Хабне В магазинчике подвальном иудей читает Тору и вылизывает кошка шестерых своих котят, а на вешалках горбатых пиджаки, салопы, брюки, густо пахнут нафталином и расслабленно висят. А на площади базарной при большом скопленьи люда продают съестное бабы из окрестных деревень, и окраина местечка пахнет сеном и дровами, и горшки уселись плотно – кто на «тын», то на «плетень». Там и я бреду с базара, в левой три кило картошки, в правой кринка со сметаной и в авоське – сельский хлеб, и течёт над миром Время, время медленно уходит, а еврей читает Тору – книгу жизни и судеб. Википедия: местечко Хабное известно с 1915 года. Пришедшие к власти большевики переименовали поселок и в 1934—1957 гг. он назывался Кагановичи Первые (укр. Кагановичі Перші) в честь Л. М. Кагановича, родившегося неподалёку от Хабно, в деревне Кабаны. В 1957 году переименован в Полесское (укр. Поліське). Ликвидирован в 1999 году после аварии на Чернобыльской АЭС. Послесловие, которое им, в общем, и не является Воспоминаний терпкое Бордо Воспоминаний терпкое «Бордо»: две жизни прожито – рубеж меж «до» и «после», а нынче мне осталось быть лишь возле всего того, что было в «Жизни До». Был друг старинный, Митрич-рыболов, –волгарь, что сильно «окал» в разговоре, а рядом гнило Киевское море, и был тяжёл наш утренний улов. А речка Уж? (в ней рыбы – ё-моё!), в углу сарая жил японский спиннинг и после водки, ставший модным лифтинг просился на опухшее лицо. Уха с дымком и байки до утра (ночь коротка, но водки не хватало!), бежало время и заря вставала, и поплавок кивал: «Пора, пора»! В далёкое «вчера» ушли года и тихий рай не будет дан в наследство: звезды Полынь смертельное соседство легло запретной зоной навсегда. В Полесском Мушиный царь – янтарный паучок – развесил сеть в углу большого сада, где старая прогнившая ограда спокойно спит, улёгшись на бочок. Всё так же шелестит водой ручей, мне близко всё и всё вокруг знакомо, крыльцо и окна брошенного дома, и дикий сад, который год ничей. Когда-то здесь резвилась малышня и женщина смеялась не чужая, а нынче тишина стоит густая, да по ночам мышиная возня. А там, недалеко, где нет огней, разрушенная станция таится и реквием в кустах поёт синица по всем ушедшим рано вслед за ней. Здесь так давно я был в последний раз, что кажется – всё это только снится, но подлая солёная водица на самом деле капает из глаз. *26 апреля 2016 года чёрный "юбилей" - ровно 30 лет назад взорвался 4-й блок Чернобыльской атомной электростанции Брошенный дом Осень за окном вновь сечет дождем Дымер, машет веткой куст, черен дом и пуст, вымер. Тихо в доме том, только бродят в нем тени, скрипнет вдруг доска, да войдет тоска в сени… Стекла старых рам делят пополам створки, да скребется мышь, нарушая тишь, в норке. Рвет туман в куски к озеру мостки, в клочья, и разбудит вдруг сердца громкий стук ночью. Фото под стеклом, где ОНИ вдвоем БЫЛИ, кепка на гвозде и полным-полно пыли. Словно горя ком источает дом жалость и стоит с сумой, за его стеной, старость... Ноябрь 2006 |