Уходишь?

Щёлк.

-Ухожу.

Щёлк.

-Навсегда?

Щёлк.

-Да.

Щёлк.

-А как же я?

Щёлк.

-Ты?... Ты остаешься.

Щёлк.

-Без тебя?

Щёлк.

-Да.

Щёлк. Щёлк.

-Но….

Щёлк. Щёлк.

-Мне тесно в нашем коконе.

Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Он ловко орудовал ножницами, отрезая одну нить за другой. И нити рвались, лопались с сухим, деловитым «щёлк!». Вот над краем показались его руки – обрезав все нити кокона изнутри, он принялся за наружный слой. Нитей было много, и резать их было тяжело: слишком уж они переплелись между собой. Она стояла рядом, не шелохнувшись, не в силах поверить и помешать этой деловитой работе.

Щёлк. Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Когда-то это уже было в её жизни – кокон, наспех сплетенный из страсти и влюбленности, он разрезал одним взмахом ножниц. Не до конца. К счастью, тогда она смогла собрать нити воедино снова. Собирала по ниточке, связывала, сплетала, подклеивала своей любовью. И кокон вновь воссоздан был крепче прежнего, оградил их от внешнего мира. Тогда их стало трое в одном маленьком, рыжем коконе.

Щёлк. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Щёлк.

И вот сейчас он снова взялся за ножницы. Ей оставалось только наблюдать. Она точно знала, что ничего уже не создаст и не склеит – ниточки уносили сильные порывы осеннего ветра, бушевавшего за стенами кокона. Её рыжие волосы растрепались. Из них когда-то сплела она кокон. В тот самый первый раз, ими же латала во второй. Как ей тогда казалось, их кокон настолько прочен, что выдержит любые внутренние волнения. Ведь это сложно – жить в одном коконе.

Щёлк. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Он заторопился, быстрее защелкал ножницами. Нити трепетали на холодном ветру, уносясь в разные стороны. Будто солнечные лучики запоздалого и хмурого бабьего лета разлетались над осенней неурядицей, чтобы хоть кого-то еще согреть перед длинной чередой унылых холодных дней.

Щёлк. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Щёлк.

«Как же мы останемся без кокона зимой?» - она уже ощущала ледяные тиски, сжавшего сердце. Ведь они, оставшиеся в разоренном коконе, замерзнут! Здесь всегда было уютно и тепло. Кокон поддерживал их на плаву в осенних дождях, согревал в зимней стуже, защищал в летний зной… А по весне в коконе становилось особенно уютно – апрельское солнышко, бликуя на лужицах, еще разлитых вокруг, золотило рыжину кокона, делая его похожим на сказочный замок.

Щёлк. Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Немного уже осталось необрезанных нитей. Только нижние половинки, его и её, остались еще скреплены. И там, внизу, показалась головка третьего жителя их кокона. Близоруко щурясь, малыш таращился на незнакомый мир. Он редко покидал кокон и еще плохо знал, что творится вокруг. Малыш зябко поежился на холодном ветру. Она сильнее прижала маленькое существо к себе – теперь, когда кокона почти нет, ей придется стать единственной защитой.

Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Как же так получилось, что кокон стал ему тесен? Может она и сама виновата – плела-то толстый и прочный, надеясь, что хватит этого кокона им самим до конца жизни и деткам еще останется по клочку рыжей любви, чтобы согревала их дальше, во взрослой уже их жизни. Врастала в него каждой своей золотинкой, боясь потерять… Вот и случилось, чего боялась. Или просто скучно ему стало. В коконе жизнь текла ровно, со временем яркие внутренние краски потерлись, а заново обновить все как-то было обоим недосуг.

Щёлк. Щёлк.

Вот и осталась последняя рыжая ниточка. И протянута оказалась она от одного сердца до другого через сердечко малыша. На ветру нить трепещет будто живая. Вот-вот сама порвется и ножницы не нужны. Она удивленно смотрела на это золотое чудо – значит, есть Надежда? Значит, что-то еще осталось? Ну не зря же именно эта нить не была перерезана вместе с остальными… Он тоже удивленно смотрел на нить, будто не верил, в её существование…

Щёлк.

Он и она таяли в сыром тумане. Ничем не связанные, они удалялись все дальше и дальше друг от друга. А наместе кокона осталось маленькое существо среди обрывков золотых нитей…