Гулкая песнь старого бубна Отбросив далеко в сторону металлоискатель, мужик, пригибаясь к земле, рванул напролом сквозь низкорослый колючий кустарник и уродливо изогнутые стволы карликовой березы. Он, спотыкаясь и падая, упорно забирая в сторону от тропы, бежал прочь от церкви, бежал туда где, по его мнению, находилась река. Там спасенье. Там лодка. Он бежал, не понимая зачем и от кого убегает, бежал, не обращая внимания на то, что ягель устилающий землю внезапно пропал, а вместо него, среди мертвых, высохших на корню чахлых елей и лиственниц, все чаше и чаще попадается осока, окаймляющая оконца с холодной, ртутью блистающей водой. Неожиданно мшаник, мягко дрожащий под ногами, расступился, и мужик по инерции пробежав еще пару – тройку шагов всем телом ухнул в холодную, черную, вонючую мерзость. *** - Все Ваня. Приехали. Выгружайся. Весело проговорил сидевший за рулем потрепанной Нивы бородатый мужик, лет под сорок. Запястье его правой руки украшала фиолетовая татуировка. «Саня» и сердце, пронзённое стрелой. Машина остановилась возле заброшенного барака, у двери которого с претензией на рекламу, красовалась полинялая вывеска- кусок фанеры с надписью: Поселок Нельмин - Нос. Ваня, лет на пятнадцать моложе своего товарища недоуменно осмотрелся. - А мы точно приехали куда нужно? Что-то меня этот твой Нельмин – Нос не впечатляет. Люди -то здесь хотя бы живут? А то кругом одни бараки, да и те похоже заброшенные. - А то…- Задрав бороду хохотнул Саня. – Конечно живут, и поверь совсем не плохо. Те что не пьют, оленями занимаются. Дичь бьют. Золотишко тайком моют. Так у них в домах обстановка – не у всех в Москве такую увидишь. Мебель вертолетами завозят. Ну а если уж пьют, то от души. С похмелья оленя могут за бутылку отдать. Тебе олень нужен? - Да на кой ляд он мне, олень твой? Иван вышел из машины и устало потянулся. - Жесткие у тебя кресла в машине. Одни пружины. Задница ноет, спасу нет. -Ничего. Ближайшие пару недель ты в машину уж точно не заберешься. Дальше на лодке пойдем. - Ну допустим и на лодке. Ну а сегодня мы где ночевать с тобой будем, под кустиком разве? Да, кстати, а как с машиной поступим? Ее здесь у нас не попрут? На запчасти не раскатают? Иван подошел к бараку, осторожно приоткрыл дверь и принюхался. - Нет Саша. Ты как хочешь, но я здесь спать не буду. Запах как в конюшне у Будённого. - Не грусти фраерок. Сегодня ночью ты будешь спать на пышных перинах. Это я тебе обещаю. Ну если не на перинах, то на крытых шкурами топчанах. Ну если не на топчанах, то уж на телогрейках возле буржуйки, ну а если не на телогрейках… Санек хохотнул, и прихватив из машины пакет с позвякивающими водочными бутылками, пошел куда-то в обход заброшенных бараков и полуобвалившихся землянок, заполненных зеленой водой. - …А за машину не бойся. Это тебе не Москва. Здесь на Северах, за воровство одно наказанье. Пуля. Тундра она брат огромная…Поди потом, найди концы, кто кого и за что… Идем братан… Иван вздохнув нехотя поплелся за ним. Минут через пять завернув за угол последнего барака, они оказались на окраине вполне цивилизованного поселка. Небольшие, светлые, одноэтажные дома под металлическими и шиферными крышами, палисадники, обнесенные аккуратным штакетником, телевизионные антенны разных модификаций и мотоциклы у ворот- все говорило о неплохих доходах местных жителей. - Ну и как тебе Нельмин – Нос? Неплохо? Поинтересовался Саня и направился к стоящему несколько поодаль от остальных, дому. Возле ворот, словно на параде в ряд, выстроились: явно самодельные аэросани, аккуратно выкрашенные суриком, мотоцикл Урал с коляской, накрытой линялым брезентом и нарты, сработанные под ездовых собак. Нарты побольше, должно быть под оленей, стояли прислоненные к штакетнику. - Ты постарайся ничему не удивляться. Тот, к которому мы сейчас идем, мужик не простой. Шаман он, одним словом. По трудовой вроде бы в зоотехниках числится, а в действительности – шаман. Служитель так сказать культа…Но силен. Его в Москву звали, не поехал. Здесь попрыгал, в бубен мосолыгой постучал и все, все в Москве само собой утряслось… Так-то. …Хозяин, невысокий коротконогий мужичонка- ненец, лет пятидесяти, не больше, приоткрыв калитку долго и внимательно рассматривал гостей через щелку. Потом, впустив их в просторный, мощеной доской-горбылем двор, также долго и сосредоточенно молчал, посасывая самодельную трубочку и лишь когда Санек, схватив товарища за руку решительно направился к воротам, вдруг громко и неестественно радостно закричал. - Саша! Вот и ты, однако. Сколько лет? Сколько зим? Сам приехал и родственника с собой привез. Молодца, однако. - А от куда вы узнали… Начал было Иван, но Санек прервал его. - Ну вот так-то лучше, Михаил свет Николаевич. А то молчишь словно немтырь какой. Словно мы с тобой первый день знакомы. Веди в дом, Миша. Устали гости столичные, устали… Уже после второй рюмки шаман опьянел. Глядя на москвичей влюбленными глазами, он всячески отговаривал их от дальнейшей поездки. -Ну и зачем вам ехать дальше? Уже осень. Того и гляди снег ляжет. Следующим летом приезжайте. Этот год совсем плохой. Боюсь, однако, что Нгэрм из-за вашего упрямства рассердится. А он Бог сильный. Иисус Бог добрый, а Нгрэм сильный. А если не он, так Хэбидя Хо Ерв, Хозяин Священной Березы может проснуться. Как знать? Вдруг вы его сон нарушите? И выйдет он из дупла семиствольной березы и покроет всю тундру своей холодной мертвой водой. Как спасетесь? А никак… Оставайтесь. Будем мясо жарить, будем водку пить, будем песни петь. Напоследок, видимо для того что бы окончательно запугать гостей, он бросил им в стаканы с водкой по щепотке сушеных, молотых мухоморов, а сам снял с гвоздочка старый бубен и постукивая пальцами по его, гулко натянутой, полупрозрачной коже, затянул нечто громкое и гортанное, без мотива и похоже без слов. Неожиданно водка в стакане Александра окрасилась в черный, мутный цвет, а у Ивана в кроваво бурый. - Могешь, Миша… Скрипнул зубами Санек и выцедил черную водку. - Ну а ты что, испугался небось? Он чуть не насильно влил водку в рот Ивана и проговорил недовольно. -Шаман Ваньку здесь валяет, с водкой фокусы устраивает, а ты и обоссался. Пей давай и закусывать не забывай. Завтра поутру выходим. Похмеляться некогда будет. - Выйдем Саша, обязательно выйдем…Но все равно я так и не понял, ну откуда этот твой шаман узнал, что мы родственники? Что ты женат на моей сестре? А? - Да откуда-мне-то это знать!? – Досадливо отмахнулся Санек, разглядывая на просвет остатки водки в своем стакане. - Шаман он и есть шаман. Он, гляди, брякнул невесть что, сомненья посеял вражина, а сам спать ушел, сука нерусская. А Михаил лежал в соседней комнате на широкой тахте покрытой оленьими шкурами, не мигая смотрел в стену и мелко и часто крестился. …- Бог Иисус. Борони гостей моих, Ивана и Александра от смерти мучительной и долгой. Дай им умереть спокойно и не больно. *** Лодка, большая просторная плоскодонка, несмотря на внешнюю неказистость, на воде чувствовала себя прекрасно. Дощатые борта, обитые жестью с легкостью, проходили над еле прикрытыми водой камнями порогов, а иногда и цепляли острые булыги без малейшего для себя вреда. Саня лодку загрузил только самым необходимым, практически все съестное оставив в машине. -Ничего Иван, здесь в реке рыбы пропасть. Ты такую в Москве и в ресторане не найдешь. Свежак! Так что с сегодняшнего дня переходим на рыбную диету. А тушенку и прочие макароны мы на обратном пути прикончим… Иван рыбу, особо не жалующий с тоской разглядывал пучок удочек и спиннингов аккуратно уложенных зятем на носу плоскодонки. - Ну а это-то зачем? – Искренне удивился он, заметив аккуратно упакованный металлоискатель. - Эх Ваня, Ваня…- Усмехнулся Санек бросая за щеку яркую карамельку. - Да мало ли что может случиться? А вдруг заброшенный погост, а вдруг котелок с серебром, а вдруг… - Он не закончил и вынув весло из подуключины, с силой оттолкнулся от торчащего из воды валуна, мокрого и заросшего зеленкой. *** -Эй, на борту, тормози, тормози кому говорю! К берегу, к берегу давай. На берегу, возле старого, много раз перекрашенного милицейского уазика суетливо тусуется длинный и худой словно глист капитан милиции. - Вот только тебя нам не хватало. Сплюнул недовольно Санек, но лодку к берегу все ж так подогнал. - Здравия желаю, товарищ капитан! Какие проблемы? Лодка мягко уткнулась в песчаную отмель. - Капитан милиции Селянин Кэ.Кэ. …Ребятки. Вы случаем никого на реке из чужих не видали? – Вблизи капитана оказался не только худощавым, но и довольно пожилым человеком если не сказать старым. - Да мы и сами-то не особо местные. - Санек отправил в рот очередную карамельку и предложил такую же офицеру. Тот угостился с удовольствием и тут же поразил москвичей своей осведомленностью. - Ну нет ребята. Вы можно сказать свои. Гости можно сказать земли северной. Мне про вас еще позавчера Миша – шаман рассказывал. Дескать историки из Москвы приехали порыбачить, тундру посмотреть…А те, про кого я спрашиваю, те убивцы, уголовники беглые…Вот даже их фотографии имеются. Он вынул из кармана две замызганные фотографии и предъявил их «историкам». - Мужики как мужики…- Буркнул Иван, возвращая фотографии милиционеру. - А тот что в очках вообще на учителя похож. - Значит не встречали. Ну-Ну…Но, если вдруг повстречаете, самим задерживать их не рекомендую. Очень опасны. Лучше сообщите в органы…Хотя где вы меня отыщите? Я один на сто верст…Ну да как ни будь… Удачной рыбалки! Селянин направился к своей машине бросив напоследок внимательный взгляд на металлоискатель, заметный среди удилищ, лежащих на носу лодки и слегка прикрытый целлофаном. Машина уже давно уехала, а Санек все недовольно хмурился, разглядывая карту. - …Ага…Беглые…Так мы тебе и поверили…Небось в лодке ожидал оленину увидеть или лосятину…Или хотя бы ружья без охотничьих билетов…Следопыт, тоже мне…Обломалась взяточка, обломалась. Он вынул из кармана большой компас и поколдовав с ним хмыкнул одобрительно. - А этот самый Кэ.Кэ. Селянин нам вовремя попался. Мы с тобой Ваня чуть было бывший лагерь не проскочили, относящийся к 501й стройке. Садись быстрее. Нам на ту сторону. Он уперся веслом в песчаный берег и оттолкнувшись быстро причалил к противоположному берегу реки. Выкатив плоскодонку на прибрежный камень, Санек, а вслед за ним и Иван направились по чуть заметной тропке вглубь берега. Странно, но на этом берегу было хоть что-то похожее на лес. Невысокие березы с корявыми словно нарочно изогнутыми ветвями чередовались с худосочными елями. По земле, огибая небольшие валуны, вросшие в еловый опад, белесыми проплешинами ягеля подсвечена тундра. И всюду ягода, клюква, брусника, да сопревшая уже княжевика. - А вот и лагерь…- Прошептал Санек направляясь к относительно хорошо сохранившемуся бараку. - Здесь похоже контора была или офицерский барак. Видишь, как хорошо дранка прибита. Штукатурка до сих пор держится. И фундамент опять же… Он пристроил на уши наушники и включив металлоискатель вошел в барак. Иван закурив огляделся. Судя по остовам бараков, по их количеству лагерь был в свое время довольно большим. Столбы забора с проржавелой колючкой завалившись на бок сопрели. Ближайшая вышка, ее прогнивший остов с ржавым прожектором, возвышался над невысоким северным лесом. Крыша у соседней хибары рухнула, но решетки, вбитые в оконные коробки, все еще торчат вертикально. Молодой мужик поежился. Казалось здесь, в окруженье этих бараков, все еще пахнет смертью и страхом. Иван замер прислушиваясь, словно опасаясь услышать громкий окрик ближайшего вертухая сопровождаемый истеричным лаем сторожевых псов, надроченных на человечину. -Иван. Иди ко мне. Глянь что я нашел. Санек вышел из барака с ржавой консервной банкой в руках - В углу, под полом нашел. Странно. Собрать-собрали, а с собой отчего-то не взяли…А может быть забыли? Иван взял у зятя жестянку и чуть ее не обронил. Темные от времени серебряные зубные коронки и мосты, нательные крестики и обручальные кольца, почти доверху заполняли консервную банку. - Это сколько ж нужно людей загубить, чтобы банку эту заполнить!? Иван на руке взвесил банку и отдал ее Саньку. - Килограмма три, не меньше…А то и больше. Иван закурил и попросил товарища. - Слушай, Саша. Оставь ты эти зубы здесь…Нехорошо это, чувствую, что нехорошо. Я себя мародером ощущаю… - Да я и не собирался! Санек с явным сожалением швырнул жестянку далеко в сторону и приобняв родственника, тихо, заговорщицки прошептал ему на ухо. - А с этим мне как поступить? Тоже выбросить. Перед самым носом Ивана, на рыжей от засохшего солидола тряпке, лежал практически не тронутый ржавчиной револьвер. - Жаль патронов нет…Но все равно, штука стоящая. Особенно если учесть это… Он перевернул револьвер и на рукоятке, золотом блеснула полустертая табличка. «За смелость, политическую дальнозоркость и в честь дня рождения, нач. погранзаставы «Кукушкин острог», капитану Нестерову Ю.П. от сослуживцев. 29.07. 1924г. Санек вытянул руку по направлению реки и громко, нарочитым басом крикнул. - Вы арестованы, гражданин Гадюкин! После чего крутанул барабан и трижды нажал на спусковой крючок. - Пойдем отсюда, Гадюкин. Взмолился Иван. - Что-то мне здесь сплохело. Трясёт аж как в лихорадке. Пойдем. - Да пожалуйста. Сейчас металлоискатель возьму и пойдем. Он вложил револьвер в карман брезентовой штормовки и вернулся в барак. Уже с час как мужики вернулись к своей лодке, перекусили холодной отварной рыбой и передохнув начали готовиться к отплытью, но Ивану нет-нет, да и почудится хриплый вой цепных лагерных псов. Хотя кто знает быть может это и не псы исходили злобной слюной, а просто ветер откуда-то издалека приносил обрывки гортанной песни старого бубна. *** Им везло. Прочесывая заброшенные деревни, расположенные обычно по берегу реки, им иной раз попадались настоящие ценности: иконы, бронзовые колокольцы и кресты, старинные прялки и рукописные книги старообрядцев. Александр, тщательно упаковывал находки, аккуратно складывая их в лодке. Особое неудобство вызвал огромный двухведерный самовар, найденный Иваном в зарослях крапивы возле большого и добротно сложенного из красного кирпича дома, скорее всего купеческого. Крыша давно уже обвалилась, но стены, да и русская печь поражали прочностью. Санек, располагая самовар на корме плоскодонки, болтал без умолку. - Ты пойми Ваня. Это не просто самовар, а целый агрегат для кипячения чаю и одновременной варки пельменей. Видишь перегородка? То-то…Такие в основном в Сибири находили, но в состоянии жутком. А здесь смотри, медаль к медальке, словно генерал какой, а не самовар… Худо - бедно упаковав это посеребренной страшилище он устало потянулся и проговорил. - Все Ваня. Ложись отдыхать. Завтра последний день. Завтра мы с тобой одну церквушку осмотрим и все, до дому до хаты. Это последнее село. Дальше к северу русских поселений не было. Дальше только снег… *** - …Ну, что опять? – Саня схватил родственника за плечи и тряхнул. – Что опять не слава Богу, мальчик? Иван нетерпеливо высвободился из цепких рук зятя и шумно втянув носом воздух, прошептал, затравленно оглядываясь. - Здесь кто-то совсем недавно был. И этот кто-то, курит махорку. - Ну что ты несешь!? Какая махорка? Мы здесь одни. Того гляди начнутся дожди, а значит даже охотников поблизости быть не может. Местный мужик дичью избалован. На кой ляд ему в ненастье с ружьишком по тундре шастать, когда он в погожий день, по сухости кого хочет, того и завалит. Здесь тебе не Подмосковье, здесь зверье непуганое и его полно. Сейчас самое время охоты на гуся, глухаря, белую и тундровую куропатку. Еще пару недель можно сходить на лося…И это к тому же, все абсолютно законно…Так что нет милок, ошибочка вышла: нет здесь никого…Да и к тому же ты сам минут как десять окурок в траву выбросил. Кто знает, быть может это ветер табачный дым по тундре крутит? - Ты Саша не куришь. И для тебя любой табачный дым, одинаково вонюч. Ну а я, ты же знаешь я курю только сигареты и только с ментолом. А здесь к гадалкам не ходи – махорка. Ладно Ваня, после поговорим. Заходи давай, а то вечер упадет, ничего толком не рассмотришь. Они вошли в церковь. Высокие, окованные железными полосами двери, ведущие из притвора в центральную часть храма, осели на проржавевших петлях и мужикам пришлось изрядно помучиться, чтобы протиснуться между створками. Иконостас поражал обилием икон в тяжелых, серебряных окладах. Обычно такие богатые внешне иконы жертвовали выбившиеся в люди крестьяне и купцы низшей третьей гильдии. Но среди этих аляповато сработанных досок, резко выделялись тяжелые, гнутые от времени, почти черные иконы, лики на которых с трудом читались. В левом углу, рядом с большим, двухметровым распятьем, словно древние боевые копья славян, стояло несколько хоругвей на толстых отполированных древках. Позолоченные канделябры, лампадки рубинового стекла и серебряные подсвечники поблескивали в легком, пропахшим пылью и тленом полумраке. Саня включил яркий фонарь и внимательно осматривая стены церкви, пошел по периметру нефа. …- Скажи Саша. А ты уверен, что, то, что мы здесь с тобой делаем, это хорошо? Это нормально и правильно? Да может ли быть такое? Посмотри, как здесь славно. Как красиво и покойно…А мы по этой красоте топором и ломиком…Да смогут ли люди, я имею в виду людей нормальных, самых обыкновенных, смогут ли они после этой мерзости, той, что мы с тобой здесь занимаемся, жить как будто ничего и не произошло. Смогут ли они есть, спать, баюкать детей и целовать жен? А мы сможем? Ты в этом уверен? Подумай, Саня. Здесь в пяти километрах была зона. Лагерь. Ты же сам меня туда сводил. И что, ты хочешь меня убедить, что чекисты не знали про этот храм? Да я уверен, он у них на каждой карте был крестиком обозначен, но даже они, без приказа не посмели осквернить, разграбить церковь. А мы можем…Значит мы с тобой, Александр Яковлевич Пивоваров и Иван Иванович Сычев хуже надзирателей и вертухаев, палачей и чекистов, садистов и убийц. Даже они, Саша, Бога боялись, а мы… Иван отбросил в сторону, коротко звякнувший гвоздодер. - Браво Ваня! Браво! – Зять громко, словно в театре захлопал в ладоши. -Браво, Иван Иванович, браво…Какие мы прости Господи чистенькие, совестливые и благородные…А кстати, мой юный, мой дорогой шурин, вы случаем не помните, сколько вы нам с Клавдией, сестрицей вашей единоутробной, должны? Не помните? А кто вам учебу, все пять курсов оплатил, чтобы из вас, лоботряса и троечника толк вышел? А кто вас от военкомата в свое время отмазал, кто вам открытую форму туберкулеза вместе с белым билетом купил?А кто вас из психушки с диагнозом шизофрения вытащил?Уж не мы ли? Ась? Что-то я не слышу? Ну Клавка -то понятно, она твоя сестра, а ты-то мне кто? Вот разбежимся мы с ней, и что? Я оказывается столько лет содержал совершенно постороннего мне мужика? А мне это зачем!? - Я отдам Саша. Я все отдам…Вот подожди, вернемся, устроюсь на работу и тогда… - Да куда ты устроишься!? Сейчас. В наше-то время да без опыта работы? Не смеши, Ваня… У тебя, что ни осень, то приступы, что ни весна, то обострение. Ты лучше присмотрись. Вон видишь, по центру, чуть левее Царских Врат, икона Спас Нерукотворный. Даже отсюда чувствуется рука мастера. Это очень похоже на почерк Герасима Тихонова, сына Иконникова. Если это точно он, то одной такой доски нам хватит, чтобы лет на пять позабыть про наш промысел. Или к примеру, вот эта левая створка Царских Врат… Санек подошел к алтарю и провел дрожащими пальцами по золоченым завиткам тончайшей резьбы по дереву. -Посмотри какая красота, какое совершенство? Эта створка в отличие от правой сохранилась лишь благодаря случайности. В прошлом году, нечто подобное было продано аукционным домом Hargesheimer Kunstauktionen Düsseldorf, за восемьдесят пять тысяч евро… Восемьдесят пять тысяч…А ты мне проповеди читаешь. Да еще год, от силы два, крыша окончательно прохудится и все, ты слышишь, мой мальчик, все что здесь есть, сгниет и сопреет. Давай, вкалывай! Хватит сопли жевать, нюня. Он небрежно, ногой подтолкнул гвоздодер в сторону родственника и снова занялся вратами. - Жаль…Жаль правая створка пропала безвозвратно…Явно вода. Из года в год…Здесь реставрация бессильна. Слишком поздно. Он стоял на коленях и в отчаянии пытался отыскать хоть кусочек уцелевшей резьбы, но тщетно: трухлявое дерево рассыпалось под его пальцами. Пахнуло плесенью и грибами. - Ладно Ваня. Ты готовь бумагу, пакеты, скотч, упаковку одним словом, а я пока светло, с металлоискателем возле церкви поброжу, глядишь что ни будь путное отыщется. К царским вратам не лезь, вернусь, сам с петель сниму… Он ушел и вскоре его шаги послышались за стеной храма. Иван безнадежно вздохнул и кляня себя за бесхарактерность и мягкотелость опустился над рюкзаком. Неожиданно тучи, всю последнюю неделю висевшие чуть выше низкорослых елей, расступились и яркое солнце брызнуло в церковь раскаленным, оранжевым золотом. Сычев счастливо рассмеялся и непроизвольно перекрестившись с опаской оглянулся, ожидая увидеть язвительного родственника. «Ладно. Может быть Саша и в самом деле прав и все, что пока еще сохранилось в этой церкви, приговорено. Ну а раз так, то, наверное, и греха особого не будет, если мы здесь хоть чем-то поживимся…Ну точно не будет»! Иван быстро успокоился и уже более внимательно осмотрел солею. Чуть правее, там, где некогда располагались клиросы, места для певчих, сейчас зияла огромная дыра: сруб прогнил и осыпался ржавой трухой. В самом углу, возле забранного решеткой окна вздыбился большой муравейник. Крупные муравьи деловито сновали взад и вперед. Тишина в церкви стояла необыкновенная и даже Сашкиных шагов не было слышно. Вдруг, за спиной Ивана, чуть слышно скрипнула половая доска, а в стекольном осколке, застрявшем в Праздничном ярусе иконостаса, словно в пыльном зеркале, Иван заметил чей- то взгляд, настороженный и чужой. - Какого черта!? Сычев резко повернулся и даже попытался вскочить, но опоздал: странная, длинная плотная тень сверкнув глазами уже пропала, притаилась где-то на самом верху иконостаса, почти под куполом. *** -Ну и хули? Спряталась говоришь? Даже и не пытайся…Я тебя давно заприметил, еще там, в лагере. Вот как Санёк в банке зубы принес так, я тебя за его спиной и увидел…А потом ты еще в лодке сидела, сука страшная. Санька атеист, он тебя не видел, а я крещеный… Иван говорил спокойно и неторопливо бросая иногда взгляд на притаившуюся за распятьем тень. - Я сейчас лестницу соберу и с тобой разберусь. Пока зятек там с металлоискателем бродит, мы с тобой обо всем и потолкуем. Как мужик с мужиком. А нет, так у Саньки револьвер имеется. Там правда патронов нет, но тебе-то этого откуда знать? Иван все выше и выше поднимался по легкой, дюралевой стремянке. Вот тот самый, понравившийся зятю Спас Нерукотворный, кисти Герасима Тихонова, сына Иконникова. А вот Чудо Георгия со змием…Икона хоть и не особо старинная, но уж больно красивая, праздничная… А вот и верхний, пятый ряд иконостаса, праотческий. Иван поднапрягся, подтянулся на руках и встал на брус. Тень, сверкая глазами попыталась юркнуть в сторону, но Иван, расставив руки с широко растопыренными пальцами преградил ей дорогу. - Ну что, Нечисть, доигралась? Рассмеялся он, язвительно выискивая под рубахой цепочку с нательным крестиком. - Сейчас тебе совсем весело станет, голуба…Ты только не торопись… Не спеши кому говорю! Стой! Иван дернулся и поскользнувшись на пыльном брусе иконостаса, рухнул вниз, прямо на стоящие под ним хоругви. *** Отбросив далеко в сторону металлоискатель, в другую, саперную лопатку, Санек, пригибаясь к земле рванул напролом сквозь низкорослый колючий кустарник и уродливо изогнутые стволы карликовой березы. Он, спотыкаясь и падая, упорно забирая в сторону от тропы, бежал прочь от церкви, бежал туда где, по его мнению, находилась река. Там спасенье. Там лодка. Он бежал, не обращая внимания на то, что ягель устилающий землю внезапно пропал, а вместо него, среди мертвых, высохших на корню чахлых елей и лиственниц, все чаше и чаще попадается осока, окаймляющая оконца с холодной, ртутью блистающей водой. Он бежал, а перед глазами его все еще стояла невозможная в своей отвратности и убийственной жестокости картина. Тело Ивана, совсем еще молодого мужика, можно сказать пацана, пронзенное острым наконечником хоругви, изогнутое словно тряпичная кукла, медленно сползало по толстому отполированному древку. Санек бежал подгоняемый ужасом, тем самым животным ужасом, что в один миг лишает человека всех его человеческих качеств: разума, совести, чести, чувства долга и сострадания, и делает его схожим с напуганным зверьем. Неожиданно мшаник, мягко дрожащий под ногами, расступился, и мужик по инерции пробежав еще пару – тройку шагов, всем телом ухнул в холодную, черную, бездонную мерзость. *** А где-то далеко, верст за семьдесят, в поселке Нельмин – Нос, пьяный шаман, постукивая пальцами по туго натянутой коже бубна, пел что-то неразборчивое, без мелодии да и похоже без слов. |