Здравствуй, дорогой мне человек! Вот, снова решила написать тебе письмо. В четырнадцатый раз (по числу наших с тобой свиданий) я берусь за авторучку. Собираюсь с мыслями и… в который раз уже, не знаю – выложу ли эти мысли, сюда, до конца. Все предыдущие тринадцать неоконченных повествований о смысле моих отношений к тебе не дошли до адресата - они благополучно окончили свой «чувственный» путь в мешке для мусора. Вовсе не потому, что мне неловко писать об ЭТОМ – тысячу раз НЕТ!!! Просто, я еще не до конца разобралась в этих самых чувствах, а особенно – в своей собственной душе, до которой никак не могу достучаться - в запертую, пока, дверцу. Конечно, необъяснимо и необъятно это невероятное ощущение: почти щенячьего восторга и затаенных, в той же самой душе, самых нескромных желаний… Когда идешь по родному городу, крепко взявшись за руки. Время от времени останавливаясь в каком-нибудь укромном уголке, с нежностью и надеждой заглядывая в глаза друг другу и видя там… невысказанное пока, обещание хорошего и… чего-то нового, до сей поры неизведанного. Поцелуи? Да нет же, не о них речь! Ты меня уже целовал, целых два раза: впервые у самого подъезда, а затем – на полутемной лестничной площадке между этажами. И, наверное, сам тогда почувствовал огромную пропасть, разделяющую эти поцелуи. Первый краденый, мимолетом и с оглядками – как бы не засекли старушки-пенсионерки, вечно торчавшие на лавочках у домов. Зато второй… Это было ни с чем не сравнимое чувство блаженного падения вниз – в преисподнюю. И тут же – мощный, захватывающий душу, рывок вверх – к небесам, солнцу и дальше, дальше… до самой Вселенской Бесконечности! Как-будто за спиной у тебя вдруг выросли огромные крылья, вознесшие туда нас с тобой, мой самый прекрасный и могучий человек на свете – ведь я была у тебя на руках! И могла так близко видеть черты твоего любимого лица. Любимого… В который раз упоминаю это слово, ещё не познав всего смысла его звучания. Если уж моя душа не желает пока приоткрыть мне дверцу в это Неизведанное – с кем мне посоветоваться? С младшей сестрой? Рано еще, пусть сама с собой разберется. С мамой или бабушкой? Можно, конечно… хотя не уверена… по-моему, уже поздно… меня просто не поймут… не захотят понять. Как Ромео и Джульетту, Петрарку и Лауру, Анну Каренину, «бедную» Лизу… Люблю ли я? Не знаю… На следующий день, окрыленный вторым поцелуем, ты передал мне сочиненные тобой стихи: Как о ней задушевно сказано! И сравнений с Мечтой – не счесть… Пусть научно и не доказано, Но я верую, в то, что ЕСТЬ! Эта нежность, со счастьем схожая, И взаимности ждущий взор… Губы трепетно-осторожные - Одиночеству приговор. Это ночью – по звездной россыпи В Бесконечность: рука в руке, И, как взрывом Сверхновой – досыта Искупаться в твоей реке. Эти чувства, к тебе возросшие, Обожания – закрома. Всё тебе подарю, хорошая… Как назвать?…Назови сама! А я тебе тут же ответила своими: Сколько снов о любви рассказано Чехардою рутинных слов... Всё неярко, нечетко - смазанно… А была ли она - Любовь? Просто – сердце томилось вечером, Просто – дальше хотелось жить. Некольцованной птицей-кречетом Не охотиться, а кружить… Оттоскуешь, заменишь крылышки, Как траву в сенокос жнивье, Поднакопишь любовной силушки И опять, с головой - в неё… Я смеялась над нами… любовью? И тут же поплатилась за эти свои строчки. В этот же день, в толпе я случайно столкнулась с тобой… нет – с вами! Ты шел, с гордым видом держа ЭТУ… за руку – как вчера ещё, меня! И в твоих глазах, когда мы «столкнулись», я прочла то, что ты так и не сказал мне… Хорошо! Я сделаю, ради тебя, и ЭТО. Пусть взрослые осуждают потом, а девчонки говорят, что в первый раз больно – я решусь. Достану обезболивающий препарат… с которым будет кайфово, а не больно, вот! Ведь ЭТО же будет и последний раз, не так ли, мой рыцарь? Лишь бы тебе было хорошо… А я, маленькая птичка, смогу очистить свои перышки от порочащих слухов – я ведь гордая и решительная. Вот видишь – в этот раз решилась и дописала письмо. До самого-самого конца. Ты его теперь обязательно получишь. И придешь ко мне. Мы снова, как прежде, возьмёмся за руки, ты взмахнешь крыльями… Ну что, полетели? … Это письмо было обнаружено в кармане школьной формы ученицы 9-го «Б»класса, школы №… - Анастасии Бельченко, по прозвищу Настя- Конопушка. Ее всю ночь безуспешно разыскивали милиция и ОМОН, вкупе с вневедомственной охраной – отец Насти занимал руководящий пост в одной из этих служб. А нашел тело дворник, когда спустился рано утром в подсобку подвала за метлой. Настя лежала почти у самого порога. Глаза ее были открыты. А в расширенных зрачках навсегда застыло море невысказанной нежности, так и не сумевшей выплеснуться мыслями в слова признания. Ее «бойфренд» Валька Кобликов – долговязый прыщавый отрок, стоял неподалеку от тела Насти, лежащего на лавке у подъезда - постоянно втягивал запястья рук в коротковатые рукава пиджака. Да, он вчера обиделся на Настю за ее ответ… и когда Анечка Крейдер, красавица из их с Настей класса, попросила донести ее рюкзачок, с радостью ухватился за это предложение. И глаза его при встрече с Настей выражали лишь одну мысль: - Молчи… испарись, исчезни… умри даже – не видишь разве, С КЕМ я иду? Диагноз вызванного милицией судмедэксперта был предельно лаконичен – на-а-а-амного короче, чем вся Настина жизнь: - Передоз. |