Сон

1

Блин, сволочи, как палят! Вот собаки! Ещё немного, и нам здесь будет полный пипец! Грёбаная скала ни хрена не защищает. Щас эта арка обрушится на нас, и тогда ничего не останется ни от нас, ни от нашего взвода, да и дивизия скорее всего полегла! Вот шмаля-ют сволочи!

Мы постепенно начинаем отходить к населённому пункту. Я да ещё двое оставшихся. Остальные полегли, никого не осталось.

Какой-то курятник, блин. Залезли в него и сидим, а вокруг уже они. Блин, как страшно попасться им на глаза. Сидим – зажались в каком-то вонючем углу. Куры по нам гадят, а мы наблюдаем из щелей.

Блин, о чём это я? Мы же вроде играли в страйкбол на горах Ушах? Почему я стал так сильно бояться нашего противника? Мы же стреляем шариками! Мы же не убиваем друг друга! ..лять! А ведь трупы настоящие, я видел кровь. И друзья мои уже не шевелятся. На притворство это не похоже.

Блин, Новосибирск! Я пытаюсь попасть в свою квартиру, но лифт, как это ни странно, ездит во все стороны, но только не попадает ни на мой этаж, ни в мой подъезд. Пытаюсь перелезть через кирпичные арки, чтобы добраться до своего подъезда, но все время за-стреваю. Потом снова попадаю в лифт, который увозит меня на первый этаж. А перед вы-ходом из подъезда огромный-огромный ров. Бульдозер, копающий этот ров, откопал ма-шину. В ней два человека, возможно, их закопали живьём.

Блин, как бабахнуло! Снова Кавказ, снова атака, а мы отбиваемся от боевиков. Блин, как мало патронов, а ведь продержаться надо так долго! Подмога придёт ещё не скоро. Чувствую, как течёт кровь из ушей. Остановить! Что остановить? То ли кровь, то ли что? Бой, идёт бой. Патронов нет, куда прятаться не знаю, а очень хочется жить, просто вы-жить, смертельно хочется выжить.

Блин, наверное, я всё-таки сплю. Не может так быть, чтобы все повторялось каждый раз! Не может быть такого, чтобы эти повторы были бесконечны! Это сон! А может быть, не сон? Что-то жахнуло по ребру! Блин, как больно! Кажется, что сердце остановится! Я в своём доме или на поле боя? Боль, жуткая боль.

Красный Яр. Медведица протекает прямо возле дома. Река глубокая и прозрачная. Ры-бы плавают. Видно, как они подходят к наживке. Я начинаю дёргать удочку, крючок с на-садкой ходит перед ними.

Аэропорт. Я лечу на встречу к своей любимой девушке. Подо мной океан с прозрач-ной-прозрачной водой, и я гляжу в иллюминатор, вижу тёмное море, простирающееся под крыльями лайнера. Оно прозрачное-прозрачное. Я вижу рыб, которые плавают в глуби-не... Снова темнота.

Долбят, долбят! Блин, ещё немного – и накроют нас. Взрывы все ближе и ближе. Ещё немного и накроют нас. Ребята рядом что-то кричат, а я не слышу их криков. Как будто оглох, напрочь оглох. А по шее из ушей течёт что-то похожее на кровь.

– Интересно, как голый ты пойдёшь через плац? Ты видишь, что трусы с тебя посто-янно спадают?

– Это не твоё дело! Я закутался в ментовский бушлат. Да, ментовский. Но это не твоё дело. А кто ты такой, что задаёшь мне эти вопросы?

– Хм, – засмеялся он, – ты узнаешь потом, чуть позже.

– Привет, сынок! Ты видишь этот дом? Это дом я покупаю для тебя.

Блин, здоровенный дом! Но почему-то спускаться в низы надо через табуретку. Нет лестницы, а там ещё несколько помещений. Через низы можно выбраться к соседям, у ко-торых большой огород и цветут цветы, которые любила моя бабушка – царские кудри. За спиной я слышу голос:

– Ну что, Олег, тебе нравится? – это голос моего отца. При мне он расстёгивает порт-моне и крупными купюрами рассчитывается с владельцем дома.

– Папа, а куда я буду складывать свои вещи?

– Ты посмотри, сколько мебели оставили нам, чтобы ты мог уложиться.

– Но и свою мебель я хотел бы перевезти, но открываю здесь и вижу, что все занято.

О, как бабахнуло, бля! Вот суки! Кровь из уха течёт все сильнее. Наш санитар с от-крытыми глазами лежит рядом со мной. Где сон, где явь – уже не воспринимается. Жах-нуло совсем рядом. Я увидел, как из соседней комнаты кто-то выбежал, очень быстро, а потом резкий крик. Такой же крик, но более сильный я услышал в той комнате, откуда я только что вышел. Моя девушка кричала, зажав уши руками. Двери шкафов, форточки резко хлопали.

– Вон, вон, вон! – заорал я.

Двери перестали хлопать, форточка резко закрылась. Я услышал голос: «Барин, почта пожаловала, извольте прочесть, пожалуйста!» Я знал, это означает, что я прогнал демонов.

Ну и проснулся. Это всего лишь пришла почта на мой сотовый телефон.

 

2

Старые детские воспоминания. Последние дни, когда мы жили в Красноярске. Мы с мамой лежим на одеяле, которое расстелили на берегу протоки. Медленно-медленно к нам приближается грозовая туча. Солнце уже спряталось. Тёмное небо и тёмная вода. Рядом с нами моя соседка и одноклассница со своим отцом. Только мы с ней не боимся заходить в воду, чистую, прозрачную, где даже на большой глубине видишь дно.

Я как будто стою на высокой горе, вижу океан, расстилающийся передо мной. А гро-зовые тучи делают небо темным-тёмным, почти чёрным. И в океане вода светлая-светлая, видно каждую рыбку, видны камни на дне, даже остатки каких-то строений. Чёрное небо и очень светлый, прозрачный океан – странное сочетание, как будто дно океана светится изнутри. Этот океан наполнен жизнью и чистотой, той чистотой, которую даёт природа. Так хотелось окунуться в него, чтобы получить хотя бы частичку вечной жизни, светлой и чистой. Это и был океан жизни. Чистая-чистая вода. А то, что мы видим на его дне, – на-ше чистое сознание.

Вы никогда не управляли лайнером или просто спортивным самолётом? Не летали над поверхностью реки или, дай Бог, моря или океана? Особенно во время штиля? Вот только вам кажется, что небо очень синее и яркое, океан синий и густой, но только вы видите все, что лежит на его дне. Вот представьте то же самое, только когда небо чёрное и на нём гро-зовые тучи, а то, что творится на дне, остаётся стабильным и неизменным, ярко освещён-ным и совершенно прозрачным.

Картинка сменилась. Красный Яр, переулок 9. Я прохожу мимо старых домов, где жи-ли родные, а может быть, и не родные, а такие хорошие знакомые, которые были как род-ня. Возле бабушкиного дома, как и в других снах, течёт река Медведица, с чистой-чистой и прозрачной водой. На самом деле от дома бабушки до реки как минимум два километра. Но я с детства помню эти чистые воды, в которых можно было видеть рыб, клевавших на мой крючок, когда я приходил на рыбалку, даже на глубине полутора-двух метров.

Мы стоим с отцом и забрасываем удочки. Вода настолько прозрачная, что мы видим проплывающую рыбу. Вот-вот схватит за крючок. Только странная какая-то рыба. Совер-шенно непохожая на наших краснопёрок, окуней или щук.

– Салага, ты так и будешь ещё здесь лежать?!

Это что? Армия? Я вроде бы уже отслужил. Передо мной лицо моего сержанта, с кото-рым мы служили в армии. Я чё-то не понял – мне снова служить два года?

Гараж. Завожу машину. Подсумок жёстко упирается в спину. Блин, неужели опять эта срочная служба в армии? Я ведь уже отслужил!

Идём в солдатскую столовую. Никогда не думал, что сечку буду есть с таким удоволь-ствием. Сечку, приправленную мясом. Вот, блин, дожился. Даже ещё помечтал об овсе, овёс всё-таки вкуснее.

Лайнер, которым управляю я. Подо мной синее-синее море с прозрачной-прозрачной водой, в котором видны не только камни, но и остатки каких-то строений. А впереди меня ждёт новая жизнь. Там меня ждут дедушка, бабушка, отец и сестрёнка. И снова вернётся детство.

Лайнер заходит на посадку.

 

3

Вижу полосу посадочных огней. Лайнер снижается медленно-медленно, как будто ему совершенно не хочется опускаться с небес на землю. Включаю двигатели на реверс. Что-то сжалось в груди, а лайнер, постепенно замедляя ход, бежит по посадочной полосе. Вы-хожу по рулёжке к терминалу. Наверное, мне показалось, но на балконе аэропорта мне махали руками мои родственники, приветствуя приземление и моё прибытие. Самолёт по-кидаю последним. Пустой терминал. Туннель, уходящий куда-то в неизвестность. Иду по нему и чувствую, что что-то не так.

Бабах! Я вижу, как разлетаются в стороны разорванные тела моих друзей. Снова что-то жахнуло, совсем рядом. Лежу в воронке. Они что, взорвали аэропорт? Опять что-то громыхнуло и настолько сильно, что у меня чуть не заложило уши. Взрыв прогремел со-всем рядом. На меня кто-то упал. Вцепился в горло. И я стал с ним бороться. Схватка бы-ла не на жизнь, а на смерть. И снова взрыв, даже, наверное, ближе, чем предыдущий. От-кинув поверженного противника, выползаю из воронки. Аэропорта уже не существует. На его месте руины. Снова жахнуло. Яркое пламя – и даже от руин аэропорта уже не осталось следа. Что за оружие они применяют? Не должно быть у них такого оружия, такого мощ-ного, но тем не менее, видимо, оно есть.

Бегу по руинам. Кругом всё рушится. Только какое-то чудо спасает, чтобы меня не по-гребло под обломками. Впереди лес, река, а рядом с ними большая деревня. Забегаю в ка-кой-то проулок. И мне он кажется знакомым. Знакомый бабушкин дом. Вот только поче-му-то рядом с ним обугленные почерневшие останки от какого-то дома, который, по всей видимости, стоял рядом. Я не помню его. Яркий свет, сполох, и этого дома уже нет. Все, что от него осталось, – почерневшая печка с закопчённой трубой. «По мне бьют, гады!» – подумал я, потому что справа от меня полыхнула вспышка – и от дома тёти Тани тоже ос-талась лишь печь с трубой. Из последних сил бегу к дому моей бабушки.

Огромная волна, застилающая все небо, обрушивается…

Дом-остров, кругом вода, спокойное чистое море с прозрачной-прозрачной водой, точно таким я его видел с борта самолёта. Вижу, как проплывают рыбы, здоровые и со-вершено ни на кого не похожие. Рядом со мной лежит удочка. Вот только могу ли я ло-вить этих рыб? Съедобны ли они? Я знаю, что дом пуст. Бабушкин дом, где мы когда-то собирались всей семьёй. А сегодня он совершенно пуст.

Снова что-то жахнуло. Совсем рядом. Нет уже ни дома, ни маленького островка спа-сения. А я плыву в бескрайнем океане. Как много рыб! Холодные и скользкие, они прика-саются к моему телу, и от этого становится страшно. Хорошо, что они не очень большие, и от них можно отбиться.

Ещё раз громыхнуло. С трудом пытаюсь понять, где я. Кругом развалины. Разрушен-ный кирпичный дом. Я нахожусь в его подвале. А вокруг то и дело раздаются взрывы. Война. Снова война! Снова снаряд разрывается совсем рядом. А я без оружия, в мокрой одежде и ничего не могу сделать.

Яркая вспышка и дикий грохот. Я лежу в своей комнате. Мокрая простыня, лицо, за-литое потом. А на улице идёт гроза. Я проснулся. Слава Богу, все это было только сном.

 

4

Голубое-голубое с желтоватым оттенком чистого песка на дне, уходящее вдаль и пе-реходящее от тёмно-синего до фиолетового прозрачное море. Интересно, почему я вижу его каждый раз в своих снах? Вот и сейчас сплю – я прекрасно это понимаю – но вижу это море, ясное и чистое под пасмурным небом. Вижу одно, а слышу другое. Слышу, как за окном проехала машина. Что-то кричит пьяный, не поделивший чего-то со своим другом. А перед глазами это чистое море и пасмурное-пасмурное небо над ним, тёмное, с фиоле-товыми тучами, как будто вот-вот начнётся гроза.

На реке Медведице. Вода куда-то ушла. Песчаное дно, по которому я иду и периоди-чески нахожу монеты, разные монеты, разных времён и народов. Я собираю их на ладони, каких только портретов и гербов на них нет! А вот здесь, прямо передо мной как будто тоннель, по которому протекала река, хотя об этом тоннеле я никогда не знал. Вхожу в сумерки тоннеля. У стен лежат скелеты. На некоторых из них ещё сохранились доспехи, покрытые ржавчиной. Блин, привидится же такое!

Я еду в лифте. Нужно подняться на третий этаж, но лифт упорно не хочет туда подни-маться. Такое ощущение, что я разучился им пользоваться. А лифт двигается не только вверх и вниз, но и по этажам. Никак не могу попасть в нужное место. Наконец лифт оста-навливается там, где мне надо. Я бегу к своей квартире и торопливо открываю дверь сво-им ключом. За мной кто-то гонится. Заскакиваю в ярко освещённый коридор квартиры. Я пытаюсь захлопнуть дверь, но в неё протискивается чёрная лошадиная голова. С огром-ным трудом мне удаётся выпихнуть её, и я остаюсь в ярко освещённом коридоре.

Рядом со мной вертится чёрная собака. Где же Айка, наша белая болонка? Её не видно, хотя она всегда прибегала на звук открывающейся двери. Чёрная собака виляет хвостом и постоянно пытается ластиться. Но я её почему-то боюсь.

Рядом с нашим домом строился новый дом. Первые этажи должны были занимать ма-газины. А выше – жилые помещения. Ну, вы знаете такие дома. Почему-то я нахожусь в подвале. Как ни пытался, нормального выхода найти не смог. Есть одна дыра, через кото-рую человек может выбраться наверх, но она настолько узкая и настолько неудобная, что я еле-еле через неё пробираюсь.

Оказываюсь на лестнице, которая ещё не достроена. Подо мной провал. Я очень боюсь туда упасть, хотя до следующей ступени нового пролёта нужно сделать всего лишь один прыжок. Прыгать страшно, но и оставаться на месте нельзя. Я делаю этот прыжок, но, не долетая, срываюсь вниз. Просыпаюсь в холодном поту. Слышу, как за окном проезжают машины. Отсвет фонарей пролетает по комнате, освещая все вокруг меня. Такое ощуще-ние, будто еду в поезде.

Равномерный стук колёс. По купе квадратными бликами проносятся огни полустанков. Я лежу на верхней полке. На такой же верхней полке с другой стороны лежит мой брат. Свешиваюсь вниз и смотрю, что там. Прямо подо мной столик, на котором стоят четыре стакана из-под чая со звенящими в них ложками. На нижних полках лежат мама и папа, закутавшись в одеяла, размеренно дышат во сне.

В деревне у бабушки. Ловим рыбу. Слева от меня стоит отец, а справой стороны стоит сестрёнка со своей коротенькой удочкой. Ей все время везёт, то и дело она вытягивает крупную рыбу, а я с завистью смотрю на неё.

Иду вдоль густого соснового бора. Земля подо мной чуть пружинит, и я понимаю, что это болотистое место. Слева озеро, а с правой стороны бор. Пускай безопасна тропинка, по которой я иду, но вода всё равно хлюпает под моими ногами. Впереди виден деревян-ный дом. Он стоит среди сосен и почти сливается с ними. Навстречу выходит отец.

– Ну вот, сынок. Наконец-то ты приехал.

– Папа, но ты ведь умер!

– Нет, сынок, жизнь только начинается.

Осматриваюсь. Слева озеро с прозрачной чистой водой, справа – сосновый бор, навер-няка, со множеством грибов. Прямо передо мной отец, зовущий меня войти в дом.

Понимаю, что это только сон. Ведь мы так любили ходить с отцом на рыбалку или в лес – собирать грибы. А сейчас я почему-то не хочу идти за ним. Мне страшно оттого, что он меня зовёт. На пороге дома появляются бабушка, дедушка моя двоюродная сестра. Машут руками и зовут за собой. Мне страшно. Я понимаю, что никого из них уже нет. Я не хочу идти за ними и бросаюсь в озеро.

Теперь, наверное, проснулся уже по-настоящему. Мокрая подушка, мокрые простыни. Северный ветер задувает в окно. А мне так хочется быть с ними в этом сосновом бору, ря-дом с чистым прозрачным озером, ловить рыбу и собирать грибы. Я полностью проснул-ся. Мокрый от пота лоб и холод, исходящий из окна.

 

5

Громадный аэропорт. А какие здоровые лайнеры. Вы бы только видели! Наверное, ту-да помещается сразу тысяча человек. Взлёт проходит почти без перегрузок. Как плавно мы отрываемся от земли. Пасмурное небо. Сверкают молнии. И иногда даже через герме-тичный корпус лайнера доносятся громовые раскаты. Лайнер набирает высоту. А в иллю-минатор я вижу, как мы пролетаем над крупными реками, бескрайней тайгой. Но мы ле-тим, все выше и выше поднимаясь. Над нами тёмное звёздное небо. Облака далеко внизу. А мне кажется, что наш лайнер вот-вот разрушится. Внизу мелькают молнии, которые бьют не только в землю, но и сторону нашего лайнера. На крыльях появилось свечение. Если я правильно помню, их называют огнями святого Эльма. Внутри салона тоже проис-ходит что-то непонятное. Пассажиры начинают исчезать, на их местах остаются личные вещи и даже зубные протезы.

Вот, блин, меня занесло! И надо было мне попасть в эту школу. Старое пятиэтажное строение. Центральная лестница, ведущая наверх. Несколько боковых проходов. По ним тоже можно подняться, но они всегда завалены разными ненужными вещами.

Не знаю, почему, но мне срочно надо подняться наверх. Центральный вход перекрыт, и я пытаюсь использовать один из боковых запасных выходов. Все завалено хламом. И с огромным трудом я перебираюсь через тюки, остатки какой-то мебели и все пытаюсь подняться наверх. Ещё немного, и я доберусь до двери. Вот только зачем мне это надо?

Сладкие дни студенчества. Наша группа «Эпицентр» выступает перед сельскими жи-телями. Как здорово я придумал, что, когда нажимаешь ударный механизм бара, замыка-ются контакты, и весь ударник полыхает яркими лампочками. Выступление проходит на ура. Нам аплодируют и восхищаются световыми эффектами. А всего-то ничего: несколько цветных лампочек и микрик под педалью ударного барабана.

Дополз до самой двери. Вот ещё немного, и я её открою. Подо мной обрушивается ле-стница. Вешу, дверь подо мной прогибается, срывается с петель, и я падаю вниз.

Снова дни давно забытого детства. Две мои сестрёнки, папа и я ловим рыбу на Медве-дице. Как всегда, сестрёнке очень везёт. Хоть и нам попадаются рыбы на крючок, но её добыча всегда крупнее.

Блин, что за место? Куда я попал? Единственный выход из него, из этого тёмного-тёмного подвала манящим светом мерцает у меня над головой. Я подпрыгиваю, хватаюсь за балку и начинаю продираться через узкое отверстие. Как трудно даётся каждое движе-ние! Каждый раз, подтягиваясь вверх, я думаю, что застряну. Но, слава Богу, мне удаётся выбраться на поверхность. Передо мной стоит здание, в котором находится администра-ция. Как в него войти, чтобы попасть в нужное место? Наконец я нахожу вход. На слу-жебном лифте оказываюсь в зале ресторана. Кругом полно людей, но они не замечают ме-ня. Мне предлагают снова подняться на служебном лифте. Рядом со мной какие-то тарел-ки с едой. И я поднимаюсь вверх. Лифт снова не доставляет меня к тому месту, куда я хо-тел попасть. Ещё мне страшно смотреть вниз, в пустоту со свисающими канатами. Я очень боюсь упасть.

Стоим в строю. Грудь вперёд, руки свисают с автомата. Перед нами наш командир, ко-торый ставит боевую задачу.

– Налево! Шагом марш! Бегом марш!

Бежим, но вот только куда? Раньше мы бежали к автопарку. А сейчас выбегаем к КПП части и оказываемся в густой тайге. Мелькают картинки, как китайские «тигры» и «лео-парды» ломают руками и ногами берёзы. За спиной слышу голос лейтенанта Ковацкого:

– Ну что? Кто там что спрашивал про пленных?

Вижу перед собой китайского связиста. Только-только начинаю поднимать автомат, как лейтенант плавным движением руки останавливает меня.

– Это мой бой. Я постараюсь взять его живым.

Каждый из вас наверняка смотрел китайские боевики. Прыгают, ударяют друг друга, снова поднимаются и снова дерутся. Здесь все совсем иначе. Они долго кружатся друг возле друга, стараясь нанести поражающий удар. Несколько неудачных выпадов китай-ского связиста, которые Ковацкий отражает без труда. А потом сам наносит удар. Жёст-кий, беспощадный. Китаец падает на землю.

Тихая гладь реки. Вода чистая и прозрачная. Видно, как на дне течением шевелятся водоросли, а между ними плавают рыбки.

– Барин, почта пожаловала, извольте прочесть!

Открываю глаза. Я лежу в своей кровати дома, а на телефон пришла смска.

 

6

– Танюша, привет! Я смотрю, ты совсем не изменилась.

– Олег, срочно продавай квартиру и уезжай в Новосибирск.

Что-то очень быстро все получилось.

Стоим на вокзале. Рядом два ящика из-под моего рабочего стола. В них какой-то хлам, совершенно мне ненужный. Из кармана достаю горсть шурупов. Как они туда попали? Высыпаю их в ящик секретера. До отправления поезда остаётся ещё час. А вещи? Куда же вещи? Танюшка хлопочет рядом:

– Сейчас, погоди.

К перрону вокзала подъезжают грузовые машины.

– Вот видишь? Туда и будем грузить.

– Я не понял? Вещи поедут отдельно, а мы отдельно?

К платформе приближается поезд. Красивый и необычный. Там только сидячие места. До меня доходит, что кроме договора о купле-продаже у меня ничего нет и все вещи оста-лись дома, кроме этого секретера с выдвижными ящиками, в которые я ссыпал шурупы.

Блин, что я делаю! Сюда я приехал ради своего отца. Перевёз свою маму. А сейчас снова поеду в Новосибирск? И тех денег, которые у меня в руках, едва ли хватит на то, чтобы хотя бы снять комнату. Возле меня появляется пожилая женщина.

– А вы ведь знаете, что вас обманули? Давайте мне ваши документы. У меня есть хо-роший юрист, и вы по крайней мере сможете отыграть обратно.

Стою в раздумье. Уезжать с Татьяной в Новосибирск почему-то уже не хочется.

Пытаюсь найти ту женщину, которая взяла мои документы. До отправления поезда ос-таётся полчаса. Рядом с перроном возле поезда стоят грузовики. В один из них погружены мои вещи. Я это точно знаю. Как бы вернуть их назад? Ведь вопрос об отъезде я ещё не решил. Странные грузовики, разные. Как будто их собирали со всех времён. Громкое опо-вещение говорит о том, что поезд отправится через пятнадцать минут. Я так и не могу найти ту женщину, которая обещала расторгнуть договор, чтобы я снова мог вернуться в свою квартиру. Бегаю по перрону. Грузовики тронулись. Поехали вдоль железнодорожно-го полотна. Объявляют отправление поезда. Состав трогается и начинает медленно отхо-дить от перрона. Я бегу за ним, пытаясь запрыгнуть в последний вагон.

– Стоп! – голос настолько сильный, настолько явственный, что я проснулся. Закрыв глаза, я снова увидел удаляющийся поезд. Прощально махающую мне рукой Танюшу.

Перрон опустел. Прямо передо мной железнодорожное полотно, уходящее вдаль, пус-той перрон, на котором несколько минут назад стояли нагруженные вещами машины. Я оборачиваюсь назад, и на том месте, где только что был вокзал, вижу просто чернеющую пустоту. Странная пустота, меняющаяся, плавающая, изменяющая свои очертания. А по-том вдруг резкая боль в боку. Я открываю глаза. Лежу на диване, до смерти ненавистный потолок. Справа от меня стоит ноутбук с потухшим экраном, а в мой бок с левой стороны когтями вцепился Тигра. И такое ощущение, будто ловя кайф, лижет у меня под мышкой, суча лапами и впиваясь когтями в моё тело.

Отгоняю его, и он перебирается на спинку дивана, свешивая свою лапу, которая каса-ется меня. Закрываю глаза, снова погружаюсь в сон.

Новосибирск. Город, с которым у меня связаны самые хорошие воспоминания. Мост через реку Обь почему-то разрушен. Маленькая тоненькая тропинка пешеходного перехо-да ещё остаётся целой. Я иду по ней, пытаясь перебраться на тот берег. Подо мной что-то обрушивается. И эта тропинка разрушенного моста рухнула вниз. Вешу, зацепившись ру-ками за парапет перехода. Вот уж никогда не жаловался, но сейчас не могу подтянуться, чтобы поднять своё тело и забраться на переход. Напрягаю мышцы изо всех сил, а подтя-нуться так и не могу. Единственная надежда спастись – это разжать руки и упасть в реку ногами вперёд, как-никак 50 метров высоты. Разжимаю руки и лечу вниз.

Возле стены стоит Дима.

– Олег, ну ты и дал! Такой сюжет завернул!

– Какой сюжет?

Все размывается.

Какой-то гул стоит. Нарастает, потом уменьшается. А потом снова приближается из-вне. Что-то мокрое тыкается мне в лицо. Хочется от этого отмахнуться, но почему-то мне это приятно. Открываю глаза. На груди у меня лежит Тигра. А рядом, тыкаясь мокрень-ким носом мне в лицо, сидит Бела и своими ярко-зелёными глазами даёт знать: «Хозяин, не пора ли тебе встать и покормить нас?» О свешенную с дивана руку трётся Крош. И ко-гда я гляжу на него, в его глазах читается тот же вопрос, который задаёт мне Бела. Только Тигра у меня на груди сучит лапами, прокалывая когтями одеяло, преданно смотрит в гла-за, как будто старается сказать: «Хозяин, это лишь только сон, а мы с тобой рядом!»

 

7

– Привет, Серёга!

– Олег, братишка!

Мы встретились после долгой разлуки. Бьём друг друга по плечам и сжимаем друг друга в крепких мужских объятиях. За его спиной я вижу Мишу.

– Миша, живой?

Он ничего не говорит, а просто молча кивает головой. Отступил на шаг назад, чтобы разглядеть Сергея. Его рана на шее почти зажила, видны только страшные рубцы.

– Ну что, братишка, снова вместе?

– Аха. И Миша вместе с нами, – Серёга оборачивается назад. – Да не только он, а, по-хоже, весь наш взвод.

С изумлением вижу в строю Юру Антипина. Странно. Я считал, что он погиб. Да и Миша мне постоянно подмигивает, словно пытается что-то сказать, будто при всех не мо-жет. Жахнуло так, что раскалывается голова. Принимаем круговую оборону. Слева от ме-ня Сергей, справа – Миша, чуть дальше – Юра. А по нам как ударит – и всё рассыпается в пыль.

На улице гроза. Северный ветер нагоняет дым.

Я снова погружаюсь в полудрёму.

– Олеж, вставай! Хватит валяться! – меня теребит за плечо Серёга. Я вижу, как сквозь бинты на его шее просачивается кровь.

– Серёж, тебе в медсанбат надо. Давай ты с передовой уходи.

Он отвечает:

– Нет, братан, теперь мы уже надолго вместе.

В это время я вижу, как его голова закидывается и отделяется от тела. Он ещё стоит несколько минут без головы. А потом его тело падает на меня. Я задыхаюсь, мне нечем дышать. Подбежал Миша и пытается сбросить с меня этот груз, груз-200.

– Миша, а ты-то хоть выжил?

– Нет, Олег. Если кто и выжил, то выжил связист.

– А Володя как?

– Спроси у него. Он здесь рядом.

– Володя, Володя, я задыхаюсь. Помоги мне.

– Э, братан, я тебе уже ничем не помогу. Давай просто лучше будем в одном взводе. Сейчас и Серёгу восстановим.

Я вижу, что он как к роботу пристраивает голову на его тело. Серёга смотрит на меня мутными глазами, потом его глаза начинают светлеть, и он снова говорит:

– Привет, Олег!

Раздаётся взрыв совсем рядом. Я прихожу в себя. Чеченец с окровавленным ножом спрашивает у своего начальника:

– Ну чё, этому тоже будем голову резать?

Снова раскат. Громыхнуло так сильно, что мне заложило уши. Дом, в котором держат меня, окружён частоколом. И почти на каждом колу висит человеческая голова. Головы моих друзей. А слева от себя я вижу головы моих родных, тех, кого уже нет рядом со мной. Некоторые из них как будто живые и как будто пытаются мне что-то сказать. Ба-бушка, сестрёнка, отец. Точно так же на частоколе висели головы в реальности.

Где я нахожусь? То ли сон, то ли явь. Открываю глаза. Проклятый белый потолок. По-среди него прямо по центру идёт полоска – извивающаяся трещина. Надо замазать.

 

8

Странно, но мои сны всегда начинаются и заканчиваются почти одинаково. Сначала полёт на воздушном лайнере. Чёрное небо, внизу прозрачная вода, как будто освещённая солнцем, чистая-чистая. Я лечу на этом лайнере, неизвестно, куда лечу, но знаю, что впе-реди должно быть что-то хорошее.

А потом вдруг – бац! – и воспоминания раннего детства. Воспоминания ли? Никогда я не был в этом месте, но оно мне снится очень часто. Недалеко от Обской ГЭС маленький родничок, теряющийся в траве и кустарнике, хлюпающая тропинка, по которой мы идём с отцом. А впереди длинное озеро. Красивое, прозрачное, его гладь не колышет ветер, по-тому что со всех сторон оно окружено елями и берёзами. Подобное озеро я видел в жизни, но это озеро из сна совершенно неправдоподобно, идеально и красиво.

Все мелькает как кадры киноленты. Я стою дома, там, в Новосибирске. В руке у меня нож, а из коридора к нам в квартиру входит какой-то мужик и замахивается палкой. Бе-русь за лезвие и, сориентировав бросок, стараюсь попасть ему по пальцам, чтобы он вы-ронил свою дубинку. Бросок верный. Клинок вонзается так, что слегка ранит палец напа-давшему. Но вслед за клинком, забрызгивая стены, летит и моя кровь. Я смотрю на свою руку: глубоко порезанный палец и сочащаяся из него кровь.

– Тихо, тихо, Олег, сейчас, все!

Палец уже перевязан, но на стенах, на дверях, даже на потолке видны следы крови. Блин, интересно, как я все это буду оттирать?

А потом снова хлюпающая тропинка, ведущая к лесному озеру, которую я часто-часто вижу во сне. Оно похоже на то, куда водил меня отец, и в то же время совершенно не по-хоже. Оно тихое и спокойное, гладь его совсем не колышется, и деревья, стоящие на бере-гах, отражаются в воде как в зеркале. В моей руке заострённая палка. Я иду по кромке озера и вижу, как прыгают лягушки. Откуда такая жестокость? Этой заострённой палкой я начинаю бить их по спинам. Палка протыкает их кожу, а они, оставляя кровавый след, ки-даются в воду. Мне их жалко, я падаю на колени и прошу у них прощения. А озеро начи-нает бурлить и становится кроваво-красным.

Стою на коленях и прошу прощения у этих несчастных лягушек, которых, не знаю по-чему, я проколол этим острым шестом. Какое-то помутнение – и передо мной снова чис-тое, прозрачное озеро. Слева от меня журчит родник с прозрачной свежей водой. Гляжу на деревья – смешанный лес, окружающий озеро, под порывами лёгкого ветерка медлен-но-медленно качает ветками. По воде побежала рябь. Холодно, очень холодно. Я съёжил-ся в комок, сжал руки, поджал ноги, чтобы согреться, согреть себя своим дыханием. Про-снулся. Окно открыто настежь, и в него задувает холодный воздух. Встал, закрыл окно. И снова погрузился в сон.

Полутёмный подъезд. Навстречу мне бегут мама и брат. Они что-то кричат, но я не слышу их криков. Я спускаюсь ниже. В полутёмном пролёте подъезда наталкиваюсь на человека, похожего на моего отца. В руке у него топор, и он, замахнувшись, бьёт меня, а я как в замедленной съёмке, медленно-медленно пытаюсь отвести удар, но он всё равно по-падает мне под рёбра, и я просыпаюсь от сильной боли.

Сердце колет неимоверно. Еле-еле встаю, беру таблетку нитроглицерина, кладу под язык и иду на кухню, чтобы выпить корвалола. Боль отступает, но не совсем, всё равно я чувствую, как аритмично бьётся моё сердце. Снова погружаюсь в сон. Я пилот воздушно-го лайнера, который набирает высоту, а подо мной с правой стороны земля, с левой сто-роны – с очень прозрачной водой, чистое, как будто освещённое солнцем море. А над го-ловой тёмные грозовые облака.

Звонит телефон. Не понимаю, во сне или наяву. С трудом протягиваю руку к трубке, нажимаю на кнопку ответа. Рыдающий голос:

– Папа… Папа… Папа…

Вскакиваю с дивана, ещё не понимая, где нахожусь, во сне или наяву. Бегу к двери, открываю, вслед за мной бегут коты. А я уже стучусь в квартиру к соседу. Дверь открыва-ет его дочь.

– Папа умер.

И в рыданиях она прижимается ко мне. Я стою, обняв её. Она рыдает на моём плече. Потом отрывается, начинает набирать родственников, друзей и знакомых на своём сото-вом телефоне. Потом хватается за городской телефон и снова начинает кому-то звонить, а в промежутках продолжает прижиматься ко мне. А я ничего не могу сделать, кроме того, что поглаживаю её по спине, и даже не могу найти слов, чтобы успокоить.

Постепенно я узнаю, что произошло. Лечили от одного, а умер от другого. Человек, который думал прожить ещё много лет. Слишком быстро сон перешёл в реальность. На-деюсь, нам будут редко сниться такие сны. Реальность будет доброй, счастливой.