Клавка случайно нашла какие-то записи. По почерку она узнала, что писал Федя. - Это твои каракули? - спросила Клавка, показывая ему тетрадку. - Да, - сказал Федя. - Ты что, пишешь очерки? - удивилась она. - Да, я иногда пописываю очерки, рассказы всякие. - О, еще один писятель Задов! И о чем ты пописиваешь? - А ты прочти сама, - сказал Федя, показывая очерк. Клака взяла тетрадку и прочла. «Очерк. Однажды, прекрасным солнечным днем, когда утренняя роса вечерела на ночных склонах бассейна, Мыня присел на корточки, и тут же, незаметно поднявшись, вышел во двор. Видимая часть бассейна оставалась мягкой и почти прозрачной. Где-то, как бы на скрипках, играли Дворжаки. Утренняя гуделка, - подумал Мыня, прикрывая ухо воротником тельняшки. Он посмотрел на себя сквозь пальцы, и увидел, как гуделка выплыла из невидимой части бассейна, и тут же, упираясь чем-то в одно место, выпустила пар и бульки….» - И бульки, пишется раздельно, - поправила Клавка. - А разве я написал вместе? Не может быть, - сказал Федя. - Извини, ты прав, тут не разборчиво написано, - сказала Клавка. Клавка продолжила читать. «…Повернувшись спиной к бассейну, Мыня нажал кнопку звонка и робко вошел в дом. Свистело. Он прошел на кухню и выключил чайник. Свистеть перестало. Напишу-ка я об этом очерк, подумал Мыня, подложил газету под чистый лист бумаги, и стал читать. Одновременно читая и «пися»*, Мыня не мог оторваться от чтения. Писали о разном. Наконец, оторвавшись по полной, очерк был написан весь. - Вот так, - сказал Мыня, написав свой очерк одним духом, в чем мать родила, и поставил жирную точку. Он прочитал очерк и подумал, что из этого получился бы неплохой этюд». - Ну как, тебе понравилось? - спросил Федя. - Да, этюд бы получился, - сказала Клавка, - особенно про гуделку и бульки. Пожалуй, это напечатают, подумал Федя, переделал очерк в этюд, и понес его в типографию, где работала Клавкина подруга. В редакции показывать свой этюд Федя не рискнул. Побоялся, что там не поймут его писюльки. Эд Гемадзе |