(Из дневника отца Армаш, август 1948 года, Молдова - Западная Сибирь)

 

– Летом 1948 года в наших краях началась массовая депортация людей. – Начал рассказывать дядя Георгий. – В это время я работал в своей мастерской. У меня был мотор, ботоза и циркулярка. У нас была пара хороших лошадей и умная собака – тоже Султан. Эта собака всегда была со мной и неоднократно выручала из беды. Однажды вечером я возвращался из поля. Шел сильный дождь и было темно. Я сбился с дороги на пахоту. Телега завязла в грязи и лошади тянули её изо всех сил. Когда, наконец, вышли на обочину дороги, сломалось колесо и телега перевернулась в глубокую канаву. Меня сильно прижало. Я старался изо всех сил вылезти из-под телеги, но было не так просто. Султан побежал домой с моей шапкой в зубах. Мои братья Ион и Василий догадались, что я попал в беду, сели на лошадей и вместе с Султаном нашли меня. Тогда я понял, что Султан хорошо соображает и стал его приучать. Я специально оставлял дома, в поле или мастерской какой-нибудь инструмент и требовал от Султана, чтобы он принес. Если говорил топор – он приносил топор, именно оттуда, где я его оставил в последний раз. Если говорил нож – он искал, находил и приносил нож. Даже лопату умудрялся таскать. Если находил какой-нибудь полезный инструмент, подбирал и приносил. Он был у меня хорошим помощником. Во время войны я прятал лошадей на острове в Бэхнях (так называли место внутри разветвления реки).Там кругом болота и нужно было знать, как добираться. Я всегда там заготавливал сено и сделал из камышей шалаш. Также там держали уток и гусей. Их можно было не проверять неделями. Сами себе находили корм, воду и приют.

В мастерской всегда хватало работы и меня немцы и румыны не трогали. Когда фронт прошел с востока на запад, я там же прятал лошадей. Телега была возле мастерской и ее забрали немцы. Без телеги невозможно было эвакуироваться. Вася с Ниной были маленькими и Ленуца еще не родилась. Я часто ездил в Сороки на базар и хорошо знал, как проходила коллективизация за Днестром и как кулаков депортировали в Сибирь. Я и мои родители никого не эксплуатировали. На нас никто, никогда в жизни не батрачил. Все что мы имели – мы достигли своим трудом. Но мы жили значительно лучше других и наш белый дом явно мозолил глаза новым властям. Мы надеялись, что нас не тронут. Ленуца только родилась, а старшим было 3 и 5 лет. Я перестал появляться дома. Надеялся, что никто не тронет жену с тремя детьми. Жена должна была сказать, что я их бросил и где-то пьянствую. На всякий случай, я приготовил несколько связок с необходимыми вещами в дорогу, где были завязаны теплые вещи для детей, обувь, сухари, спички, свечи, грелка с крепким самогоном, сало, соль.

Я находился на острове с лошадьми и Султаном. Ночью я скакал на железнодорожные станции София и Дрокия. Я полагал, что перед тем, как будут подымать людей, туда должны были прибыть вагоны и военные подразделения. У меня были наблюдательные пункты, где я мог оставлять лошадь и собаку, если нужно было пройти пешком и расспросить людей. Я планировал вообще куда-то в город податься. Я бы там мог найти работу. Бродячих людей много было. Нет ничего хуже, чем ждать, когда мышеловка захлопнется.

Султан каждый вечер по команде «Аcasа!» (домой) прибегал домой. Мы договорились, что если придет письмо, ордер или устный приказ, куда-то явиться, то Султану дадут в зубы принести мне какую-нибудь личную вещь - рукавицу, шапку или старый ботинок. Это будет сигналом, чтобы я бросил все и ушел в город. Мы все были уверены, что без меня, семью не будут трогать.

В начале июля на станцию поступили 10 пустых вагонов. Это были крытые вагоны для перевозки скота, оконные проемы были заколочены колючей проволокой. Вагоны были поставлены на ветке между Софией и Дрокией. Недалеко от вагонов расположился военный лагерь и штаб. Было около 10 крытых машин, у которых окна тоже были заколочены колючей проволокой. Раньше на этом же месте стояли вагоны, в которых погружали продовольствие, т.е. «добровольные» поставки населения многострадальной Родине. Солдаты ночью охраняли вагоны, а днем красиво их оформляли надписями типа: «Хлеб из Молдавии», «Многострадальной Родине от благодарной Молдавии» .

На этот раз воины-освободители не оформляли вагоны. Вооруженные автоматами они сопровождали крытые черные машины – два в кузове и один в кабине. Машины оперативно отъезжали из штаба.

Я понял, что акция началась и поспешил в село предупредить людей. В эту же ночь ваш дед Ион пошел с заявлением к Негрию, где изъявил желание добровольно отдать все, что у него есть и вступить в колхоз. То же самое сделали мои братья Ион и Василий. Утром все село с заявлениями было готово вступить в колхоз. Кто не подал заявление, был депортирован.

Я спрятался на острове в своем укрытии и ждал, как будут развиваться события. К обеду я отправил Султана домой, но вскоре он вернулся ни с чем, – весь взволнованный. Я почувствовал неладное, сел на лошади и среди бела дня поскакал домой…

Мою жену с тремя маленькими детьми уже забрали. Люди говорили, что машина отъехала час назад. Им дали только 15 минут на сборы. Она успела собрать только две связки размером с подушку. Все время с Ленуцей на руках, плакала, рвала на себе волосы, но воины-освободители были неумолимы и непоколебимы. Толкнули их в машину и захлопнули дверь, тем самым освободили молдавский народ от четырех врагов! Ну, а собравшимся зевак разрешили взять из нашего, раскулаченного дома все, чего захотят. Я совершил трагическую ошибку… Я думал, что у них есть хоть маленькая капля человеческой логики… При чем тут женщина с маленькими детьми… Пять месяцев… 3 года и 5 лет… Боже мой!.. Пусть меня вызывают, наказывают, сажают в тюрьму, бьют, расстреливают!... А детей-то за что?!

Однако, нужно было, что-то делать… Слезами горю не поможешь… Я взял топор, торбу с необходимым инструментом, обул сапоги, бросил на лошадь «суман» и поскакал на станцию по самой короткой дороге. Суман это самодельное войлочное пальто типа шинели. С внутренней стороны сумана у меня был сделан пояс для инструментов, куда я мог сложить топор, клещи типа плоскогубцы, небольшую ножовку по дереву и по металлу, напильники и «лацы». Сейчас лацами люди почти не пользуются, а в то время это были очень важные приспособления на все случаи жизни. Это очень крепкие короткие веревки с петлями с двух концов. Обычно, они делались из конопли или кожи, но у меня была и пара лацов из тонкого металлического троса. С помощью лацов можно было легко лазить на дерево, одевая лацы на ноги и на руки. Можно было использовать их как страховочное приспособление при работе на высоте. Можно было моментально уложить любую собаку, зверя, крупное животное и даже человека, зажимая петлю на его шее. Можно было делать массу дополнительных приспособлений типа капкана для зверей, тормоза для телеги, быстро хватать связку дров, камыша или соломы, вытащить себя из болота, связать плот, сделать носилки, полки, качели.

На станции была суматоха. Мужчины кричали, женщины и дети плакали, пожилые люди молились. Машины с людьми подъезжали и людей конвоем направляли к вагону. Когда вагон наполнялся до 100 человек, его закрывали на все болты и висячие замки. В один вагон попадали люди из разных сел. Кто успел прихватить что-то полезное с собой, некоторые вообще были с бестолковым багажом.

Я оставил лошадь и Султана в укрытии. Одел суман, нафаршированный инструментом и вышел к вагону. Когда мои жена и дети вышли из машины, я бросился к ним, но конвой не пропустил и втолкнул меня обратно в толпу. Я попытался второй раз, потому что дети меня увидели и закричали : «Папа!», «Папа!» Но конвой действовал по инструкции: «Стой!» , «Стой, стрелять буду!».. и предупредительный выстрел в воздух. Я подошел к офицеру и пытался объяснить, что тут моя семья, чтобы меня пропустили к ним. Офицер дал указание убрать меня подальше. Двое солдат освободителей потащили меня в сторону вокзала и бросили метров сто от вагона. Моих родных погрузили в вагон. Я запомнил номера вагона и отличительные знаки. Я отошел в свое укрытие и оттуда внимательно наблюдал за тем, что происходит. Три дня и три ночи непрерывно шла погрузка вагонов. Машины делали 4-5 рейсов за сутки. Мой вагон оказался в середине. Я ломал голову, строил планы, как добраться до своих, но ночью состав охранял вооруженный патруль. По два солдата в каждый конец состава. Из машин, когда разгружали людей, одновременно разгружались бутылки с самогоном и бочки с вином. В штабе ночью пьянствовали, но часовые были трезвыми. Солдатам разрешалось пить спиртное после караула.

Я предполагал, что если начальство пьянствует и кругом столько вина и самогона, то скоро начнут пить все. Для русских людей имеет значение самогон. Он крепкий, с хорошими градусами, а вино вроде, как компот. Однако если смешивать самогон с вином, получается очень тяжелое опьянение на несколько дней. На третий день, я заметил, что часовые передвигаются тяжело, с опущенными головами, часто выпивали из фляги, останавливались и часами стояли на месте, упираясь о вагон. Я решил действовать этой ночью. Завтра к обеду все вагоны будут полные и состав двинется в путь. К счастью, под вечер начался ветер и продолжительный дождь. Было совсем темно. Я осторожно прополз к моему вагону и поднялся на крышу. Крыша была из досок, перекрыта жестью. На уровне окна с краю крыши я приподнял топором жесть и сделал дырку в крыше, размером с топор. Я достал лац, одел топор в петлю, потом сунул топор в отверстие таким образом, чтобы в натяг топор надежно упирался в потолок. Сам держался за другой конец лаца и отпустился к окну. Клещами срезал колючую проволоку с одной стороны оконного проема и проник внутрь вагона. Потом заделал окно, как было. Таким образом, я воссоединился с семьей. В вагоне стояла ужасная вонь и духота. Не было туалета, не было воды. Но у нас был инструмент. В вагоне было 15 мужиков, которые могли работать, остальные женщины, старики, дети. Многие семьи повторили нашу ошибку. Мужчины прятались в надежде, что детей, стариков и женщин не будут трогать. Оказалось, что только наша семья была подготовлена к походу на Сибирь и прихватила с собой полезные вещи и продукты. У нас было сало, самогон и сухари. Мужчины согласились со мной, что первым делом нужно всем успокоиться и сохранить силы. Нам предстоит длинная дорога. Слезами тут не поможешь.

Второй вопрос очень важный – мы должны сделать немедленно туалет в вагоне и соблюдать чистоту. Все продукты питания, которые есть, предназначены в первую очередь для детей. Несколько раз в день, нужно протирать руки полотенцем смоченным самогоном. Не дай бог инфекция – все умрем в дороге.

В ту же ночь в углу сделали отверстие в полу для туалета. Когда все было сделано, появился Султан. Через этот проем затащили его в вагон. Моим суманом загородили это место и туалет был готов.

Утром женщины и дети хором должны были кричать только одно слово: «Вода!», «Вода!». Большинство в вагоне начали изучение русского языка этим словом «вода». Скоро наш хор подхватили остальные вагоны и вместо бестолкового жалобного плача, на десятки верст слышно было «Вода!»… «Вода!».

По-видимому, у наших освободителей тоже трубы горели и они отнеслись с пониманием к требованию заключенных. В каждый вагон были поданы ведра, чайники, баки с водой. К обеду состав двинулся в путь.