесцеремонно прошла в зал и достала из стенки пару хрустальных бокалов. Выпитое на празднике, явно, напрочь отбило у девушки чувство такта и приличия. Что ж, у богатых свои причуды, своя этика, свой кодекс чести. Как часто бывает, обывателям приходится играть по их правилам, чтобы не навредить себе. Слава сел в кресло напротив, раскупорил бутылку вина, плеснул в бокалы совсем понемногу. Стелла подняла свой:

— А давай выпьем за нас?! — то ли спросила, то ли предложила провокационный тост.

Но и Ярик был не промах:

— За дружбу! — бокалы с нежным звоном соприкоснулись друг с другом.

Слава выпил сухое, кислое и совсем не вкусное вино. А Стелла продолжала держать хрусталь на весу и, прищурив глазки, внимательно смотрела на него. Алкоголь не совсем затуманил девчонке разум. Она была в состоянии взвешивать каждое слово, понимая все подтексты и правильно оценивая их.

— Что это значит? — тихо поинтересовалась она и поставила бокал на место. В одно мгновение она протрезвела окончательно.

— То и значит.

В уголках ее глаз закипал гнев, и она старалась изо всех сил не дать ему выплеснуться наружу. Это ей почти удавалось:

— Я правильно тебя поняла?

— Я вызову такси.

— Не стоит, — чувства окончательно перебороли здравый смысл и перечеркнули всю интеллигентность на корню. — Дурак ты, Орешкин! К тебе пришла такая девчонка! Да по мне все парни в округе досягаемой видимости сохнут и сходят с ума. А тут, на тебе, один Орешкин нарисовался. Я сама к тебе пришла! Сама!!!

— От скромности ты не умрешь.

— К тому же я очень богатая наследница, — она не слышала его. Она упивалась обидой и гневом. — Это такая большая редкость, когда в одном человеке собрано столько достоинств. Ум, красота и богатство! Тебе предлагают вино и сладость, а ты упираешься и просишь корку хлеба и глоток воды. И ты об этом пожалеешь. Очень скоро пожалеешь. Ох, как ты станешь раскаиваться и биться головой о стену. И приползешь ко мне, на брюхе приползешь. Станешь слезы лить, сопли распускать и молить меня о прощении. Но запомни раз и навсегда: Сладкомедова Стелла Олеговна никогда не прощает такие обиды. Да любые обиды. Я не умею прощать!

Ах, как много вариантов ответа было у Орешкина. Из классической литературы, из современной прозы, да просто и своя импровизация. Но он не сказал из этих монологов ни единого слова. Уж больно они били по самолюбию визави. А зачем было лишний раз обижать девочку? Она уже обижена его отказом. И потому он отдал дань молчанию. Да только глаза были красноречивей всяких фраз. Стелла встала и, не прощаясь, покинула его квартиру. И когда хлопнула входная дверь, Слава прищелкнул языком, покачал головой и прошептал:

— Может, и пожалею. А может, и Бога поблагодарю за это решение. Кто знает, как там завтра, за поворотом. Главное: я сейчас уверен на все сто, без единой йоты сомнения, что поступил так, как должен.

Старенький «Икарус» захлопнул дверь, укатил дальше, строго следуя маршрутному листу, и оставил после себя облачко выхлопных газов. На остановке в полном одиночестве и темноте осталась Вика с большой сумкой в руке. Северный ветер тут же обнял девушку за плечи, норовя залезть под тоненькую курточку. Вика передернула плечиками, провожая взглядом автобус, пока его габаритные огни не скрылись за поворотом. А в низине дремала деревня. Уличное освещение полностью отсутствовало, да и окна мерцали лишь в нескольких домах. Старые люди давно уже спали.

— И почему я здесь? — вслух произнесла Вика, одновременно растворяя тишину. Так было не очень жутковато. — Кто может объяснить мой поступок? Да никто. Я сама-то не смогу. Минутный порыв – и вот я тут. Здрасти! Нарисовалась!

Баба Лиза, к ее тихой радости, не спала. Мерцал экран телевизора, подходила к завершению очередная серия бесконечной мелодрамы. Дверь не была закрыта изнутри. Может, это и есть райский уголок, где дверей не запирают, где рады и полуночным гостям. Вика тихо вошла в дом, но тяжелая сумка грохнула об пол.

— Кто там? — послышался голос бабы Лизы из передней части избы.

— Это я, бабушка, — ответила девушка.

Бабка вышла и всплеснула руками:

— Вика?! Что случилось, внученька? — и столько теплоты, столько нежности было в ее голосе, что глаза у Вики вмиг наполнились влагой. Это боль вырывалась наружу. Девушка бросилась к бабушке и крепко обняла ее:

— Не выгоните?

— Что ты, что ты! Давай, садись. Сейчас мы с тобой чайком побалуемся, ты мне все и расскажешь. Нельзя копить тяжесть на душе, сердце того не выдержит. — Старушка засуетилась у плиты, позабыв о мексиканских страстях на экране.

За чаем, согревшись и немного успокоившись, Виктория и поведала пожилой женщине все то, что ей пришлось пройти за последнее время. И о семье откровенно поведала.

— Ох, беда, — сокрушалась старушка. — Это же надо выпасть на долю столько испытаний за короткий срок! Совсем ведь молодая, жизнь, по большому счету, только начинается. Радоваться ей бы, а тут. Ну, да ладно! Время все расставит по местам, да и раны душевные затянет.

— Можно, я у вас до сентября месяца поживу? — задала она риторический вопрос, догадываясь, какой ответ услышит.

— Ну, конечно, внученька.

— Я и в огороде могу помочь. Полоть, мотыжить. Правда, я этим только в далеком детстве занималась, — она слабо улыбнулась. — Но это не беда. Возьму в руки мотыгу – и навыки тут же вернуться.

— Вот этим завтра и займемся. С раннего утра. Труд – лучшее лекарство. А сейчас давай спать укладываться. Сон – он тоже… — бабка, видимо, хотела вновь сказать про волшебные свойства сна как отличного лекаря. Да вспомнила, что приписала уже эти качества и времени, и труду. Потому просто махнула рукой и рассмеялась. — Совсем старая я уже стала.

— Баба Лиза, только у меня к Вам одна просьба будет.

— Не говорите обо мне Ярославу. А когда он будет приезжать, я буду прятаться.

— О, Господи, а почему? — старушка немного напряглась и перекрестилась.

— Не проходит у меня страх перед ними, — Вика густо покраснела и опустила голову. — Мерзкие, похотливые, озабоченные! — голос хоть и был пропитан насквозь гневом, все же дрогнул.

— Ярик не такой парень, — поспешила баба Лиза успокоить девочку.

— Я знаю. Головой понимаю, а вот…, — она пожала плечами.

— Хорошо, хорошо, — старушка обняла Вику за плечи, погладила волосы, скрывая от нее повлажневшие от жалости близорукие глаза.

Орешкин зря перестраховывался, не зная, что все его опасения и страхи были напрасны. С него давно сняли наблюдение. Ибо у Сладкомедова навалились внеплановые дела и заботы. Надо было спасать репутацию «Эры Водолея». Необходимо было что-то предпринимать насчет супруги, у которой, по его собственному мнению, психическое заболевание начинало прогрессировать. Банзай и его ребята проверили еще человек пятнадцать из того злополучного списка, а потом шеф перебросил их на новый объект.

Но у Банзая было иное мнение на этот счет. Проверенные пятнадцать автовладельцев хоть и подходили под объект пристального внимания, но не внушали оптимизм на положительный результат.

— Зря только убили столько времени, — он ходил по комнате и обильно жестикулировал руками. Пиво, бутылку которого он держал в руке, выплескивалось. Но он не замечал этого. Впервые он был не согласен с решением Олега Ивановича, но в присутствии своих подручных говорить о том вслух все же не решался.

— Надо было дожимать этого гитариста, — поддакивал ему Седой и немного покраснел. Он всегда теперь ощущал прилив жара при упоминании Орешкина. Трудно было забыть тот факт, как этот музыкант выставил его полным кретином. До сих пор он ломал голову, как тот легко ускользнул из магазина, в котором второго, черного и даже запасного выхода не было.

— Чую я седалищем, что это был он, Орешек! — с нескрываемым злом сказал Банзай. — Вот только как он смог вынести из ресторана этот кулон? Ума не приложу. В тот вечер мы же устроили настоящий шмон персоналу.

— Может, проглотил? — попытался пошутить Седой, но глянул на свирепое лицо Банзая, прикусил язык, не стал дальше раскручивать шутку.

— Будем ждать распоряжения Сладкомедова. Я отвез ему фотографии, что нащелкал в Энске. Там вся семья Таежных была на празднике семьи, устроенном губернатором. Только самой девки нет. Она так и не вернулась домой, и даже не звонила.

— Спрятали ее у дальних родственников. От позора такого.

Прозвенел долгожданный звонок от шефа. Банзай молчаливо выслушал короткий приказ. Он вмиг протрезвел, бросился в ванную приводить себя в полный порядок. Ребята поняли, что его вызывают на ковер, и не на чай с пряниками.

Олег Иванович по традиции встретил бригадира на открытой веранде. С бокалом хорошего испанского вина в руке. Присесть не предложил, что было плохим предзнамением. Так оно и оказалось.

— Это что за фотографии ты мне прислал?

— Это семейство Таежных, — стал невнятно мямлить Банзай.

— Сам вижу, кто тут. Я спрашиваю, почему ты до сих пор занимаешься этим делом? Кто дал тебе право на инициативу? У тебя иное задание, или я ошибаюсь?

— Олег Иванович, — как бы он ни пытался скрыть пивной запах, у него ничего не получилось. — Я чувствую, что это Орешкина работа, и он должен крутиться где-то рядом.

Сладкомедов включил ноутбук, отыскал фотографию жены Таежной, увеличил ее и подозвал Банзая:

— Смотри! На шею ее смотри!!! Расквадрат твою гипотенузу!

Банзай увидел на шее женщины кулон. Громко сглотнул ком в горле.

— Про кулон придется забыть. Раз не получилось по горячим следам прихватить драгоценность, то по истечении времени шансов на обладание кулоном стало совсем немного. Игра не стоила свеч.

— Простите. Упустили гада.

Сладкомедов учуял крепкий пивной запах и сморщился.

— А почему у тебя лицо такое умное? — он решил пошутить над потеющим и краснеющим бригадиром. Шутка сработала на сто процентов.

— Я немного пива выпил.

Сладкомедов рассмеялся в голос.

Когда до конца ожидания ответа частных детективов оставался всего один день из недели, которую Орешкин отвел им, раздался долгожданный звонок. И что поразило в первую очередь Славу так это то, что с ним связалась не секретарь агентства, а сам хозяин «Шерлока»:

— Ярослав Павлович?

Слава немного растерялся от такого официоза. Слышать «отчество» в свой адрес в столь юном возрасте было как-то непривычно.

— Мы могли бы с вами встретиться где-нибудь на нейтральной территории?

— Конечно, — Славу заинтриговали.

— Как насчет кафе около центрального почтамта, через час?

Но нетерпение пригнало его к кафе за полчаса до назначенного времени встречи. И эти тридцать минут показались ему целой вечностью. Столько мыслей пронеслось, столько планов родилось и разрушилось. Правильно утверждают, что самое быстрое – это человеческая мысль.

— Еще раз добрый день, — детектив, как и полагается, появился внезапно.

— Здравствуйте.

— Позвольте, я угощу вас кофе, — мужчина был, по крайней мере, в два-два с половиной раза старше Орешкина, но обращался строго на «вы» и по имени-отчеству. Или принцип работы с клиентами, или воспитание.

В ожидании отличной пародии на турецкий кофе они молчали, изучая друг друга взглядами.

— Понимаете, молодой человек, — начал детектив, глотнув обжигающий кофе. — Наше агентство только-только приобрело некоторую известность в городе, наконец-то, пошли клиенты, а с ними заказы и деньги, естественно.

— Вы хотите сказать, что вашего опыта недостаточно для решения моего заказа? — с нетерпением спросил Слава, обрывая затянувшуюся прелюдию разговора.

— Нет, нет, мы выполнили ваш заказ. Все документы у секретаря в офисе.

Орешкин даже ничего не почувствовал, ни радости, ни облегчения. Да и детектив не зря ведет тут мутные разговоры.

— Может, гонорар маленький? — Слава продолжил игру в «угадайку».

— Нет, что вы! Оплата строго по прейскуранту, с квитанцией и распиской. Мне проблемы с налоговыми органами не нужны.

— Да что тогда? — в голос вскрикнул Слава, утратив последние йоты терпения. Посетители кафе оглянулись на них.

— Успокойтесь, — осадил его сыщик. — И постарайтесь выслушать без проявления эмоций.

— Хорошо, извините, — он залпом выпил остывший кофе.

— Ваши родители, — начал осторожно детектив и тут же поправил. — Ваши биологические родители живы и здоровы.

— Кто они? — Слава устал от длительных пауз в речи сыщика.

— Заявление, которое вы предоставили нам, полностью подтвердилось. Вас действительно купили у молодой пары. Студенты, официально не женатые, а в то время беременность вне брака осуждалось не только бабками у подъезда. За это и из комсомола могли выгнать с большим позором, что негативно сказывалось на учебе и дальнейшей карьере. Вот они и пошли на это преступление. После института они поженились и покинули Энск и переехали в Городище, впрочем, как и ваши приемные родители. У них в браке родилась девочка, ваша единокровная сестренка.

— Зачем вы мне это все рассказываете? Мне нужна только фамилия.

— Вот я и подошел к самому главному. Ваш биологический отец очень влиятельный человек, чиновник высокого ранга. И очень непредсказуемый в своих действиях. Я просто боюсь за Вас. Боюсь его реакции на ваши притязания. Скандал никому не нужен, а уж ему тем более. Даже трудно представить все последствия.

— За меня не беспокойтесь. Я еще не решил, как поступлю с этой тайной. Может, и скорее всего, вообще ничего делать не буду. Просто удовлетворю свое любопытство. Я человек самостоятельный и далеко не глупый. Необдуманных ошибок не совершу. — Слава приукрашивал свои достоинства.

— Очень на это надеюсь, — он раскурил трубку, подражая великому сыщику, в честь которого и свое агентство назвал. — И второе: я настоятельно прошу, чтобы название моей конторы не всплывало ни при каких раскладах.

Теперь, наконец-то, стало понятно, почему он начал разговор издалека, напуская тумана, и так тщательно «окучивал почву». Тоже мне, герой-детектив.

— Ладно, — легко пошел на компромисс Слава. — Я забуду, кто и как предоставил мне информацию. — Хотелось сказать это спокойно и равнодушно, но нотки сарказма и насмешливости все же проскользнули в речь. И пожилой мужчина их ясно ощутил и даже, в его-то возрасте, слегка покраснел.

— Я вам предлагаю сделку.

— Вы получаете всю документацию абсолютно бесплатно.

— То есть? — удивлению не было предела.

— То есть ни ваш контракт, ни ваша фамилия не будет фигурировать в моей бухгалтерии и архиве. Ничего! И удалите номер телефона.

Слава задумался на мгновение, сделка сулила выгоду: не надо было платить большие деньги.

— Хорошо, я согласен.

Детектив облегченно вздохнул и тут же позвонил секретарю:

— Галочка, придет сейчас Орешкин Ярослав Павлович. Да, мы с ним договорились. Уничтожишь контракт, оба экземпляра, квитанцию, сотрешь файлы из компьютера, отдашь все документы и вернешь аванс. Все.

Папочку с документами и фотографиями Орешкин открыл только дома, несмотря на дикое желание полистать бумаги еще в маршрутке. И правильно, как оказалось, сделал. Потому как имена настоящих родителей просто выбили почву из-под ног, окуная в настоящий шок. Он появился на свет благодаря Сладкомедовым, Олегу и Ангелине, а Стелла Сладкомедова доводится ему родной сестрой!!!

Когда шоковое состояние вернуло Славу к реальности, стало еще хуже. «Не может быть!!» — кричал внутренний голос, заставляя Славу раненым зверем метаться по все комнатам, собирая углы и нанося себе порцию синяков. Потом он рухнул на тахту и обхватил голову руками, словно пытался спастись от обжигающих мыслей, которые пульсировали в висках, перерастая в физическую боль.

По истечению часа тихая истерика пошла на убыль. Вернулась способность к размышлению без эмоциональных вспышек. Взял папку с документами и стал более внимательно просматривать каждую бумажку. И чем дальше изучал, тем очевиднее становилось предположение неоспоримым и свершившимся фактом.

— Конечно, все участники этого преступления, а иначе это действо и назвать нельзя, тщательно позаботились скрыть все следы. Вот справка из роддома, что Шаповалова А.С. родила мертвого мальчика. И отчет в статистическое управление подтверждает наличие в роддоме мертворожденного младенца. Но тут же всплывают показание старой акушерки, которая решила исповедаться и рассказала, что в тот год было всего два случая, когда рождались мертвые дети, и это были девочки.

Свидетельство о рождении Ярослава и медицинская выписка о том, что именно она родила мальчика в тот же день, с теми же параметрами, весом и ростом. И тут же старая справка из Московской клиники о том, что Орешкина Ольга страдает бесплодием, и лечению не подается.

Справка из ЗАГСА о регистрации брака между Шаповаловой и Сладкомедовым, спустя месяц после моего рождения. Тогда еще не ответ, что именно Олег мой биологический отец. Хотя показания соседок говорят о том, что молодые люди встречались на протяжении пяти лет и только потом поженились. И тут же открыли кооператив, наладили торговлю и начали богатеть. А потом поспешно покинули Энск.

А что, если это просто совпадения? Да, сказочные! Да, фантастичные! Но совпадения!!! И тогда, только анализ ДНК может развеять все сомнения, и расставить все точки над «и». Стоит только такой анализ баснословно дорого, и одной проданной машины не хватит.

А может, и не надо никакой экспертизы. Одна только расписка от Шаповаловой, из-за которой и началась вся эта канитель, стоит гораздо больше всех остальных справок и показаний. Удалось сыщику и свидетелей, в присутствии которых писалось заявление, отыскать. Одна пошла в полный отказ. А вот второй, несмотря на хронический алкоголизм, нарисовал ясную картину, да подробностями, не вызывающими никаких сомнений. И это убойные доказательства.

Слава откинул папку, тяжело, словно вмиг постаревший, поднялся с тахты и прошелся по комнате. Зазвонил стационарный телефон, но он даже не глянул в его сторону. Налив себе крепкого чая, он вышел на балкон. Сейчас он не хотел никого не видеть и не слышать. Китайский чай взбодрил его, внося ясность и просветление.

— А что дальше, Орех? — спросил он вслух достаточно громко. — Ты добился того, чего хотел. И что? Легче стало? Нет, еще хуже. Что там говорил Шерлок? Твой биологический папаша – очень богатая и влиятельная персона нашего города. Ну, судя по сестренке Стелле – так оно и есть. Избаловать ребенка могут только слепая любовь или огромные деньги. Чем же он занимается?

Он вспомнил, что так и не досмотрел папку до конца, и поспешил вернуться в квартиру. Схватил папку:

— Так и есть. Вот последние на день сегодняшний данные. Ангелина, домохозяйка и свободный художник, находится в активном поиске. Это и понятно. А что еще делать? Смотри, Орешек, в каком замке они проживают. — Он рассматривала фотографии особняка Сладкомедовых. — Теперь Олег Иванович. Чиновник высокого ранга, городского значения. Депутат. Но это лицевая сторона, а какие сюрпризы готовит нам изнанка? Владелец целой сети кафе, киосков, баров. Опа! В том числе и ресторана «Эра Водолея». Вот это поворот. И что получается? Это он отдает все команды своей цепной собаке по кличке Банзай? Выходит, что он! И в том числе следить за мной и бить меня?! Да. А вот эту партию, папочка, я выиграл у тебя. Не удалось наглым образом присвоить себе чужую драгоценность. А ведь наверняка, сопоставив все факты и события, ты догадался, что это я провернул все дельце. Мужик ты грамотный, наверняка, все понял. Вот только почему стерпел? Почему в запале обиды и гнева не дал команду головорезам убрать меня с лица земли? Вот был бы достойный финал. Сюжет по шекспировским мотивам. Нет, больше напоминает индийское кино. Отец убивает родного сына, а тайна раскрывается лишь на похоронах. Отец в отчаянье, он на глазах седеет, он ломает пальцы. — Чувство юмора неожиданным проявлением спасло Орешкина от очередного приступа истерики, на грани которой он балансировал.

Помощь пришла своевременно. Ожил мобильник, крича, что пришло сообщение, и ему от этого очень щекотно. Это была Вера. Единственный человек, с кем Слава мог говорить на абсолютно любые темы, кому мог доверить полный ассортимент своих мыслей и переживаний.

Проснувшись ни свет, ни заря, Слава еще раз перечитал вчерашнюю переписку с Верой при помощи SMS.

Вера: «Орех, привет! Куда пропал? Как твои дела?».

Орех: «Привет. Пока я жив и местами здоров. Нашел родителей».

Вера: «Быстро же ты. И кто они?».

Орех: «Они живут рядом. Вот такая насмешка судьбы. Очень богатые».

Вера: «Что будешь делать дальше?».

Орех: «Пока думаю».

Вера: «Я прошу тебя: подумай хорошенько. Взвесь каждый шаг, каждое слово, каждое действие. Мне так не хочется терять такого друга».

Орех: «Я постараюсь».

— Каждый шаг и каждое слово? — рассуждал он, нежась в горячей ванне. — Легко сказать со стороны. А тут душа горит и разрывается. Что делать? Что делать? Так, сначала успокоиться. — Он встал и включил душ с прохладной водой. Это его немного взбодрило.

Он пошел на кухню, где стал варить двойную порцию крепкого кофе.

— Давай, дружище, прокрутим все сюжеты возможного продолжения. Вот я прихожу к Сладкомедову и заявляю в лоб: «Здрасти, я ваш сын». И что предпримет Олег Иванович? Угадать архи сложно. Откупится от меня, предложив энную сумму денег? С условием, что я покину городок и забуду раз и навсегда о его существовании. Да только и он понимает, что это тупиковый вариант, шантажисты никогда не останавливаются, такая уж психология легких денег. Их всегда мало, и они быстро заканчиваются. Второй вариант, криминальный и вполне в стиле Сладкомедова. Ликвидация! Судак тому – яркий пример. Но поднимется ли у него рука на родного сына? А почему бы и нет. Никаких чувств он ко мне не питает, да и история с кулоном только подольет масло в огонь ненависти и страха перед возможной оглаской. Подмоченная репутация государственного служащего, крест на перспективе карьерного роста политика – это серьезные аргументы. Интересно, а по статье УК за продажу ребенка имеет срок давности или нет? Как не крути, а это преступление. Может, и реальным тюремным сроком запахнет. Вот и остается, что легче меня убить и отвести угрозу и от себя, и от благополучия семьи. Дамоклов меч! Тяжело с этим жить. Хотя существует и третий вариант.

Слава помыл посуду и вышел на балкон встретить рождение нового дня. Это действие всегда вызывало в душе трепетное волнение. Только сегодня он ничего не видел и не чувствовал. Все сконцентрировалось на одной проблеме.

— Он меня официально признает собственным ребенком, опять же при условии, что тайна рождения будет навеки забыта. Придумает красивую версию, где сам окажется жертвой. Примет меня в свой дом, семью, бизнес. Возможно, даст свою фамилию и впишет в завещание. И буду я большим куском рокфора в масле кататься. Вот только невозможно представить, что Стелла обрадуется такому повороту событий. Ей явно не захочется делить огромное состояние, да и прежняя обида покоя не дает. Одно только радует меня на сто процентов: я перестал думать о Стелле до этих событий. Почти выкорчевал из сердца все чувства к ней. Сейчас бы было намного больнее.

Он вернулся в комнату, плюхнулся на тахту и начать опять изучать потолок.

— А как отнесутся к таким переменам мои близкие люди? Вот, Борис, например? Наша дружба может не только трещину дать, но и рассыпаться окончательно. Иметь друга, который в одно мгновение из среднего класса перешел в класс власть имущих и стал намного богаче тебя. Да, такое перенести или принять не каждому по силам. Не хватит у Борьки душевного стержня. А баба Лиза? Она человек мудрый. Примет любое мое решение. Обиду за племянницу, то есть мать мою, конечно, демонстрировать не станет, но затаит. Но я ведь и не собираюсь отказываться от родителей! А Вика? Стоп! А причем тут Вика? Наши жизненные дорожки только пересеклись, соприкоснулись и все. Дальше каждый пойдет своей тропой. А тебе что, Орешек, хочется иначе? — Слава рывком сел на тахте и интенсивно потер виски. — Не стоит сейчас думать об этом. Не стоит загружать мозг лишними думами, иначе Windows слетит. Вернемся к своим баранам. Итак, из трех возможных сценариев – два смертельно опасных. Именно для тебя, Орех. А теперь здраво подумай: готов ли ты рисковать жизнью ради того, чтобы просто взглянуть в их глаза и увидеть реакцию? Вот в чем вопрос! Вот такая заморочка, похлеще, чем у Гамлета. Все, проехали. Мне просто необходимо поехать на могилу к родителям. Надеюсь, они найдут способ подсказать мне единственно правильное решение.

Олег Иванович остановил Стеллу в коридоре своего особняка:

— Мне надо поговорить с тобой.

— Может, пройдем в мой кабинет, там и поговорим. Только без твоих замашек ежика.

— Хорошо, — Стелла имела такую привычку: старая обида забывалась в тот момент, когда наносилась новая. Вот и сейчас на отца она совсем не обижалась, переключив негодование на Орешкина. Тем более что так сильно ее никто не унижал. В голове у нее роились всевозможные планы мщения. Оставалось выбрать самый страшный. В кабинете она села в огромное кожаное кресло, а отец встал около открытого окна и закурил ароматную сигаретку.

— Ты прости меня, доченька, я был не прав.

— В том, что так агрессивно воспринял твое желание пожить самостоятельно. Это все мой эгоизм. Была, была ты все время рядом, и раз….

— Рано или поздно это произойдет.

— Да, конечно, я все прекрасно понимаю, но ничего поделать с собой не могу. Теперь вот все осознал и заверяю тебя, что впредь не совершу подобной ошибки.

— Можешь не беспокоиться, — грустно усмехнулась Стелла. — Мой опыт семейной жизни оказался горьким и провальным. Ничего у нас с Борисом не получилось.

— А что так? — поинтересовался отец, затушил сигарету и сел за стол, напротив дочери. Стелла лишь пожала плечами. — А может, попробовать все исправить? Я помогу всем, чем смогу: и морально, и материально.

Стелла внимательно, прищурив глазки, посмотрела на отца. И вернулась в реальность: «Ох, неспроста елейная забота батеньки. Наверняка, собрал на Бориса целое досье. Взвесил все «за» и «против», одобрил мой выбор, и теперь из кожи лезешь. Да только не склеить вдребезги разбитое».

— Уже ничем не поможешь?

— Так серьезно?

— Просто характерами не сошлись, — прозвучала, естественно, самая популярная причина. — Знаешь, что я думаю насчет будущей семьи?

— Что? — он бросил притворяться и искренне заинтересовался мыслями дочери.

— Замуж надо выходить, — начала, было, Стелла, но тут же поправила саму себя, — вернее, брать в мужья надо бедного парня. Вот тогда он станет ходить передо мной на задних лапках и заглядывать мне в глазки. Будет всегда чувствовать себя зависимым и обязанным.

— А может, все-таки по любви? — осторожно спросил Сладкомедов, немного испугавшись философии дочери.

— Ой, папа, ты же реалист, а не вшивый романтик. Любовь – это миф, сказка для дурочек. В реальном мире она давно деградировала и вымерла. Галантный век давно прошел, изжил сам себя.

Олег Иванович немного помолчал, поглаживая шикарные усы, и решил действовать в открытую.

— Ну, если ты исключаешь любовь, то нам тогда с тобой будет легче общаться. Я все-таки настаиваю, что замуж надо выходить по расчету, за богатого или хорошо обеспеченного человека.

— Обоснуй, почему моя теория тебя не устраивает. — Стелле самой хотелось подискутировать с отцом. Они так давно не разговаривали по душам.

— Хорошо. Брак с «денежным мешком» не подорвет авторитет и положение в обществе. Разговоры же насчет плебея – ничего хорошего не дадут. Может, сначала он и будет смотреть тебе в рот, но пройдет время, и он сядет на шею. Ты сама не заметишь, как произойдет это. Потом он станет прикармливать всех своих бедных родственников в огромном количестве. И, в конце-то концов, его не выведешь в высший свет. Своими колхозными замашками ему будет отведена роль шута, не более того. Его никогда не примет общество. И ведь ваших детей может постигнуть такая же участь. Вот, о ком в первую очередь надо думать, создавая семью. Что ты хочешь дать своим детям, какого отца, какое воспитание, какое будущее. — Он закончил монолог и откинулся на спинку стула, наблюдая за реакцией дочери.

А Стелла призадумалась, и очень крепко. В словах отца была истина, с которой было трудно поспорить. Но она и тут ловко вывернулась:

— А мне еще рано думать об этом, в свои-то восемнадцать лет, — она вскочила с кресла, давая понять, что на этом разговор на серьезную тему окончен.

— Кстати, — остановил отец, когда она уже взялась за дверную ручку. — Через пару дней я организую выставку матери. В саду, под открытым небом. Будет много гостей. Интересные и нужные люди. И ты можешь пригласить своих друзей.

— Хорошо, — не оборачиваясь, ответила она.

— И Бориса обязательно пригласи. Не стоит разбрасываться такими знакомыми.

Стелла не стала демонстрировать ему свою ухмылку.

На городском кладбище в разгар рабочего дня было малолюдно. Тишина, которую изредка нарушало воронье, угнетала. Сюда не доносился даже шум автомагистрали. Заросли сирени, жимолости и берез не позволяли солнцу лить свет и тепло. Тут всегда царил полумрак и прохлада. И это добавляло липкого страха в общую картину настроения.

Слава, не поднимая головы, прошел сразу к могиле родителей. Заменил увядшие цветы свежими, убрал мусор, поправил венки. Плеснул в пластиковые стаканчики текилы. Потом присел на скамейку, глотнул из горлышка алкоголь и задумался, пристально всматриваясь в родные лица. Каждый раз он что-то новое читал в их глазах. Теперь Славе показалось, что они смотрят на него с немым укором и обидой.

— Мои милые родители, знайте, что я помню вас. Не было такого дня, чтобы я вас не вспоминал. И не думайте, что я в обиде за скрытую правду о моем рождении. Может, я и имею право знать, и вот узнал. И что? Теперь вот думаю, что делать с таким багажом. А узнай я об этом в подростковом возрасте, в переходный период? Страшно даже подумать, что я мог тогда натворить. А так: у меня было поистине золотое детство и беззаботная юность. Но вот и она прошла. Я ощущаю себя серьезным, взрослым человеком с кучей ежедневных дел и забот. Иногда времени не хватает на собственные увлечения. Забросил бегать по утрам, не бренчу на гитаре, не катаюсь на велосипеде. Вот, и к вам стал все реже и реже приходить. Но это ничего не значит. Вы всегда со мной, чтобы ни случилось, чтобы ни произошло со мной. Теперь-то я понимаю, почему ты, мама, так бережно хранила это заявление. Это была гарантия того, что никто и никогда не посягнет на вашего ребенка. Вы были сами счастливы и делали все, чтобы и я никогда и ни в чем не нуждался.

Слава снова глотнул текилы, прислушался к шороху листьев, к крикам ворон.

И вспомнился тот забавный случай, когда они вернулись с моря. Ему было тогда пять лет, и он смутно помнил этот вечер. Но родители так часто вспоминали в ярких красках и смеялись. Они всей семьей отдыхали на море. А когда вернулись в родной город, он встретил их промозглой погодой. Всю дорогу до дома Ярик молчал, а потом уселся на подоконник и долго-долго смотрел в окно. Там шел холодный дождь, пешеходы торопливо пробегали. Шли дорожные ремонтные работы, траншеи, кучи песка и битого кирпича. Внимательно смотрел на эту непривлекательную картину, вдумчиво так. Потом ушел в комнату и принес свой походный рюкзачок, заявил:

— Так, упаковываем все назад, и едем обратно в Ялту. Здесь приличным людям больше делать нечего.

Последнее предложение стало в их семье присказкой. И при удобных случаях его повторяли, после чего шел гомерический смех.

Сейчас Слава лишь горько улыбнулся:

— Мне кажется, что я получил ответ на свое терзание. Теперь я знаю, как мне поступить. Никому и ничего я говорить не буду! Пусть все останется по-прежнему. А вот папочку с документами я сохраню. Спрячу. Вдруг когда-нибудь Сладкомедов или кто-то из его семейства решит со мной посчитаться. А это может случиться. Я за столь короткий срок успел перейти дорожку самому Олегу Ивановичу, я уже успел смертельно обидеть Стеллу. А ведь такие девочки – мажорочки не забывают и не прощают обид. Они не привитые ни состраданием, ни человеколюбием. И кто знает: может, я еще раз столкнусь с ними. Жизнь она такая. И не для того, чтобы побрататься. Прижмут олигархи меня к стеночке, и возникнет безвыходное положение. И вот только тогда я и пущу папочку в дело. Не ради обогащения, не ради мщения. То прерогатива слабаков и неудачников. Только ради одной цели папка выплывет на свет: ради сохранения жизни себе или близким, которые будут со мною рядом на тот момент. Я клянусь в этом, перед вами и перед Богом.

Уходил он с погоста с облегченным сердцем. И теперь совсем не казался завтрашний день таким уж непроглядным и непробудным.

Борис ворвался словно вихрь и помахал перед глазами Славы открыткой:

— Она еще и смеется надо мной, — и прошагал в комнату. Орешкин закрыл входную дверь и поспешил следом за возмущенным другом, который метался в небольшом пространстве, интенсивно жестикулируя руками. — Вот, ты только посмотри! — он насильно пихнул открытку в руки друга, а сам плюхнулся в кресло, которое жалобно так заскрипело.

— У меня такая же, — спокойно ответил Слава.

От изумления Борис на короткое время лишился дара речи. Успокоившись, заговорил обычным тоном:

— Вот теперь совсем ничего не понимаю. Что она хочет? Зачем нас обоих приглашает на выставку?

— Чай будешь? — Слава сменил тему и пошел на кухню. Борис сорвался следом:

— Я удивлен твоим пофигизмом?

— Я просто уже успел остыть. Поверь, я тоже не мог подобрать слов возмущения, кроме нелитературных, конечно.

— И ты пойдешь?

— Пойду, — Орешкин разлил чай по чашкам. — И тебе советую.

— В смысле? — Борис схватил чашку, глотнул и обжегся. Выругался.

— Людей посмотреть, себя показать, на картины полюбоваться.

— А если отбросить весь этот плохо завуалированный сарказм?

— Надо же узнать, что хочет Стелла. Предупрежден – значит, вооружен. Но для этого надо чаще встречаться, а выставка - отличный повод. К тому же, она сама приглашает, и случайность, как фактор, исключается полностью. — Слава напустил тумана, скрывая истинную причину. Увидеть воочию все семейство Сладкомедовых – вот о чем подумалось в первую очередь. Хотя вчера он решил напрочь вычеркнуть их из своей жизни. А вот получил приглашение и перенес свое решение на день. Точку поставит после выставки.

— Уговорил, — легко капитулировал Борис. — Пойдем вместе?

— Как в атаку, плечо к плечу, — отшутился Слава.

Подъехав к особняку Сладкомедовых, парни почувствовали весь масштаб и значимость выставки. На площадке перед замком красовались с пару десяток шикарных иномарок, кричавших о благополучии своих владельцев. Были также и служебные автомобили местного телевидения и прессы.

— Да, тут светская тусовка, — сказал Борис, с трудом нашел место парковки.

— Это к лучшему, — ответил Слава, не объясняя свою позицию.

Их встретил охранник, проверил металлоискателем, глянул на пригласительные билеты и жестом разрешил пройти на территорию особняка. Вернисаж раскинулся по всей площади сада. Мольберты с картинами, столики с напитками и закусками, небольшие скамейки под сенью деревьев. Оркестр исполнял грустные композиции джаза и блюза. Мелькали официанты с подносами, сновали журналисты с фотоаппаратами и микрофонами. Все было организовано со вкусом и на высоком уровне. По саду бродила высококультурная публика. Слышались возгласы восторга и восхищения.

— Привет! — к немного опешившим друзьям подошла Стелла. В вечернем платье, с глубоким декольте, высокой прической. Вся в злате-серебре. Шикарная, что уж тут лукавить. И Борис снова «поплыл», растянулось лицо в довольной, чуть глуповатой улыбке.

Слава лишь равнодушно кивнул головой. И не ведал, что этим равнодушием помог девчонке сделать окончательное решение насчет своей судьбы. И не только своей. Она подхватила их под руки и повела по одной из аллей сада.

— Я хочу познакомить вас со своими родителями.

Кровь отхлынула от лица Орешкина, хотя ради этого он и приехал на вернисаж. Да только внутренне не успел настроиться. Чем ближе они подходили к большой беседке, тем тяжелее становились его ноги. Стелла подвела их к импозантной парочке:

— Мама, папа, познакомьтесь: это мои друзья, Борис и Орешкин.

Слава видел, как вздрогнула женщина, и смертельная бледность залила ее лицо. Олег Иванович же остался невозмутимым. Пожал им руки и улыбнулся:

— Очень рад, молодые люди. Много слышал о вас.

Слава воспользовался минутным ослаблением внимания к своей скромной персоне и ускользнул в сад. Где стал беспорядочно бродить, бросая лишь мимолетные взгляды на полотна художника. Старался успокоиться и окунуться с головой в пофигизм. Даже пропустил порцию виски. Несколько раз он пересекался с Борисом, которого придерживала под локоток Стелла. И, кажется, он не особо сопротивлялся. Любовь, как известно, не картошка, не выкинешь в окошко. А способность перечеркивать прошлое одним взмахом пера бывает не у каждого. Слава только убедился в правоте принятого решения схоронить тайну своего рождения. Он и Сладкомедовы – слишком разные люди и по классовой принадлежности, и по воспитанию, и по мировоззрению. Никогда не возникнет между ними понимание и гармония. А значит, не стоит и пытаться.

«Надеюсь, у меня больше никогда не возникнет желания увидеть их снова», — с большой долей уверенности подумал он, тайком покидая выставку.

Ближе к вечеру гости вернисажа стали вести себя намного развязнее и громче. Сказывалось количество выпитого алкоголя в жаркий день. На картины перестали обращать внимание, перешли на светские сплетни, обсуждение последних писков моды, дела бизнеса. Оркестр тоже сменил репертуар с блюза на шансон. Легкие аперитивы сменились крепкими напитками, закуски – шашлыком и барбекю, которые готовились тут же, в саду. Зажигались фонари по всему периметру сада и развешенные на деревьях разноцветные гирлянды.

Праздником руководил сам Сладкомедов, он находился в центре всеобщего внимания и поклонения. Многие уже и забыли причину, по которой они тут собрались. Имя Ангелины, как автора расставленных полотен, никто и не вспоминал. Да и самой виновницы ни в одной группе, на которые разбились многочисленные гости, не было видно. Женщина не привыкла к большому скоплению гостей и шуму, которые они создают.

К Олегу Ивановичу спешно подошел его водитель, который помимо своих прямых обязанностей выполнял некоторые поручения хозяина. Дотронулся до руки Сладкомедова и шепнул:

— Олег Иванович, вам надо пройти в дом. Срочно. У нас проблема. — Вид у этого здорового мужика, пережившего не одну заварушку в горячих точках, был растерян и напуган. Посмотришь на него – и невольно сам почувствуешь беспричинный страх. Сладкомедов ощутил неприятный холодок в груди. Поставив бокал с виски на столик, он поспешил в дом. В прихожей его встретила Маруся и только кивнула рукой в направлении второго этажа. Из мастерской супруги раздавался шум и крики. Как хорошо, что в доме больше никого не было, а музыка в саду заглушала все происходящее в особняке. Олег бросился наверх.

Мастерская напоминало поле битвы. Ангелина разбила все, что можно было разбить, порвала в клочья все, что можно было порвать. Краски, кисточки, холсты валялись на полу и хрустели под шагами. Сама жена забилась в уголочек дивана, рвала на себе волосы и билась в истерике.

— Это он! Это он!! Это он!!! – кричала она в голос.

Олег схватил супругу и волоком потащил в ванную комнату, где и окатил холодным душем. Но это не помогало. Зрачки ее были расширены, в них не просматривалось ни грамма разума. Он плеснул в бокал водки и заставил выпить. Зубы выбивали степ по стеклу. И только после пары звонких пощечин Ангелина глянула на мужа осмысленным взглядом.

— Это что за истерику ты тут устроила? — теперь начал заводиться Сладкомедов.

— Это он, — уже совершенно спокойным, но дрожащим голосом ответила она.

— Да кто, он? Ты можешь внятно объяснить?

— Орешкин! Друг Стеллы. Это же наш сыночек, Олежек! Наш сынок. Мы же продали нашего мальчика Орешкиным. Ну, вспомни.

— Да тихо ты! — не на шутку испугался Олег и выглянул в коридор. По-прежнему в доме никого не было. Плотно закрыв дверь, он присел рядом с супругой, попытался обнять. — Успокойся, дорогая. Да мало ли Орешкиных на белом свете. С чего ты взяла, что этот мальчик именно наш?

— Может и не мало, — жена удивительно легко соглашалась с ним. — Да только сердце матери не обманешь. Только сейчас я понимаю, почему мне все время хотелось написать на холсте глаза. Глаза моего мальчика. И вот сегодня я их воочию увидела. Это его глаза. Это он!

— Дорогая, давай с тобой договоримся. Сейчас ты выпьешь успокоительное средство и отдохнешь. А я тем временем все выясню про этого Орешкина. И только потом придумаем, как нам дальше поступать. Хорошо?

Но Ангелина опять перестала его слышать, замыкаясь на своей мысли. Она начала раскачиваться и повторять монотонно:

— Это он! Это он! Это он!

Олег с опасением посмотрел на нее и все-таки набрал номер скорой помощи.

— Моя жена, кажется, сошла с ума.

И Ангелина вдруг скорчила лицо и по-глупому рассмеялась.

Орешкин опаздывал на работу. Во-первых, он сегодня проспал, что так давно с ним не происходило. Наверное, успокоился окончательно, не нарисовались новые проблемы, требующие больших душевных затрат. Вот и уснул он крепким сном, без всяких видений. Во-вторых, совсем не ко времени сломалась электрическая мясорубка, и пришлось докручивать фарш на механической, которую сначала пришлось отыскать на антресоли. Ну, и до кучи, маршрутный автобус задержался. В общей сложности набежало полчаса опоздания, и Слава уже предвкушал получить за это небольшой выговор от начальства и ворчание музыкантов. Но каково было его удивление, когда он увидел своих коллег не на эстраде, а у барной стойки. И только потом заметил, что и зал был абсолютно пустым. Ни одного посетителя.

— Привет, — он широко улыбнулся, но, увидев хмурые лица ребят, осекся. — Что случилось?

— Нас уволили, — мрачно ответил Сергей и заказал всем ребятам по сто коньяка.

— То есть? — опешил Орешкин. — Как? За что?

— Уволили и все, — буркнул барабанщик и сморщился, смачно жуя ломтик лимона. Сергей выдал более подробную информацию:

— «Эра Водолея» как ресторан прекратил свое существование.

— Опа! — Слава присел на стул, от коньяка отказался, взял гранатового сока.

— Теперь здесь будет просто «Эра», и это будет казино, — продолжил Сергей порционно выкладывать последние новости. — И нас, естественно, уволили. А ты поторопись, пока Козлов в кабинете. Получи расчет и все личные вещи забери из гримерной комнаты.

Слава внял его совету. От цветущего настроения остались лишь одни обрывочные воспоминания. Козлов, в отличие от своего предшественника, был намного человечнее и интеллигентнее. Он даже извинился перед Орешкиным:

— Прости, Ярослав, так получилось. И не моя в том вина, а все одно чувствую себя виноватым. Мне очень нравился и ваш репертуар, и как вы его исполняли. Я даже подумывал избавиться от джаза, оставить только вашу группу. Но что поделать? Ресторан не мой. Вот барин и приехал, вот барин и рассудил.

— Я вас понимаю, — Слава получил расчет больше обычной зарплаты и распрощался.

— И тебе удачи!

Выходя из гримерки с гитарой в руке, Слава нос к носу столкнулся с Банзаем.

— Орех!? — он довольно улыбался.

— Я для тебя Александр Михайлович.

— Банзай! — упорно, с большой насмешкой, повторил Слава, стирая с лица одноклассника довольную улыбку. У того на скулах заиграли желваки, и кулаки сжались до побледнения костяшек пальцев. Но Орешкин слишком хорошо знал его трусоватую натуру. Сейчас он был совершенно один, без своих бугаев, и потому не решится махать кулаками. Тот ограничился лишь тем, что щелкнул по гитаре:

— И все-таки это был ты?

— Где? — Слава озорно прищурил смеющиеся глаза, и Банзай, наверняка, все понял. Орех опять переиграл его, как и раньше, в школьные годы. Да только сейчас уже ничего нельзя было сделать.

— Это не последняя встреча. И удача рано или поздно отвернется от тебя. А я тут как тут. Вот тогда-то я за все с тобой рассчитаюсь, — перешел он к пустым угрозам и в довесок злобно усмехнулся.

На ум пришла старая шутка, которую Слава тут же воплотил в жизнь:

— Твоя улыбка напоминает мне о Хелуине.

— Это почему?

— Тусклый свет разума озаряет большую пустую тыкву! — и, не дожидаясь реакции Банзая, он покинул ресторан.

И только там, на улице, он вдруг осознал, что остался без работы. Она не только приносила хороший доход, она приносила удовлетворение и радость. По душе была, по нраву. Он тяжело вздохнул.

— Ничего, Славик, — Сергей положил ему руку на плечо. После коньяка у него прибавилось оптимизма. — Не вешай нос, прорвемся. Мы завтра же с ребятами начнем искать новую работу. И тебя будем держать на карандаше.

— Спасибо. Только не забудь, что я еще пока студент.

— Понимаю, — он одобрительно похлопал по спине. — Учись, не бросай. Удачи! И непременно жди звонка.

— Хорошо! — вот оптимизма в голосе Славы совсем не осталось.

Вернуться домой он решил пешком. Теперь свободного времени было – хоть ложкой ешь, да и о поддержании тонуса не мешало призадуматься. Регулярные утренние пробежки Ярослав не возобновил, опасаясь, что ребра еще не окончательно срослись. А неспешная прогулка по городу теплым летним вечером – весьма приятное времяпровождение. Суббота вносила особый колорит. Горожане спешили отдохнуть, кто культурно, а кто просто отдавая дань чревоугодию. В парках гремела музыка, горели неоновые вывески, ароматы кафе под открытым небом пробуждали аппетит.

Вот около такой пиццерии Слава и остановился в некотором замешательстве. Уж больно аппетитно пахло, да и музыка не отпугивала громкостью и тяжеловатостью. Надо было начинать экономно жить, пока не нашел новую работу, и дома были пожарены котлеты, но…. Он пока не мог профессионально готовить пиццу в домашних условиях, да и расчетные деньги прожигали карман. Не успел Слава присесть за крайний столик, как к нему тотчас подбежала молоденькая девушка с блокнотиком в руке.

— Пицца с грибами и черный кофе.

— Хорошо, — она с милой улыбкой на лице удалилась, а Орешкин оглядел открытую веранду с посетителями. И увидел Стеллу в чисто женской компании. Их взгляды встретились. Она что-то сказала подружкам, и те в свою очередь посмотрели на него не без дикого любопытства, после чего начали что-то бурно и весело обсуждать. Слава с трудом заставил себе остаться, а не сбежать, как подросток. Удалось даже принять безмятежный вид. Принесли заказ. Качество соответствовало цене и было вполне съедобным. Он уже допивал кофе, когда боковым зрением увидел приближающуюся к нему Стеллу. Внутренне он напрягся, а ладошки предательски вспотели.

— Ну, что, Орешек? — она, не здороваясь и не дожидаясь приглашения, села напротив.

— Привет, — он промокнул губы салфеткой и без волнения посмотрел ей прямо в глаза. Стелла, подперев руками подбородок, не спускала с него взгляда. В глазах читался откровенный вызов. Его приветствие просто проигнорировала.

— Остался безработным? — она усмехнулась.

Слава предпочел не отвечать.

— А ведь мне стоило всего лишь шепнуть папочке, и ресторан приказал долго жить, — она блефовала так виртуозно и нахально, что, наверное, и сама свято верила в свою откровенную ложь. Но Слава решил подыграть обиженной девчонке:

— Наверное, это приятно упиваться властью?

— Очень! — резко ответила она. — Ты даже не представляешь себе, как это приятно. Да и вряд ли когда-нибудь познаешь это чувство. Расквадрат твою гипотенузу!

— Я не стремлюсь к этому, — спокойно ответил он.

— А вот это ты правильно делаешь. Потому что, даже окончив институт, ты никогда не будешь работать по специальности. По крайней мере, в нашем городе да и в области тоже. Самое большое, что я могу тебе пообещать, так это работа уборщиком мусора. — Видимо, выпитые коктейли были далеко не безалкогольными, что отшибли у девчонки чувство меры окончательно. От ее самоуверенности и гордыни Орешкина просто покоробило. Но он сдержался и не позволил кипящим эмоциям вырваться наружу. Он просто оставил на столике деньги по счету и встал.

— Твой отец, конечно же, очень влиятельный человек нашего городка, но он не Господь Бог. Да и не вечен он. — И, не прощаясь, покинул заведение.

Настроение было окончательно испорчено. По пути зашел в супермаркет, купил продуктов и домой, и бабушке в гостинец. Пора было выполнять данное обещание насчет ремонта изгороди и колки дров. Совсем стал забывать про старушку.

Когда он подходил к дому, уже завернул за угол, интуиция заставила остановиться. Он пригляделся и увидел около своего подъезда парочку парней, мирно потягивающих баночное пиво. Ошибки быть не могло: парни были из бригады Банзая. Все-таки он оценил его шутку, да только это теперь совсем не принесло радости. Ребра тут же напомнили о себе, неприятно заныли. Но не стоять же за углом всю ночь. Парни, видимо, получили приказ дождаться обидчика. Вон сколько пива набрали. Решение было спонтанное и наглое, потому и принятое без каких-либо отклонений. Слава достал из пакета кетчуп, намазал им руки и бегом бросился к парням.

— Вы-то мне и нужны. — Помахал перед парнями руками. — Помогите, мужики! Я там одного милиционера зарезал. Надо срочно труп куда-нибудь спрятать.

Слава еще никогда не видел, как бегают «бритоголовые бегемотики» в узких кожаных брюках, широко размахивая руками и орошая местные газоны немецким пивом. Он долго и задорно смеялся. Настроение вернулось сторицей. Все невзгоды и неприятные встречи сегодняшнего дня моментально забылись.

Но наступил новый день, у которого были свои планы и коррективы. И цена вчерашнему настроению стала смехотворной и наивной. Новые обиды, с ними боль и разочарование вошли в квартиру Орешкина вместе с Борисом.

— Привет, — Слава заметил, что друг находится не в лучшей душевной форме, и прямо с порога решил взбодрить его. — Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро.

Однако шутка ушла в «молоко». Лицо Бориса оставалось таким же серьезным, озабоченным и непроницательным. Ничего не говоря, он сразу прошел на кухню, сел на стол, забарабанил по столешнице пальцами.

— Чай будешь?

— Покрепче что-нибудь есть?

Слава удивился:

— Покрепче? С утра? — это вообще шло в разрез с образом жизни Бориса, но спорить не стал, поставил на стол бутылку текилы, рюмку, бутерброды. Себе же сварил крепкий кофе со щепоткой соли. Обстановка сама по себе накалялась, даже в воздухе запахло электричеством. Борис одним махом опрокинул стопку, зажевал ломтиком лимона, глядя куда-то в пространство. Слава осторожно пил обжигающий кофе, запивая его холодной водой. Крутился на языке банальный шаблон «что случилось?», но так и не сорвался. Эгоизм, который присущ каждому человеку, одержал верх в это прекрасное утро. Своих-то проблем хватало, не хотелось даже знать и чужие. Но пришлось.

— После нашего разговора ты посчитаешь меня предателем, — Борис по-прежнему старался не смотреть Славе в глаза.

Да! Начало было мрачноватое, а в комплекте с настроением Бориса можно было догадаться, что дело и впрямь серьезнее некуда.

— Я даже не знаю с чего начать, — он опять взялся было за бутылку, но передумал. — Налей мне чай.

— Может, кофе?

— Чай, но крепкий. — Пока Орешкин заваривал чай, друг молчал. И только сделав пару глотков, продолжил разговор. — Все началось там, на вернисаже. Ты ловко ускользнул с мероприятия, а я завис. — В его тоне проскользнули нотки обиды и упрека.

— Мне показалось, что тебе там очень понравилось, — ответил Слава в свое оправдание.

— Да не выставка мне понравилась. Стоило мне только увидеть ее, как тут же потерял голову. Глаза, руки, волосы. А потом она улыбнулась, и я обратился в кусок мягкого пластилина. Растаял, как мороженое на солнышке. Делай со мной, что хочешь. — Последние слова он как-то особо выделил. С нажимом, с подтекстом.

Слава понял, что в этом и заключается стержень его состояния:

— И что она от тебя хотела? Что вылепила из куска пластилина?

Борис резко поднял голову, глянул другу в глаза:

— Осуждаешь?

— Нисколько.

— Осуждаешь! Я чувствую это, можешь не скрывать. Но, Орешек, что я могу с этим поделать? Когда она не со мной – я сильный, и еще могу успешно сопротивляться чувствам. Но когда рядом…, — он как-то обреченно махнул рукой.

Борис вскочил, но пространство кухни не позволяло устраивать беспорядочное хождение с размахивающими конечностями.

— Да, любовь! И почему я должен стыдиться этого? — он встал спиной к другу и смотрел в окно.

— Ты прав: любви не надо стыдиться, — честно и откровенно поддержал друга Слава.

— Да я и не стыжусь. Мне стыдно за другое.

«Вот и закончился пролог, и мы подошли к главной теме разговора», — подумалось Ярику, но торопить события вопросами не стал. Борис вернулся за стол, плеснул в рюмку текилы, покрутил ее в руках и поставил на место.

— Мне стыдно за последствия своей любви. Я ради того, чтобы она вернулась ко мне, был готов на все. Даже с самим дьяволом заключить сделку.

Орешкин не выдержал, прелюдия растягивалась до неприличия.

— И что же такого ты натворил, что так стыдно?

— Я потерял голову с остатками разума. Я познакомил Стеллу со своими родителями. Мы обедали семьями в ресторане, а потом катались по Волге на яхте. Со стороны, наверное, я был похож на влюбленного идиота, который находится в предвкушении абсолютного счастья.

— Уж не расписались ли вы?

Борис нагнулся к самому лицу друга, дохнул парами текилы:

Слава даже отпрянул от него и чуть дрогнувшим голосом спросил, почему-то переходя на громкий шепот:

— Что же может быть хуже?

— А то, — его взгляд уперся снова в бутылку, но он тут же вскочил и убрал ее в холодильник. — От греха подальше. Одним словом, Орех, я погиб.

— В смысле?

— Я бросаю институт. То есть, не бросаю, конечно, а перевожусь на заочное отделение. Да, судя по всему, учиться я вообще не буду. Купят мне диплом благородного окраса и все. А сейчас меня отправляют на стажировку в Москву.

— Куда это?

— Буду я, Ярослав, познавать азы игорного бизнеса.

— Игорного? — в душе вмиг проросли смутные догадки, но Слава даже боялся озвучить их. Зато Борис сделал это с превеликим удовольствием:

— Да, ты не ослышался. Игорный бизнес. Олег Иванович пожелал, чтобы я руководил его казино.

— «Эра». Нет, ты только представь: я в столь юном возрасте стану директором казино?! — с нескрываемой гордостью и самодовольствием воскликнул Борис. А на душе стало противно, приторно, тошнотворно.

— Директор Фунт?

— Я говорю, что ты будешь подставным директором. Истинный хозяин – Сладкомедов. А ты так, для косяков. Нарушит он – сядешь ты.

— Да, брось. А какие перспективы? Орех, ты только вдумайся: какая почва для карьерного роста. Здраво рассуди, отбрось предвзятость и зависть.

— Да не завидую я тебе, — обиделся Слава.

— А я не верю. Тут любой позавидует, будь он даже тысячу раз святым. Я сам себе и то завидую.

Орешкин не нашел аргументированный ответ на восторг друга. А Борис принял это молчание за согласие и продолжил метать бисер:

— Такой шанс выпадает только раз в жизни. И если я его профукаю, то буду потом всю оставшуюся жизнь сожалеть. Как ты думаешь?

— Твоя жизнь, тебе и решать. Советовать ведь всегда намного проще. Да и я думаю, что ты уже принял решение и вряд ли мои советы тебе сейчас нужны.

— Да! — согласно кивнул головой Борис. — Все уже согласовано межу родителями. Мы завтра со Стеллой уезжаем в Москву.

— Удачи! — хотелось добавить мудрость про то, как легко взлетать, больно падать и страшно подниматься, но промолчал.

— Я понимаю, почему ты не можешь порадоваться вместе со мной, широко и от души. Прекрасно понимаю. Но, Ярик, я не такой, как ты. Я не могу отказаться от золотой рыбки, которую уже держу в руках. Прости. Прощай. — Он резко встал и торопливо покинул квартиру. Словно боялся, что дальнейшая беседа поубавит в нем решимости. И дверь хлопнула сильнее обычного, как будто поставила в повести о дружбе большой и жирный вопросительный знак.

Поездку в деревню пришлось отложить, как минимум, на неделю. Объявление на двери подъезда предупреждало, что в течение недели будут проводиться работы по замене труб в квартирах, и просили хозяев быть на месте.

Слава решил неожиданно возникшее свободное время использовать с пользой. От Сергея не было никаких звонков, а значит, работа пока не предвиделась. Орешкин и не питал особых надежд, и потому сам находился в активном поиске. Закупив кипу газет, он полдня тратил на звонки по объявлениям. Дни шли, а ничего подходящего пока не находилось. Потом он занимался домашними делами, а вечером выходил прогуляться по набережной, посещая кинотеатры и кафе. На ночь перечитывал классиков.

А календарь между тем оторвал последний лист июля. И первый день августа начался с больших перемен в его жизни. Ему позвонил детектив «Шерлок» и попросил о встрече на том же самом месте. Причины он не назвал, чем сильно заинтриговал Орешкина, и он снова пришел в кафе за полчаса до намеченного времени. И успел выпить чашку кофейного напитка, по-другому это пойло было трудно назвать. Сыщик начал разговор без всяких предисловий:

— Меня нанял Сладкомедов.

Неприятный холодок вмиг образовался в груди.

— На предмет?

— А вы разве не в курсе последних событий, произошедших в городе. Громко было.

— Нет. А что случилось? Понимаете, в последнее время я ни газет не читаю, ни телевизор не смотрю.

— Счастливый вы человек, раз можете организовать себе райский уголок посередине города, — усмехнулся детектив и тут же опрокинул на Славу ушат информации. — У Сладкомедова жена сошла с ума.

— А так. Лежит в психологической больнице и постоянно зовет сыночка.

Слава сглотнул ком в горле, но промолчал. Прислушался к себе и не уловил даже мизерную йоту жалости и сочувствия. И это пугало, ведь даже в отношении к чужому человеку он раньше испытывал подобные чувства. А теперь – пустота, ничего не колыхнулось в груди. А сыщик продолжал между тем:

— А у Сладкомедова в одну ночь сгорели несколько кафе и бывший ресторан «Эру» тоже подпалили, но пожарные успели его отбить.

— Да! Ну и дела. — Славу такие новости обескуражили.

— Так вы не причастны к этим поджогам?

— Конечно, нет, — возмутился Слава, однако почувствовал прилив испуга.

— А ведь у вас получается, что алиби нет, а причины имеются.

— Это не я, — уже спокойно ответил Слава. — Я не опущусь до такой мелкой мести.

Сыщик понимающе закивал головой.

— В принципе, виновник поджога уже установлен. И вы его прекрасно знаете.

— Да? И кто это?

— Некий Бабаев Александр Михайлович, по кличке «Банзай». Парень так надеялся, что Сладкомедов его назначит директором будущего казино. Но зря надеялся, и вот.

— Его, надеюсь, арестовали?

— Нет. Ударился в бега. Олег Иванович все правоохранительные органы на уши поставил. Банзая объявили в розыск.

Слава молчал, крутил в руке пустую чашку из-под кофе.

— Тогда зачем он нанял вас?

— Вот! — весело воскликнул детектив, словно только и ждал этого вопроса. — Сладкомедов поведал мне какую-то мушкетерскую историю про кулон. И хочет одного, чтобы я обнаружил на фоне этой истории связь между вами и Бабаевым. Он думает, что вы на пару работаете, обманули его и прихватили дорогостоящий кулон. Хочет раскрыть заговор против него.

Орешкин даже тихо рассмеялся от такой фантазии Сладкомедова.

— У меня никогда не было, нет, и не будет никаких взаимоотношений с Банзаем. Мы с детства с ним в состоянии войны, — с твердой уверенностью ответил Слава, ставя окончательную точку на этой теме.

— Теперь я в этом почти уверен. Вы не разочаровали меня, — он поднялся. — И все же, молодой человек, я вам настоятельно рекомендую чисто по-человечески: уехать куда-нибудь из города, недельки на две-три. Не дай Бог, вам попасться по горячую руку Сладкомедова. Последствия могут быть непредсказуемы. А я со своей стороны сделаю все, чтобы и тень не упала на вашу сторону.

— До свидания. — Он ушел, оставив Ярослава в глубокой задумчивости. Он переосмыслил последние события, разговор с детективом, и пришел к не совсем утешительным выводам:

— Что ж, возмездие свершилось. Не с моей стороны, так свыше. Руками сторожевого пса. Символично даже. А я не чувствую ни капельки жалости. Эгоизм? Бездушие? Душевная инвалидность? Одно лишь утешает: я и не радуюсь. Слабое утешение, но какое есть. Может, еще не все во мне сгорело дотла? Может, пепелище можно еще хоть как-то вернуть к жизни? А сыщик прав: мне необходимо уехать. С судьбой опасно играть в любые игры, а уж азартные – тем паче. Не стоит искушать Фортуну, не стоит злоупотреблять ее благосклонностью. Она ведь может и задом повернуться. Уеду до конца августа. И бабушке все большие дела переделаю, хотя в деревне никогда дела не заканчиваются. И тут пока дым развеется, и пепел осядет.

Вернулся домой, начал готовиться к поездке. Позвонил в ЖЭК, там ничего конкретного не сказали. Цветы отнес по соседям. Сходил на поклон к дяде Ване, который клятвенно пообещал проконтролировать замену труб в его квартире. Поставил в известность участкового. Выключив дома все электроприборы, перекрыв все краны и вентили, закрыв двери на засовы, Слава отправился на вокзал, а оттуда в деревню, где море чистого воздуха и отсутствие людского негатива.

Едва войдя во двор, Слава тут же обратил внимание, что на двери избы висит большой замок. Вспомнил последний разговор с бабушкой.

— Ты звони соседке, бабе Нине, предупреждай о своем приезде, — несколько раз она повторила эту просьбу.

— Чтобы я была дома, а не в лесу. Я и вкусненького приготовлю, и пирогов напеку.

«А я опять явился вероломно, — подумал Ярик. — Бабки дома нет, ну и ладушки. Вкусный обед я и сам сварю, лишь бы лень на меня не напала. А ключ? Что ключ! Вот и он. Ничего не меняется».

Орешкин достал ключ из-под последней ступеньки крыльца и вошел в дом. Стал распаковывать сумку, опасаясь, что мясные продукты потекут. Затарился он основательно, как-никак, а почти на месяц проживания. Сварил тут же крепкий кофе и почувствовал прилив сил и бодрости. Решил не откладывать в долгий ящик активный отдых и начать незамедлительно колку дров. Чурбаки уже возвышались посередине двора солидной кучей. Но прежде чем погрузиться в мир лесоруба, он написал SMS Вере, чтобы поведать о последних событиях своей жизни: «Привет! Как твои дела? Есть время пообщаться?». Отправил и тут же краем уха уловил звук мобильного телефона из передней части избы. В большом недоумении он вошел в комнату и увидел на прикроватной тумбочке телефон такой же марки как у него. Он вибрировал и трещал о принятом сообщении. Слава взял его и увидел на дисплее, что пришло сообщение от Ореха. Открыл. «Привет! Как твои дела? Есть время пообщаться?».

— Интересно, — вслух сказал Слава и ответил пустым сообщением. И тут же затрещал его мобильный телефон, сообщая, что от Веры пришло SMS. Обескураженный, он опустился на кровать и огляделся. В комнате ничего не изменилось, вот только едва уловимый аромат дорогих духов витал в воздухе. — Это что получается? Ну, не бабушка же, в конце концов, играет со мной в такие игры. Она и мобильник никогда в руки не брала и брать в дальнейшем была не намерена. Вот и получается, что эта загадочная незнакомка Вера проживает у бабушки, но тщательно скрывается от меня. Вот это и сюжетик для мыльного сериала. Теперь и бабушкина предосторожность вполне объяснима. Предупреждай, внучок, о своем приезде, а я пока Веру спрячу. Ну, баба Лиза! Ну, Штирлиц в юбке!

Он пролистал записную книжку в Верином телефоне, но ничего там не нашел, вся информация была стерта.

Какое-то непонятное и до этого момента незнакомое чувство зародилось в глубинах души и росло с каждым прожитым моментом. Слава положил оба телефона в карман и выскочил во двор. Он обошел все сараи, заглянул в баню, прошелся садом в огород: бабушки нигде не было. Вышел на улицу и сел на лавочку. Интрига была накручена до предела, и любопытство просто раздирало изнутри. Мимо него в направлениик колодцу прошла соседка.

— Здравствуйте, баба Нина.

— Здравствуй, Славочка.

Конечно, уже были давным-давно забыты обиды, когда мальчуган Славик совершал регулярные набеги на ее клубничные грядки.

— А вы не знаете, где бабушка?

— Как же не знать-то? Она с раннего утра в лес подалась. Там какая-то травка нужным соком залилась, — без иронии и сарказма поведала словоохотливая бабка.

— А девочка на речку ушла, купаться, погода ныне жаркая, несмотря на Ильин день.

— Какая девочка? — непроизвольно вырвалось у Славы.

— Ну, которая живет у Лизаветы. Племянница какая-то, — и она пошла дальше, гремя пустыми ведрами.

Догадки становились очевидными фактами. Орешкин закрыл избу и поспешил на речку. Дожидаться, когда эта пресловутая Вера накупается и вернется домой, не хватало терпения. Слава даже попытался бежать, но ребра тут же напомнили о себе ноющей болью. Пришлось поумерить свой пыл. Но и спортивным шагом он достаточно быстро преодолел полтора километра до пляжа. Там он увидел одинокую фигуру девушки, которая сидела на теплом песочке и любовалась далью. Слава сбавил шаг, привел дыхание в порядок и осторожными шагами ступил на песок. Ему оставалось сделать каких-то десять шагов, и тайна незнакомки будет раскрыта. Но тут он увидел цветную татуировку на острой девичьей лопатке. Дракончик! Теперь и фигура в белоснежном купальнике, и темные волосы, постриженные каскадом, показались ему до боли знакомыми. И все же с неполной уверенностью он толи спросил, толи просто сказал:

Девушка вздрогнула, погруженная в свои мысли, она не слышала его шагов. Медленно, как в замедленной съемке, она повернула голову.

— Вика! — облегченно выдохнул Слава. Необъяснимая, беспочвенная, но огромная радость растеклась лужицей по его душе.

Вика вскочила, и Орешкин опять невольно залюбовался ее тонкой фигуркой. Белый купальник лишь подчеркивал красоту ее телосложения, так гармонично сочетаясь с ее волосами и легким загаром. Они стояли визави и неотрывно смотрели друг другу в глаза.

И опять Орешкин почувствовал невесомость во всем теле, почувствовал, как земля уходит из-под ног, а голова наполняется шумом. Сердце бешено колотилось, во рту пересыхает. Испугался, что если еще пару мгновений будет видеть очаровательные глазки, то тогда потеряет либо сознание, либо контроль над собой. Но первая очнулась от этого наваждения Вика. Застыдилась, что стоит перед парнем в купальнике, быстро натянула шорты и маечку.

— Твой телефон, — он протянул ей мобильник, спасая возникшую неловкость.

Она вспыхнула ярким румянцем, который пробился сквозь легкий загар.

— Спасибо, — тихо-тихо ответила она, и Слава заметил, что и у нее пересохли губки. Их обоих накрыло волнение и трепет.

Замолчали. Стояли плечо к плечу и смотрели на речку, по которой ветерок гнал белые кудряшки волн. Удивительно, но и молчание бывает приятным, когда рядом стоит симпатичная девчонка, которая так прекрасно тебя понимает и поддерживает. Хорошо-то как!

Но неожиданно на ум приходит мысль о ее боязни мужчин. Фобия, которая может всю жизнь преследовать ее, перечеркнув так много прекрасного и счастливого. Он осторожно глянул в ее сторону, и Вика обернулась.

— Привет, — ляпнул первое, что пришло, и был вознагражден очаровательной улыбкой:

Ах, как она ему нравилась! Какое дикое, необузданное желание возникло у него: обнять за талию, крепко прижать к себе и припасть к ее губам, как к прохладному источнику в жаркий день. И пить, и глотать, и наслаждаться до потери пульса! Вот только боязнь, что своим поступком дикаря, он лишь усугубит ее фобию, останавливала безумный порыв. Как сама она писала, что в жизни нет ничего страшнее, чем разочарования. И он не хотел обидеть ее. «Остановись!!!», — неистово закричал внутренний голос, и он с трудом отвел глаза.