Черное молоко рассвета... Мы пьём его вечером, после полудня, пьём утром, в обед и ночью - пьем и пьём, и пьём, мы в воздухе яму копаем, в ней будет не тесно. Человек, живущий в доме, со змеями забавляясь, пишет, пишет, когда над Германией смеркается, о золоте волос твоих, Маргарита. Пишет, но, лишь над его домом появляются звезды, он выходит и призывает свору псов, евреев новых сзывает свистом: ройте в земле могилу, - и повелевает играть весёлый танец. Черное молоко рассвета... Мы пьём тебя с ночи, после полудня, пьём утром, пьём тебя вечером - пьем и пьём, и пьём, Человек, живущий в доме, играет со змеями. Он пишет, пишет, когда над Германией темнеет, про золото кос твоих, Маргарита, и пепел твоих Суламифей; мы в воздухе яму копаем, в ней тесно не будет. Глубже зарывайтесь, приказывает, разыграйте с землёй пьесу, в которой одни копают под музыку других - его голубые глаза чернее зрачка пистолета - лопаты глубже втыкайте, пусть эти роют, а эти веселят их... Черное молоко рассвета... Мы пьём тебя с ночи, после полудня, пьём утром, пьём тебя вечером - пьем и пьём, и пьём. В доме живёт человек, золото кос твоих, Маргарита, зола твоих Суламифей, со змеями играет. Кричит: играйте, слаще смерти только смерть - и вновь кричит: пускай заткнутся скрипки, вы скоро дымом станете, могилой - облака, в такой могиле будет вам не тесно. Черное молоко рассвета... Мы пьём тебя с ночи, после полудня снова пьём смерть из рук немецкого маэстро, пьём вечером, утром, пьём и пьём, и пьём; немецкий музыкант голубоглазый, свинцовые ноты его вдохновения не больно жалят прямо в лоб. В доме живёт человек, золото кос Маргариты, псами нас травил, теперь могилу в небесах подарит, со змеями играет, бредит, смерть - немецкий музыкант, злато волос Маргариты, прах твоих Суламифей. |