Очарование тьмы.

Повесть.

 

Глава первая.

 

С появлением малыша все члены семьи поменяли статус. Мамой теперь стала дочь, ее муж - папой, сестра – тетей, появилась и бабушка. Вот только деда не было, не дожил он до рождения внука. По воле всевышнего один человек на этом свете заменил другого. Может быть, это была одна и та же душа?

Возраст младенца считают сначала неделями, потом месяцами. Дальше в зачет идут годы. Бабушка не отмечала даже круглые даты, не желая напоминать себе о бренности всего сущего. А для Ильи праздник все еще устраивали каждый месяц двадцать шестого числа.

На этот раз ему исполнялось один год и восемь месяцев. Карапуз уже уверенно передвигался самостоятельно и от этого испытывал такую эйфорию, что просто ходить, как все люди, был не в состоянии. Он носился по комнате, громко топая крепкими ножками, выбирая непременно кратчайший путь, игнорируя возникающие препятствия. Все бы ничего, вот только препятствия не игнорировали его, поэтому после каждого столкновения на нежном детском тельце оставались синие метки. Малютка не плакал, набивая шишки и синяки, а с завидным упорством вновь и вновь шел на таран. Мама и папа не видели в том беды, наоборот, радовались целеустремленности отпрыска, только бабушка тихонько вздыхала, жалея внука.

Однажды по телевизору показывали мультипликационный фильм про капитана Врунгеля. Илья, как обычно, попер буром к дивану. Между ним и конечной целью оказалось большое тяжелое кресло. Сдвинуть его малышу, разумеется, не под силу, но не лишать же себя удовольствия посмотреть мультик. Вряд ли полуторагодовалый ребенок способен принимать какое-то логическое решение, тем не менее, он сообразил, что мультик не обязательно смотреть с дивана, в кресле ничуть не хуже. Он мигом вскарабкался на мягкое сиденье и, как ни в чем не бывало, уставился на экран. И тут неунывающий моряк произносит знаменательную фразу: «Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет». Каким образом отложились в голове крохи слова Врунгеля? Возможно, понять их помогли картинки, но только после этого проблема синяков и прямых несгибаемых путей исчезла сама собой. Теперь с ребенком можно было гулять, не опасаясь каждую минуту за его здоровье. Этот факт имел немаловажное значение в выборе места для проведения очередного дня рождения.

- Слова «нельзя» и «бух» Илья давно усвоил, а теперь, слава богу, и по кривой дорожке ходить научился, - рассуждал вслух папа.

- Не рановато ли ему на «кривую дорожку»? – усомнилась мама, притворяясь непонимающей сути выражения.

- В самый раз, чтобы податься в приют, - определил папа.

Вот так Илюша первый раз после рождения попал в пристанище спелеологов.

По такому случаю, мама с бабушкой сшили ему непромокаемый костюм, чтобы удобно было лазить по пещерам. Жаль, карманов на нем уместилось маловато. Но самое главное – папа собственноручно соорудил ему фонарь-налобник. Батарейка крепилась на затылке, а лампочка светилась на лбу.

- Ах, какой у нас малыш! – прищелкнула языком мама, когда папа проводил испытание конструкции. – И во лбу звезда горит!

Илье эта штука тоже очень приглянулась. Он даже для надежности спрятал ее под подушку. Папа, правда, тут же отобрал, но заверил, что в шкафу в коробке будет сохраннее. Малыш сильно в этом сомневался, но, что делать, уступил. Знал, что слезами у папы ничего не добьешься.

Попасть в приют – обжитую часть одной из пещер богатейшего карстового участка на берегу рукотворного моря, легче всего зимой, по льду. Жаль, зимы стали теплыми, море долго не замерзает. Безопасной дорога по морю становится только в феврале, тогда лед толстый и прочный. В прежние годы в приют добирались долго: только по морю десять километров пешком, чаще всего уже при свете звезд, по морозу. Сейчас проще. На машине от дома до приюта не больше двух часов. Даже еду уже готовую привозят, на печке лишь разогревают.

…Машину оставили на льду, съехав с зимника в сторону, во избежание случайного наезда лихого гонщика.

Приют прятался в расщелине между двумя огромными, до сотни метров высотой, скальными выступами. Они, как носы океанских кораблей, выдвигались в море, и вода омывала их основания, оставляя свои метки, как добродетельный родитель отмечает на дверном косяке рост обожаемого чада.

Уровень воды на море понижался после очередного сброса ее на ГЭС. Тогда опускался и лед. У берега он ломался, частично оставаясь на прибрежных скалах. Сквозь трещины проступала вода. Бывало, что она растекалась слишком широко, и тогда приходилось шагать прямо по луже. Обычно глубина была небольшая, вода быстро схватывалась морозом, но если накануне прошел пушистый легкий снег, то нога тонула в мокрой каше по щиколотку. Именно такая каша простиралась сейчас от машины до берега.

Мама, папа, бабушка и тетя Саша шлепали по мокрому снегу, торопясь проскочить коварное место, пока обувь окончательно не промокла. Только Илья беспечно заливался счастливым смехом. Он сидел у папы на плечах и барабанил по его голове ладошками. И вы бы ликовали не меньше, если бы удалось так хорошо устроиться: сидишь, как на верблюде, спереди – папина голова, вполне приемлемый ударный инструмент, сзади рюкзак подпирает. Чтобы свалиться, изрядную ловкость и изобретательность проявить надо.

Шлепать по льду даже в самый разгар зимы – жутковато, особенно, если знаешь, что под тобой толща воды в несколько десятков метров. К тому же, странно, но на море, несмотря на морозы, часто остаются широкие незамерзающие полыньи.

На берегу, как всегда после сброса воды, прибавилось ледяных глыб. По ним надо подняться до веревки, которая облегчает подъем по отвесу, будто специально рассеченному косой трещиной.

Когда папа карабкался по льдинам, Илюша был вынужден отвлечься от музыкальных упражнений. Папа-верблюд сильно раскачивался, и мальчонке пришлось сосредоточить все свое внимание, чтобы не спикировать вниз. Он уцепился за папины уши и благополучно прибыл к месту назначения.

- Уф, - папа, тяжело опустился на снег возле дерева, от которого начиналась относительно нормальная тропа. – Давай-ка, милый друг, теперь ножками.

Можно и ножками, Илюша - мальчик некапризный. Папа отклонился назад, рюкзак погрузился в снег. Малыш непременно выпал бы из своего гнездышка, не держись он за папу.

- Эй, уши отпусти, - попросил папа. – Вылезай на тропу.

- А что у тебя с ушами? – поинтересовалась только что подошедшая мама.

- Представляешь, вцепился ручонками как клещ, хорошо, что в рукавичках, а то пришлось бы тебе зализывать мои раны, - пожаловался папа.

Илюша осмотрел свои ручки, он явно не понял, о каких ранах переживал папа.

Подъем в приют очень крутой и трудный, но зато спуск подобен полету – съезжаешь вниз, словно падаешь, испытывая непередаваемое ощущение невесомости. Разумеется, никто из посетителей приюта не отказывал себе в таком удовольствии, поэтому тропа превращалась в отшлифованный, чрезвычайно скользкий желоб. Подниматься по нему можно было только, рассчитывая на силу рук – сбоку тянулся толстый металлический трос, перекрученный петлями. Те, кому силенок не хватало, топали, проваливаясь по пояс в глубокий снег рядом с тропой. Рыхлый и пушистый, он легко съезжал вниз, увлекая за собой оступившегося путника. Поэтому трос был бедой и выручкой. Порой он примерзал к мокрым варежкам, но без него подъем становился упражнением для эквилибристов.

- Похоже, в приюте уже кто-то есть. Дымком тянет, – принюхался к морозному воздуху папа.

Это хорошо. Значит, не придется мучиться, разогревая печь и разгоняя едкий угарный дым. Интересно, кто там: свои или чужие? В приют заходят разные люди, но ночевать остаются немногие. Все они очно или заочно знакомы: либо пересекались, как сейчас, либо по записям в приютском журнале. Есть такие тетрадки во всех или почти всех лесных избушках, куда записывают свои впечатления «всяк сюда входящий».

Приют находится в труднодоступном месте, случайный человек сюда не забредет. Бывают в нем с единственной целью – полазить по пещерам. Поэтому и круг общения довольно узок – организованные спелеологи из городских специализированных и туристических клубов, студенты с географических и археологических факультетов вузов, да пара-тройка «диких» группировок. С одними из дикарей произошла однажды очень неприятная встреча.

В основном все стараются придерживаться законов тайги – оставить избу в том состоянии, в каком ее нашли, то есть заготовить дров взамен использованных, помыть за собой посуду, прибрать, оставить по-возможности запас соли, сахара и спичек. Но одна из групп «дикарей» повадилась проводить время в приюте в пьяных оргиях. Последствия таких посещений не радовали – исчез запас дров и продуктов, порушены настилы, сожжены лавки, покорежена печь, исковерканы трубы.

Обычно «приютские» через журнал договариваются, кто в какой выходной занимает пещеру. В конце журнала оставляют номера контактных телефонов. «Дикари», что называется, достали всех. Это был единственный случай, когда протрубили общий сбор. Разговор с «дикарями» начинался напряженно, но закончился вполне мирно. Как ни странно, опасения о мести со стороны «залетных» оказались напрасны – ребята в дальнейшем приняли негласный устав и в меру своих умений подчинялись ему.

Крутой подъем требовал немало сил. Приходилось часто останавливаться, чтобы восстановить дыхание, но вот, наконец, семейство вышло на последнюю прямую. Осталось десять метров до «террасы». Запах дыма усилился, густой столб валил из двери приюта.

- Ой, что это? – всполошилась бабушка. - Не пожар ли?

- Нет, - уверенно заявил папа. – Очередные умельцы с печкой воюют. Ничего, сейчас поправим.

Рано, выходит, радовались нагретой избе. Ну, да не велика беда. Не в первый раз управляться со строптивой печуркой. Не пройдет и часа, как все уладится.

Не успели папа с сыном ступить на ровную площадку перед входом в приют, как из открытой двери вместе с клубами дыма вывалился человек. Извергая потоки нецензурной брани, он метнулся к сугробу и рухнул в него лицом. Некоторое время он барахтался в снегу, а когда, наконец, сел и, оттерев лицо, открыл глаза, увидел группу людей сгрудившихся на тропинке. Это подтянулись мама, бабушка, тетя Саша и дядя Толя.

- Вы кто? – обалдело прошлепал он замерзшими губами.

- А ты? – задал встречный вопрос папа.

Человек помотал кудлатой головой. В стороны полетели брызги растаявшего снега. Определить пол человека сходу не смог бы даже опытный физиономист: миловидное молодое лицо с тонкими чертами без признаков какой-либо растительности и косметики, длинные волосы обвисли волнистыми мокрыми прядями. Поскольку в лесу многие девушки спокойно обходятся без боевой раскраски, то отсутствие косметики не могло служить отличительным признаком.

Человек поднялся, протянул папе руку. Стройный стан, невысокий рост, тонкие музыкальные пальцы изящной ладони указывали, как будто, на принадлежность к женской части человечества.

- Аристарх, - произнес человек приятным баритоном, крепко пожимая папину руку.

Слава богу, прояснилось! Выпавшее из приюта создание – не леди, оно – джентльмен.

- Александр, - ответил на рукопожатие папа. – Что у вас случилось-то?

- Да, растудыт её, ёшкин кот! – внезапно вспыхнув, разразился яростной тирадой молодой человек с крайне редким именем. – Бьемся с печкой битый час! Околели. Спирт уже и себе и ей предлагали. Не принимает, зараза придорожная!

- Разберемся, - папа сбросил с плеч рюкзак, пристроил в уголке на террасе. - Бабуля, сиди с Ильей здесь, пока дым не разойдется. Илья, охраняй бабу!

И он нырнул в пышащую дымом дверь.

Мама и ее сестра, тетя Саша, последовали за ним и, не сговариваясь, занялись привычным делом. Шарфом и полотенцем, раскручивая ткань над головой, принялись выгонять из разных углов помещения скопившийся там дым.

Бабушка отвела внука к рюкзакам, куда не попадал дым, усадила его поудобнее, устроилась сама.

- Ножки не замерзли?

Илья отрицательно помотал головой. Какие там ножки? Не до ерунды ему сейчас! Очень уж интересно, что там, за клубами дыма?

- Баба, папа ди? – пролепетало дитя, что должно было значить «Баба, мы к папе пойдем?».

Малютка не давал повода для обвинения в болтливости, в его лексиконе содержалось около двадцати слов. Пока он предпочитал смотреть и слушать, оставляя высказывания на будущее. Несмотря на минимум слов в вопросе, бабушке переводчик не требовался.

- Пойдем, моя детка, только подождем немного. Сейчас дым выгонят, печку растопят и пойдем.

Баба не спешила, Илья же изнемогал от любопытства. В облаке дыма появился дядя Толя, выбросил в снег тлеющие головни и принялся рубить топором сосновое полено. Мелкие, тонкие как щепки дровишки ссыпались в кучку. Дядя Толя воткнул топор в чурку. Сейчас дрова понесут в избу. Вот благовидный предлог попасть в запретное место! Выскользнув из бабиных рук, малыш стремглав бросился к куче, подхватил пару щепок.

- Ия сам!

- Сам с усам, - передразнил дядя Толя, подобрал оставшуюся щепу и направился к двери.

Илья забежал вперед, чтобы первым шагнуть за порог. После яркого дневного света глаза отказывались выполнять свою функцию, поэтому малыш на мгновение ослеп. Порог в приюте даже на взгляд взрослого человека располагался довольно высоко над каменным основанием грота, а тем более он был высок для маленького ребенка, к тому же впервые ступившего на него. Илья очень спешил, когда там разглядывать, что под ногами! Он, не раздумывая, ступил с порога… Хорошо, что дядя Толя успел схватить малыша за шкирку, не то пахал бы он сейчас носом камень.

Печку и папу Илья тоже увидел не сразу, а разглядев, шустро засеменил по неровному полу. Две драгоценные щепки плыли впереди на вытянутых руках. Он непременно должен вручить их папе раньше дяди Толи! Только так можно оправдать нарушение запрета.

- Ия певый! – сердито и чуть не плача пискнул он, отталкивая локтем дядитолину ногу.

- Да ладно, первый так первый, - не стал перечить ребенку дядя Толя.

Вопреки ожиданию, папа ругаться не стал, так как дым уже не щипал глаза. Теперь он оставался только в дальних углах. Рядом с папой, раскачиваясь на корточках, сидел человек чуть постарше Аристарха. Был он коренаст, лицо обрамляла густая кудрявая бородка. Задорная ее рыжина ярко вспыхивала всякий раз, когда он попадал в полоску света, падающую из окна.

- Гляди, - показывал папа. – В этой печке нельзя складывать поленья близко к дверце – ни за что не разгорятся, только дымить будут.

Он сноровисто уложил крест-накрест щепу на расстоянии ладони от дверцы и, достав коробок спичек, оглянулся.

- Сына, иди сюда, покажу, как печку разжигать.

Илья с готовностью протянул ручонку к коробку.

- Нет, зажигать буду я, а ты пока смотри.

Папа чиркнул спичкой, вспыхнул огонек.

- Это – огонь. Он горячий. Чувствуешь тепло? – папа поднес горящую спичку к Илюшкиной ладошке. Ощутив жар, тот отдернул ручонку, испуганно взглянул на родителя.

- А теперь видишь, спичка зажигает бересту.

Огонь со спички перескочил на свернутую трубочкой кору, и она запылала, весело потрескивая.

Все-таки интересно, как из спички выскакивает огонь? Илья поднял коробок, который папа положил на дрова, и попытался его открыть. Но коробок почему-то не поддавался. Ребенок крутил его и так и эдак. Бесполезно!

- Смотри, - папа нажал сбоку пальцем и из коробочки выдвинулся маленький ящичек, полный тоненьких палочек, чем-то измазанных с одной стороны. Будто взяли и окунули их в глину.

- Ия сам, - категорично заявил малыш, изловчившись мгновенно выхватить пальчиками спичку. Он приготовился поскандалить, требуя разрешения на эксперимент, но папа повел себя неожиданно.

- Хорошо, - легко согласился он и протянул сыну закрытый коробок. – Чиркай спичкой.

Он показал, что надо делать. Илья попытался повторить, но то, что у папы получалось без труда, как бы само собой, для малыша оказалось сложнейшей задачей.

- И что, вы действительно думаете научить его зажигать спичку? – не поверил незнакомец. – Он же еще совсем мал.

- Ничего. Когда-то надо начинать. Лучше пусть под присмотром научится, чем втихушку под кроватью, как я, - усмехнулся своим воспоминаниям Саша.

Дрова в печке уже гудели, охваченные огнем. Он добавил поленьев и прикрыл дверцу.

- Ловко у тебя получается, - позавидовал незнакомец. – Наверно, не первый раз здесь?

- Я строил этот приют, - небрежно бросил Саша.

Илья с гордостью посмотрел на гостя. Вот какой у него папа!

- Будем знакомы, - церемонно протянул руку бородатый. – Александр.

- Я тоже Александр, - отозвался папа.

- Значит, тёзки. А это ваш сын? – бородатый посмотрел на Илью.

Спички не зажигались, и малыш уже потерял к ним всякий интерес. Услышав вопрос, он бросил коробок и подошел к новому дяде, подал грязную ладошку.

- Ия, - представился он.

- Что? – не понял дядя.

- Илья. Его зовут Илья, - перевел папа.

- Шура, - сказал дядя, чем серьезно озадачил малыша. Это слово ему не воспроизвести. Такие трудные звуки пока не для него – сначала шипит, потом рычит.

Промерзший камень нагревался медленно, но плита быстро накалялась. Истопники-неудачники подсели к покрасневшему боку печки, в поток исходящего от нее тепла.

- Вот, чувствуется – человек умелый, - с уважением выдал похвалу Аристарх. – А мы с тобой только играть и умеем.

Илья, уловив знакомое слово, насторожился. Играть он любил, сам знал несколько игр. А во что играют эти дяди? Он подошел к печке, присел рядом, тронул дядю за колено.

- Игать? – спросил он, заглядывая снизу в бородатое лицо.

Тот растерянно оглянулся на родителей. Что хочет этот ребенок?

- Он спрашивает, во что вы играете, - перевела мама, вкладывая в уста ребенка вопрос, интересующий и ее саму.

- А-а, - улыбнулся Шура. – Не во что, а на чем. Мы - музыканты.

Илья не понял ни слова, поэтому снова требовательно повторил:

- Игать!

- Он что, просит сыграть? – удивился Аристарх.

- Игать, - подтвердил Илья, опять ничего не поняв.

- Малыш, - мягко обратился к нему бородатый дядя, - мы пришли сюда, чтобы сделать инструмент, на котором можно будет играть. Хотя, - он сунул руку за пазуху, - я, кажется, прихватил с собой флейту. Если хочешь – поиграю.

- Игать, - благосклонно кивнул малыш, поняв только, что дядя, наконец, согласился поиграть. Не понятно было, в какую игру, но это и не важно.

Дядя извлек из внутреннего кармана небольшую палочку и показал Илье. Внутри она была полая, с одной стороны по всей длине через равные промежутки проверчены несколько дырочек.

- Это – флейта. Слушай.

Дядя приставил трубочку к губам, поставил пальцы на дырочки, и послышалась мелодия. Простая, всего несколько повторяющихся тактов, она весело звучала, отражаясь от каменных сводов.

- Здорово, - одобрила тетя Саша. – Обычно с собой в такие места гитару берут. Флейта редко встречается. Я знаю только одного человека, который не расстается с этим инструментом, - и она назвала имя.

- О-о, так это и наш знакомый! – обрадовались музыканты. – Как тесен мир!

Узнав, какой повод привел сюда семью малыша, музыканты с удовольствием присоединились к торжеству и пообещали подарить Илье самый необыкновенный подарок. Только для этого надо сходить в пещеру. Подарок в пещере?! Восторгу ребенка не было конца!

Через несколько минут разговора выяснилось, что музыканты пришли сюда за особенно липкой глиной, которая не растрескивается при обжиге. Такая глина находится буквально в двух шагах от приюта – в пещере прямо за бревенчатой стеной. Как у папы Карло, за нарисованным очагом.

Все желающие (а других в этой компании и не могло быть) переоделись в комбинезоны, пристроили на головы налобники или взяли обычные фонарики. Когда Илью снаряжали для пещеры, он даже немного волновался, как перед кабинетом врача. Он ведь впервые шел в пещеру сам и не мог представить, каков он, этот пещерный мир, в котором, как говорил папа, всегда темно.

В стене под настилом четыре бревна отпилены короче других. Образовавшаяся дыра завешена брезентовым пологом. В нее и полезли музыканты, прихватив с собой пакеты для глины.

Илья без труда пролез в отверстие. Сердце его быстро колотилось. Пещера была для него тайной, которую сейчас предстояло раскрыть. Встав на ноги, он и без того немногословный, онемел. Начинаясь прямо от бревенчатой стены, отгораживающей обжитую часть пещеры, уходил вдаль огромный коридор. Илья почувствовал себя песчинкой на камне. Впереди чертили неровные линии фонари ушедших вперед людей.

- Ну и как тебе пещера? – наклонилась к Илье мама.

Она поправила фонарь, и Илья увидел светлое пятно прямо перед собой. Взяв маму за руку, он смело ступил в него. Вперед, на взятие пещеры! За подарком!

Вскоре коридор сузился, ровный до сих пор пол покрыли большие булыжники с окатанными боками, которые все труднее становилось обходить. Вот они уже лежат вплотную друг к другу, и надо перескакивать с одного на другой. Илья старался изо всех сил, но расстояния для него порой оказывались сродни олимпийским рекордам. Тогда на помощь приходила мама, и малыш, как Карлсон, перелетал с камня на камень.

Внезапно коридор кончился. Он привел в большую «комнату», из которой в разные стороны разбегались не одинаковые по размерам ходы. Влево уходил самый большой и «правильный», с ровным полом и вертикальными стенками. Туда свернули музыканты. Илья с мамой последовали за ними, и вскоре поняли, что цель близка. Подошвы, прихваченные липкой глиной, все труднее отрывались от пола. В Кунгурской ледяной пещере, что находится в Пермском крае, есть место, называемое «береги подметки». Здесь наблюдалось аналогичное явление. Маме пришлось взять сына на руки, потому что его сапожки с каждым разом все неохотнее расставались с полом.

- Ой, смотрите, змейка! – дядя Толя рассматривал что-то на стене.

Ух, ты! Неужели в этой темнотище живут змеи? Илье казалось, что змеи любят свет и тепло. В мультиках удав всегда ползает по траве и греется на солнышке, а здесь прохладно и без фонаря ничего не видно.

Мама посветила на стенку. Маленькая змейка с крохотной головкой и нелепо толстым закругленным хвостом сползала со свода. Так вот они какие – пещерные змеи! Совсем не похожи на настоящих, не бегают и не шевелятся. Эта застыла, как нарисованная. Илья несколько боязливо прикоснулся к шершаво-зернистой, словно присыпанной бисером, спинке. Она была холодная и твердая, как камень. Змейка не дрогнула, не шелохнулась. Илья с недоумением посмотрел на маму.

- Она неживая, сына. Это натек такой, в виде змейки. Она ненастоящая.

Илюшка от огорчения чуть не заплакал. Но тут мама сказала, что змейка красивая. Он присмотрелся, и правда, красивая. А что неживая, так даже хорошо, значит, не укусит.

Из глубины хода возвратились музыканты с полными пакетами глины.

- Илюха, пойдем лепить тебе подарок, - позвали они.

Всё, пещера больше не интересовала малыша. Вся ее таинственность пропала, расколдованная волшебным словом «подарок». Это слово Илье очень нравилось, несмотря на трудность произношения, связанной с неподатливым звуком «р».

- Мама, ди, - ребенок потянулся за музыкантами, чуть не выскользнув у мамы из рук.

- Больше никуда не хочешь? – уточнила мама. – Там еще ходы есть. Может, мышку найдем.

Какие еще мыши? Подарок, вот что важно!

- Ди, - твердо повторил малыш.

- Ну, ди, так ди. Папа, мы на выход, не теряй нас, - предупредила мама.

- Хорошо, - откликнулся из противоположного хода папа.

В печке все еще горели дрова. После пещеры здесь было тепло и светло. Аристарх с Шурой устроились за столом, разложили глину, помяли в пальцах, одобрительно пощелкали языками. Глина понравилась.

Илья взобрался с ногами на лавку, облокотился на стол, уперся подбородком в кулачки и во все глаза смотрел, как в умелых руках комочек глины превращается в птичку. Дядя Шура вытянул из шарика клювик, прочертил спичкой крылья, оформил плоский хвост.

- Нравится? – он покрутил свое изделие перед носом у Ильи, показывая его со всех сторон.

Илья кивнул. Птичка была как живая. Что делали с птичкой дальше, Илья не понял, но очень скоро ее отправили на печку сохнуть. На этом волшебное превращение глины не закончилось. Музыканты занялись чем-то совсем непонятным. Теперь они лепили что-то круглое, величиной с тарелку. У этого блина тоже появилась изящная головка и хвостик.

Из пещеры вернулись все остальные и тоже присоединились к лепке. Папа очень ловко слепил похожую птичку, о чем-то посоветовался с музыкантами, проделал дырочки в фигурке и тоже поставил на печь. Теперь там сушились уже целая стая больших и маленьких птиц.

Илье тоже дали кусочек глины, и он слепил колобок. Правда, он получился некруглый и кособокий, но зато с глазками и широкой улыбкой.

Папу заинтересовала птица-блин.

- Вообще-то, это окарина, буквально – гусёнок, музыкальный инструмент из рода флейты. Устройство у нее как у свистульки, но за счет нескольких отверстий на ней можно выдувать мелодии, - объяснили музыканты.

К сожалению, послушать звучание инструмента в этот раз не удалось. К тому времени, когда надо было возвращаться домой, окарина еще не просохла. Илья огорчился до слез.

- Не горюй, Илюха! Вот тебе мой телефон, в городе созвонимся, и «гусенок» обязательно споет тебе песенку в твой день рождения, - пообещал дядя Шура, - а эту свистульку возьми на память о твоем первом визите в пещеру.

Дома свистулька досохла. Если бы позволяли, Илья дул бы в нее целыми днями. Сначала папа посмеивался: «Пусть легкие развивает!», но со временем нескончаемый свист по вечерам утомил и его. Удивляло то, что свистулька не надоедала ребенку, в то время как интерес к другим новым игрушкам пропадал через два дня. Илья, довольно спокойный ребенок, устраивал целые скандалы, когда ему запрещали дудеть в свистульку. Взрослые молили о тишине, бабушка ходила с замотанной полотенцем головой, а ребенок не желал расставаться с неказистой глиняной птичкой. Неизвестно, чем закончилось бы это противостояние, но однажды свистулька разбилась, и конфликт разрешился сам собой. Но долго еще, как только заговаривали о пещерах, Илья доставал из своего уголка склеенную скотчем свистульку и показывал ее всем знакомым.

Позже Илья много раз бывал в приюте. Пещеру за бревенчатой стеной изучил вдоль и поперек. Дошло до того, что в два с половиной года он выступал в роли проводника для тех, кто приходил туда впервые.

И вот однажды зимой, поднимаясь по тропе при очередном посещении приюта, он услышал пение птицы. Это было так неожиданно! Птицы зимой не поют. И тут Илью осенило!

- Это дядя Шуа! – закричал он и помчался во всю прыть, на какую только способны были его маленькие, но крепкие ножки.

Распахнув дверь, он возник на пороге с сияющим лицом. Но в приюте сидели другие люди. Один из них играл. Илья подошел к нему и протянул ручку к чудному яйцеобразному инструменту.

- Ты знаешь, что это такое? – удивился музыкант.

- Однажды сюда приходили двое из ваших и из местной глины слепили подобный инструмент. Они называли его окариной, - пояснил папа.

- Тогда, конечно, играй, - и музыкант подал малышу глиняную флейту. Илья трепетно принял окарину двумя руками, приставил ко рту дульце и дунул, что было сил…

 

Глава вторая.

 

Шло время. Илья рос. Однажды летним вечером (прошло уже больше трех лет со времени появления его на свет) вся семья собралась дома после работы. Закончилась неделя. Пора подумать об отдыхе. Сидеть в четырех стенах они не умели. Дачу воспринимали как добровольно-принудительные работы, выполняли их между делом, стараясь управляться по вечерам, благо, летний день не короток.

- Куда пойдем на выходные?

Этот вопрос всегда звучал во время пятничного ужина. Решающее слово имел папа-Саша. Именно он определял, куда и на какое время отправится семейство. Он один имел истинное представление о состоянии раритетного средства передвижения марки Москвич 407. К этой технике давно уже не выпускали запасные части, поэтому для ремонта весьма бодро передвигающегося транспорта было приобретено два подобных ему экземпляра, сохранившиеся части которых заполняли собой багажник бывшего собрата.

- Идем в пещеру, - решил глава семейства.

- Папа, папа, - тут же затеребил родителя сынок. – В пиют поедем?

Ребенок в свои три года не выговаривал всего две буквы – «л» и «р». Он долго не хотел говорить, обходился односложными словами, но в два с половиной года заговорил сразу целыми предложениями, поражая порой глубокомысленными изречениями.

- Нет, полезем в серьезную дырку, с веревками.

- И я поезу? – не веря своему счастью, восхитился малыш.

- А куда же ты денешься? Конечно, полезешь. Сейчас мама сошьет тебе беседку и обвязку, и будешь как настоящий спелеолог.

Папа Саша любил сына и многое ему позволял. Например, от ребенка не прятали спички. Наоборот, с младенчества учили разводить костры и разжигать печку в лесной избушке. Чиркнуть спичкой под кусочком бересты всегда доверяли ребенку. Разумеется, под присмотром бдительного родительского ока. Малышу, естественно, страшно нравилось извлекать огонь из ничего. С точки зрения педагогики это было, может, и неправильно, но зато дитя очень рано узнало, что пламя горячее и поглощает все, что в него попадает.

- Давай-ка, ешь быстрее, да пойдем собирать рюкзаки, - позвал папа.

Илюшку два раза просить не надо. Он тут же придал ускорения процессу поглощения пищи. Однако ложка, на его взгляд, не достаточно хорошо справлялась с задачей, и он принялся усердно помогать ей, запихивая в рот куски картошки другой рукой. Ложка и ладошка наперегонки старались достичь разинутого рта, и не уступая в скорости друг другу, сталкивались в последний момент. Еда летела в стороны, благополучно минуя место назначения.

- Ну-ну, не так активно! – остудила рвение сына мама Таня. – Поспешишь - людей насмешишь.

Илюшка уже и сам понял, что, управляясь таким манером, можно и голодным остаться. Подобная перспектива не устраивала его ни в коей мере, и он старательно завозил ложкой по столу, сгребая разлетевшуюся картошку.

- Не балуй! - строго прикрикнул папа. - Это в лесу каждая соринка – витаминка, а здесь кругом микробы.

Ну и как прикажете насыщаться? Быстро - нельзя, со стола собрать - нельзя. И скажите, какая разница, откуда еда попадет в живот – со стола или с тарелки. Главное, чтобы попала! И при чем тут соринки-витаминки?

Спорить с папой – пустое дело, все равно поступит, как считает нужным. Вот сейчас он взял тряпку и смел всю картошку в мусорное ведро. Илюшка грустно проследил взглядом последний путь несостоявшегося ужина. Ну и ладно. Пойдем собирать рюкзак. Там с прошлого выходного, Илюшка помнит, в кармашке сухарики оставались.

Малыш соскользнул с табуретки и прошмыгнул в темную кладовку, где в куче снаряжения безошибочно разыскал свой рюкзачок.

Папа только и успел бросить ему вслед:

- Помнишь, что с собой сложить надо?

- Помню, - заверил ребенок, деловито расстегивая карман рюкзака, в котором многообещающе шуршали кириешки.

Родители, тем временем, обсуждали вопросы экипировки. Трехлетний ребенок был слишком мал, чтобы приспособить под него обычную страховочную систему, которую используют скалолазы. Проще сшить маленькую, специально по размерам малыша. Для этого в доме имелось все необходимое: старая ручная швейная машинка, которая строчила даже овечьи шкуры, широкая парашютная стропа и прочные капроновые нитки.

На малыша надели костюм, в котором предполагалось спуститься в пещеру: теплые с начесом шаровары, свитерок, а поверх еще тонкий непромокаемый анорак и такого же качества штаны. Только после этого началась примерка. Вот это была экзекуция! Стоять надо было, не шелохнувшись, расставив ноги шире плеч и подняв руки в стороны. Илья вспотел, но терпеливо дожидался конца пытки. Охота пуще неволи. Пещеры он любил, с удовольствием лазал по узким калибровкам, ничуть не страдая клаустрофобией. Ему нравилась таинственная молчаливость гротов, возникающих внезапно из темноты. Да, все это, безусловно, интересно, но сколько же можно издеваться над ребенком, сколько можно стоять расщепленным столбом? Не пора ли…

Не успел утомленный Илья додумать мысль до конца, как папа сказал:

- Все, свободен.

Нет, все-таки какой хороший у Ильи папа. Илюшка только собирался немножечко похныкать, чтобы поторопить родителей, и подрыгать ногами – мыслимое ли дело столько времени стоять неподвижно! А папа уже снял запрет на шевеление.

Малыш для начала попрыгал, но получать удовольствие от марш-броска при полном обмундировании он еще не научился, а потому предпочел сперва избавиться от жары путем раздевания, и не как-нибудь, а максимально.

Мама строчила на машинке, папа контролировал процесс шитья. Счастливый ребенок остался предназначен самому себе. Раздевшись до гола, он уселся рядом с ворохом одежды и с наслаждением отдался прерванному занятию - захрустел сухариками. Его занимал один вопрос: если завтра в пещере он захочет покушать, где они возьмут еды? Может, конечно, там есть магазин, но на всякий случай надо позаботиться о себе самому. Илья потихоньку юркнул на кухню, где в шкафу всегда стояла банка с сухарями, нагреб горсть и так же на цыпочках, стараясь не привлекать к себе внимания, вернулся в комнату. Рыться в одежде, разыскивая анорак, и не рассыпать сухари оказалось делом нереальным. Тогда малыш принял соломоново решение: оставил сухарики на диване и только после этого раскопал в куче одежды искомую вещь. Теперь сложить в кармашек вожделенные сухарики было делом одной минуты. Илья застегнул замочек на кармашке. Все. Теперь он готов идти хоть на край света. Конечно, если рядом будет папа.

Мама, папа и бабушка еще собирали вещи, продукты, веревки и снаряжение, а малыш уже спал, прикорнув рядом с кошками на своем спелеокостюме.

- Ну вот, опять не собрал рюкзак, - неодобрительно покачал головой папа, увидев на полу живописную группу.

- Ты слишком много требуешь от ребенка, - вступилась за Илью бабушка. – Он же совсем еще кроха.

- Ничего себе, кроха – три года! – не согласился отец. – Мужик растет, или кто?

Эти бабушки вечно балуют и портят детей. Только мешают воспитанию. Пусть лучше деньги зарабатывают и не вмешиваются, куда не просят.

Папа взял спящего малютку на руки и перенес в кроватку. Ребенок, не просыпаясь, повернулся на бочок, подсунул ладошку под пухлую щечку, пошлепал губками, что-то невнятно пробормотав, и натянул на голову простынь – отгородился от всех, спрятался в свой «домик».

***

Выехали рано утром, захватив по дороге еще одного участника похода выходного дня. Перед отъездом присели за стол, выпили по кружке чая. Ввиду слишком раннего часа есть никому не хотелось. Запасливая бабушка сложила завтрак в пакет. Захочется – поедим в дороге.

С заднего сидения машины плохо видно, что делается на улице. Илья поерзал-поерзал, да и заснул у бабушки на коленях. Движение всегда действовало на него как снотворное. Проснулся он только когда смолк шум двигателя. Машина стояла посреди леса. Взрослые вытаскивали на траву рюкзаки. Илья находился в салоне один. На раскинутой в траве клеенке разложен несъеденный утром завтрак, в кружках дымится горячий чай.

- Сына, вставай, а то все вкусное без тебя съедят, - позвала мама.

Илья подполз к открытой дверце и на животе поехал с сиденья. Руки скользили по гладкому чехлу. Не ощутив ногами опоры, малыш бесстрашно шлепнулся на землю. Испугаться он не успел – слишком краток оказался полет, боли не чувствовал, поэтому, распределив ноги и руки по назначению, заторопился к импровизированному столу.

- Стой, - тормознула Илью мама. – Ты где уже вымазаться успел? Дай-ка я тебя оботру, да ручки помоем.

Почему это всегда находится какая-нибудь причина, чтобы задержать получение желаемого? Лучше бы от неприятностей оберегали.

Пока мама мокрым полотенцем вытирала ему руки и лицо, а бабушка чистым носовым платком терла курточку, Илья внимательно следил, чтобы его бутерброд не съела собачка, которая явилась, незваная, неведомо откуда.

На аппетит малыш никогда не жаловался, и как только очутился на свободе, немедленно приступил к еде.

Вокруг шумели высоко-высоко в небе вершины деревьев. Ветер не давал им покоя и носился в вышине, переплетая ветви, шурша листочками. На краю большой поляны, где росла высокая трава, кружили всевозможные мухи и бабочки. Но Илья не позволял себе отвлекаться на их созерцание, хотя было страшно интересно, что делает с цветком этот толстый, полосатый, плюшевый, и, кстати, как его зовут? Ничего, успеется. Букашки никуда не денутся, да и Илья не торопится. Вот покушает и посмотрит.

Илья-то не торопится, а вот взрослые всегда куда-то спешат. Папа уже закрывает машину. Вот они одевают рюкзаки. И Илюшке несут

- Давай, сынок, пора идти.

Идти, так идти. Илюшка не против. По дороге тоже много интересного можно увидеть.

В рюкзачке у Илюшки лежат пять пар перчаток, пять спортивных шапочек и пять коробков спичек. Без всего этого в пещеру никак нельзя. Папа сказал, что это самые важные вещи, и Илье доверили их, потому что он – равноправный член группы. А еще у Ильи в рюкзаке – пачка кириешек. Эти вкусные сухарики туда положил папа сегодня утром, когда Илья еще спал.

Папа взял сына за одну руку, мама – за другую, и все вместе тронулись в путь. Малыш оглянулся. Следом шли бабушка и дядя Толя. За ними в ветвях ели угадывалась оставленная машина.

Сначала они шли краем леса, потом стали подниматься в гору. Папа пошел вперед выбирать проход среди подлеска и поваленных деревьев. Остальные следовали за ним, стараясь не отставать. Илья напрягал все свои силенки, но, то ли силенок оказалось не так много, то ли путь слишком затянулся, но он стал уставать. Личико раскраснелось, и хотя солнце не палило, скрытое пологом леса, Илюшке весь спарился, нестерпимо хотелось пить.

- Мама, я пить хочу, - сообщил он.

- Саша, - тут же окликнула мама. – Подожди, отдохнем немного, водички попьем.

- Потерпите чуток, сейчас к ручью выйдем.

Папа резко свернул в сторону.

- Слышал, сына?

Мама звала Илюшку этим словом, ставя ударение на первом слоге.

- Сейчас выйдем к ручейку, там и попьем и умоемся. Согласен?

Согласен - не согласен, а другого выхода не предлагают. Опять же, пить воду из ручья куда забавнее, чем просто из бутылки.

Ручеек оказался в двух шагах. Вот он, журчит за кустами.

Как это взрослые всегда все знают? Откуда, например, папа узнал, что именно сейчас Илья захочет пить и что здесь есть вода?

- Илюша-а! Давай сюда! Здесь такой водопад! - уже звал папа.

Ух, здорово! Водопад! Не дожидаясь мамы, малыш пошел напрямик, сквозь кусты, на папин голос. Заросли закончились прямо у воды. Илья непременно свалился бы в ручей, если бы не рюкзак – он очень удачно и, главное, вовремя застрял между ветками.

- А-а-а! – тоненько прокричал Илья. Но не от страха, а просто, чтобы на него обратили внимание.

Папа стоял над ручьем, широко расставив ноги, спиной к Илье. Перед ним с большого камня падала вода. Папа пил ее, подставив под струю руки, и не слышал Илюшкиного писка. Зато сзади уже спешила мама.

- Спокойно, сына. Сдай-ка назад.

Она потянула его за рюкзак, Илья попятился и так, на буксире, очень скоро выбрался из кустов.

- Зачем ты сюда ломанулся? Смотри, совсем рядом удобный спуск.

Рядом-то рядом, но с высоты Илькиного роста его разве увидишь? Ухватив маму за руку, Илья решил пока не отходить от нее далеко. А то и до пещеры не доберешься. Вот также проскочишь мимо и не заметишь. Кто ее знает, какая она, эта серьезная пещера?

Вдвоем с мамой они благополучно добрались до ручья. Илья, конечно же, должен встать над ручьем так же, как папа, он уже занес над водой ножку, но мама быстро обхватила его поперек живота.

- Ты куда, чудо мое?

- Я как папа хочу, - заверещал Илья, дергаясь в ее руках.

- Ладно, давай его сюда.

Ну вот, другое дело, а то – куда-куда? Куда надо! Папа поставил сына ногами себе на колени и, крепко держа его подмышки, наклонил к падающей воде. Илья подставил под струю ручки. Брызги тут же бросились ему в лицо. Илья, зажмурив глаза, потянулся губами к ладошкам, где билась и булькала изумительно холодная вода.

- Напился? – спросил папа.

Илья не напился. Он вообще не понял, как можно напиться из ладошек, если воды там впору воробью клевать. Но уточнять не стал. Ему бы поскорее обратно на берег, где мама, вот хитрая! - пила родниковую воду, преспокойно зачерпнув ее кружкой.

От ручья поднимались медленно, не спеша. Наверно, выпитая вода еще помнила, что должна течь вниз, и тормозила шаг. Папа уже не убегал вперед, а шел рядом. Взрослые о чем-то все вместе разговаривали. Илья снова шел между мамой и папой. Они держали его за руки, а он забавлялся, поджимая неожиданно под себя ноги. Родители не сердились, и несли его над землей, пока он снова не цеплялся ногами за землю.

Так весело они шли и шли. Илья смотрел под ноги. Вот по тропинке прокатилось что-то очень похожее на коричневый камушек.

- Ой, кто это?

- Это? – мама бросила вниз мимолетный взгляд. - Жук.

Как много всего знают взрослые! Мама только взглянула разочек и сразу сказала, кто это. Вот Илья вырастет и тоже все будет знать.

А теперь дорожку пересекла целая вереница крошечных буроватых бусинок.

- Муавьи, муавьи! – радостно запел ребенок. Наконец-то и он что-то знает.

- А это деево как называется? – приставал он к родителям. – А этот цветочек?

Илья хотел еще что-нибудь спросить, но тут папа остановился и сбросил рюкзак.

- Все, Илюха, пришли.

Они находились на крошечной полянке. В центре красовалось старое черное кострище. Рядом лежало большое бревно, на макушке которого еще сохранились ветки.

- Переодеваемся, - руководил папа. – Илья, курточку, штаны, кроссовки давай сюда. А вот это одевай. Лови!

Он кинул пакет с одеждой, следом полетели сапоги. Илюшка, конечно, все поймать не сумел, но один сапожок все-таки изловчился ухватить и поэтому заливался счастливым смехом.

Вокруг расположились взрослые. Они доставали одежду и обувь. Одно снимали, другое одевали. Папа уже обмотался чем-то непонятным, навешал на себя какого-то железа. Илюшка во все глаза смотрел, как вместо папы получается что-то совсем незнакомое, как дядя монтер (ударение на первый слог) у бабушки в деревне. Только у того еще на ногах здоровенные когти были. Папа тогда смеялся и говорил, что это доисторический монтер, теперь таких не бывает.

- Сына, отомри, - засмеялась мама, увидев полные недоумения глаза ребенка. – Сейчас и ты таким станешь.

Вот здорово! Значит, Илья тоже монтером будет.

- А мне завязку оденем? – с трудом вспомнил новое, только вчера услышанное слово Илья.

- Оденем, оденем. Только не завязку, а обвязку.

Мама сноровисто нарядила сына в нужные одежды и передала его папе для дальнейшей экипировки.

От того, насколько плотно будет пригнана обвязка и беседка, правильно завязаны узлы и закреплены карабины и прочее «железо», может зависеть жизнь человека. Поэтому папа занимается снаряжением сам, не доверяя даже маме.

Вскоре Илья уже ничем не отличался от остальных, ну разве что росточком поменьше. Эх, видели бы его сейчас ребята из детского сада!

Папа осмотрел страховочные системы у мамы и бабушки, перевязал какие-то узлы, проверил исправность фонарей-налобников. Наконец, его все устроило. Снятые вещи сложили в рюкзак, и спрятали его тут же, в корнях дерева, прикрыв от неожиданного дождя пленкой и прижав большим камнем.

В маленький рюкзачок сложили еду. Это очень порадовало Илью. Правильно, запас карман не тянет. Мужчины подхватили транспортники – узкие, длинные мешки с петлей на одной стороне, в которых носят веревки.

- Илья, теперь от мамы ни на шаг!

Папа мог бы и не предупреждать. Что ж, Илья – глупенький совсем, сам не понимает? Честно говоря, ему даже страшновато куда-то отходить от нее. Ведь он не знает, что будет дальше.

Склон, по которому они теперь шли, покрывал негустой смешанный лес с редким кустарником. Илья вытягивал шею то в одну, то в другую сторону, боясь пропустить самое главное – вход в пещеру. Он представлял его себе таким, как показывали в мультиках: огромная гора, в ней два громадных камня, которые расходятся в стороны, лишь только произнесешь волшебные слова «сим-сим, откройся!». И тогда в глубине высокого тоннеля засверкают переливами несметные сокровища!

Но папа почему-то остановился возле какой-то широкой воронки. Земля в ее центре провалилась и получилась круглая яма с пологими краями. С одной стороны ямы росла большая сосна.

- Стойте здесь и ни шагу в сторону. Входной колодец где-то рядом, - произнес папа непонятную фразу.

И ушел. А они остались стоять под сосной. У Илюшки даже ноги затекли стоять «ни шагу в сторону». Но он стоял. Ведь папа запретил двигаться.

- Толик, шагайте сюда! – донеслось, наконец, из глубины леса, и они пошли туда, откуда слышался голос.

Папа стоял у такой же сосны, от которой они только что отошли, и привязывал к ней веревку.

- Толик, идешь первым, потом маму спускаем, Илью и бабушку. Давай, цепляйся и вперед. Сына, раздавай перчатки.

Командовал папа хорошо. Сказал, и сразу ясно, кому и что делать. Вот только сейчас он что-то путает – перчатки все разобрали раньше, когда одевались.

Дядя Толя взялся за веревку, сильно потянул ее на себя. Не скользит, все в порядке. Отошел шагов восемь и повернулся лицом к дереву. Зажав в руках веревку, он попятился и вдруг начал постепенно исчезать. Сперва не видно стало ног, потом он провалился по пояс. Вот над землей осталась только голова. Через мгновение скрылась и она.

- Мама, а где дядя Тоя? Почему его не видно? – забеспокоился Илья.

- Сына, все в порядке. Он спустился в колодец.

- Зачем в коодец? Мы же в пещеу хотеи? – недоумевал Илья.

- Так это пещера и есть, а вход в нее – через входной колодец. Ты не бойся. Сейчас я спущусь, а потом папа спустит под землю тебя. А мы с дядей Толей встретим тебя внизу. Ты же не боишься, ты ведь смелый мальчик.

Маме хорошо говорить, она большая. Но Илюша вынужден согласиться с мамой, потому что у них в садике тех, кто боится, дразнят обидным словом «бояка», а воспитательница сказала, что бояка – это то же, что трус. Илье не нравится это слово, его трудно выговаривать. Но все равно, Илья не этот…, ну, не бояка.

Из-под земли послышался голос дяди Толи.

- Можно…

Мама взялась за веревку и точно так же стала пятиться. К Илье подошел папа и, взяв за руку, подвел прямо к дырке в земле, где уже наполовину скрылась мама.

- Видишь, мама держится за веревку, а ногами по стенке идет.

Илья засмеялся. Мама словно муха шла по стенке колодца.

- Но тебе так не надо будет делать. Я пристегну тебя за обвязку к веревке и просто спущу вниз. Понял?

Малыш кивнул, хотя, по правде сказать, ничегошеньки не понял. Как это его пристегнут? Что-то Илья не видел у папы булавок. И какая же должна быть та булавка, чтобы выдержать целого Илью?

- Мо-ожно… - донеслось из-под земли.

Папа стал выбирать веревку из колодца, а когда вытянул всю, завязал на конце петлю. Что-то покрутил у Ильи на поясе, чем-то щелкнул на уровне груди и поднял веревку над Ильей.

- Смотри, я закрепил веревку у тебя на поясе и на груди. Ты держись за нее руками вот здесь и не отпускайся. Теперь присядь и просто виси.

Илья присел, а папа приподнял веревку, и Илья повис в воздухе, вцепившись в веревку обеими руками. Папа чуть качнул.

- Ну, как, нравится? Как на качелях, правда?

Висеть оказалось удобно. Сшитая мамой беседка, которую альпинисты называют «трусами» (об этом Илья, конечно, еще не знал), держала, словно стульчик. Веревка, закрепленная на грудной обвязке, не позволяла отклоняться назад. Илья осмелел, заулыбался.

- Готов? – спросил папа.

- Готов! – ответил сын.

- На старт! – скомандовал папа, поудобнее перехватил веревку, включил фонарь на лбу у сына, и Илья завис в дырке над черной бездной. Папа не торопился, опускал медленно. Илья болтался на веревке и, чтобы не скучать, разглядывал стенки. Сначала было видно землю и корни, потом пошел только камень, да такой чудной, словно слоеный медовый торт. А потом стена с одной стороны вдруг отодвинулась куда-то далеко. Илья скосил взгляд вниз и увидел маму и дядю Толю. Они протягивали к нему руки. Дядя Толя подхватил Илью на руки, а мама ловко отцепила веревку и крикнула вверх:

- Мо-ожно!

Теперь страха совсем не осталось. Чего бояться, если рядом взрослые. Илья завертел головой. Тонкий луч фонаря-налобника повсюду высвечивал одни камни, а дырка входного колодца обозначалась в углу над головой пятном дневного света. Здесь можно было стоять во весь рост, и даже мама не доставала вытянутой рукой до потолка. Илье показалось, что они попали внутрь огромной печки-буржуйки, а входной колодец – это ее труба. Такая печка стояла в приюте. Он часто заглядывал в ее нутро, когда там горели дрова, и когда оставалась одна зола – тоже.

Он еще не успел, как следует, оглядеться, а бабушка и папа уже присоединились к ним. Папа широко повел вокруг фонариком и уверенно зашагал, ловко лавируя между громадными булыжниками. Все двинулись следом. Куда вожак, туда и стая.

Под ногами зачмокала мокрая глина. Она так крепко прихватывала обувь, что в одном особенно неприятном месте Илюшка не смог оторвать ног от пола. На какую-то минутку взрослые выпустили ребенка из поля зрения. Илюшка, пытаясь решить проблему самостоятельно, сильно рванулся и выскочил на невысокий плоский камень. Сапожки остались на прежнем месте, как пришпиленные. Малыш потоптался, не зная, что предпринять дальше. Камень холодил ступни даже через шерстяной носок. Да-а, пожалуй, пора звать маму. Заплакать или покричать? Задумался он лишь на секунду. Первый вариант показался наиболее действенным.

Четыре луча света моментально скрестились на маленькой фигурке. Илья тут же замолчал. Чего надрываться, если цель достигнута. Забравшись на руки к дяде Толе, он безмятежно ждал, пока вызволят из липкого плена его сапожки и вернут их на законное место на его ногах. Папа надвинул на маленькую ножку один сапожок, прихлопнул снизу, потянул за носочек, дабы удостовериться, что ступня правильно расположилась в обувке. Те же действия произвел с другим сапогом. После чего Илья вновь оказался на своих ногах.

- Потопай ножками, - попросил папа.

Илья старательно засеменил ногами. На плоском камне, где он пока стоял, ничего не задерживало его движений.

- Натяни-ка ему штанишки поверх обуви, - посоветовала мама.

- Да, пожалуй, так будет лучше, - согласился папа. Он опустил штанины на голенища сапог и зафиксировал их пришитыми по низу резинками, протолкнув их под каблучками. Сапоги оказались внутри штанин, надежно притянутыми к ногам широкими резинками.

- Теперь, если и потеряешь сапоги, то вместе со штанами, - засмеялся дядя Толя.

- Что долго возитесь? Пошли уже, а то к ночи не вернемся, - заторопила мама. – Куда тут дальше?

- Идем-идем. Вон там внизу щель. Нам в нее.

Папа с сыном, взявшись за руки, направились к дальней стене.

Лучи фонарей метались по каменным нагромождениям. За каждым крупным камнем возникала черная тень, и казалось, что проход именно здесь, но ошибка немедленно обнаруживалась при ближайшем рассмотрении. Но вот папин фонарь высветил широкую узкую щель там, где пол переходил в стену. Илюшке почудился в этой щели гигантский рот каменного великана, растянутый в плотоядной ухмылке.

- Давайте-давайте, подходите, сейчас я пообедаю вами. Ох, как давно я не кушал! – послышалось малышу. Ему стало так жутко, что он покрепче прижался к папиной ноге и потянул его за руку.

- Ты что, сынок?

- Папа, а он нас не съест?

- Кто нас должен съесть?

- Великан.

Голос ребенка слегка дрожал.

- Ну-ка, ну-ка, где здесь великан?

Взрослым почему-то стало весело. Все фонари теперь направили в одну сторону, и в их свете стало отчетливо видно грубое каменное лицо. Нахмуренные брови свисали двумя неровными глыбами с верхнего свода. Под одной из них темнел провал. В центре горбатился картофельный нос, а внизу растекался мрак в расщеперенной беззубой пасти.

- Смотрите, смотрите, действительно, рот, нос, брови.

- А один глаз будто прищурился.

- Это наверно хранитель пещеры, вроде нашего домового, - переговаривались взрослые. В их тоне не было серьезности, и это беспокоило Илюшку. Он-то хорошо видел, что великан сердится. Надо было срочно задобрить его. И тут малыш вспомнил о припрятанных в кармашке анорака сухариках.

- Я сейчас, сейчас, - забормотал он, суетливо расстегивая молнию. Она как нарочно застряла и не хотела разъезжаться.

- Вот, возьми, пожалуйста, и пропусти нас дальше, - попросил он, протягивая зажатый в кулачке сухарик.

Взрослые с интересом смотрели на ребенка. Родители уже хотели, было, рассмеяться и объяснить, что нет здесь никакого чудища, но не успели. Бабушка взяла сухарик из напряженной ручонки, обняла малютку за плечи и опустилась рядом с ним на колени. Склонив голову, она произнесла без тени улыбки:

- Уважаемый хранитель, ты, наверное, голоден. Прими от нас сие скромное подношение.

Она положила сухарик на ближайший камень.

- Мы пришли с миром и не принесем вреда твоим владениям. Позволь нам побродить в твоих чертогах.

Папа, мама и дядя Толя, сдержали готовый вырваться смех и дружно повторили, прижав к груди сложенные в мольбе руки.

- Позволь нам, о, хранитель!

Откуда-то из глубины донесся едва слышный гул. Взрослые удивленно переглянулись.

- Наверно, эхо, - беспечно бросила мама.

Легкое шуршание привлекло их внимание. Сухарик, до этого мирно покоившийся на гладком камне, по какой-то неведомой причине съехал с него и исчез в темноте. То ли это колыхание густого, доселе не знавшего движения воздуха сдвинуло сухарик с места. То ли он просто ненадежно держался на покатом боку гладкого камня и съехал, влекомый собственным весом, но факт оставался фактом – сухарик скрылся в щели рта воображаемого каменного великана.

- Тепей можно, - облегченно выдохнул Илья.

А бабушка пояснила:

- Хранитель принял наш дар. Можно идти дальше.

Проход был широк, но не высок. Илья прошел в него, не сгибаясь. Всем остальным пришлось опуститься на колени и преодолевать низкое место ползком или шагая по-утиному.

Переход был совсем короткий, не более метра. Сразу за ним открывался просторный грот. Лишь только лучи света пронзили вековую тьму, люди замерли от неожиданности.

- Сокьовища! – восторженно прошептал Илюшка.

Увиденное поразило не только Илюшку, который спустился в пещеру первый раз в жизни, но даже видавшего виды папу Сашу.

Все пространство большого подземного зала сверкало и переливалось. Лучи света многократно преломлялись, отражаясь от граней изумительной красоты кристаллов, спадавших бахромчатым ковром с каменных сводов.

В самой верхней части грота потолочные плиты сложились тремя ступенями. С их краев, как огромные гребешки, свисали ряды тонких, выполненных с особым изяществом, сосулек почти одинаковой длины. В отличие от обычных, свисавших весной с крыш домов, эти сосульки не сужались книзу, а имели одинаковую толщину по всей длине. На концах многих из них посверкивали бирюзой прозрачные капли. Временами они срывались и бесшумно падали, а на их месте тут же натекали новые.

- Карандаши, - сказал папа, указывая на ледяные зубчики на потолке. – Их еще макаронами называют. Они, между прочим, поют.

Он подошел поближе, поднялся на камень и, протянув руку к сосульке, щелкнул по ней ногтем. Раздался несказанно нежный высокий звук. Папа щелкнул по другой. И вновь мелодичное пение усладило слух.

- Тут можно даже мелодию подобрать. Надо только палочку какую-нибудь…

Папа оглянулся в поисках подходящего предмета.

- Не надо, сломаешь, - взмолилась мама.

- Что ты! Это же сталактиты. Они образуются из кальциевых солей, поэтому прочные, как камень.

- Да знаю я, - отмахнулась мама, - Но все равно жаль такую красоту рушить даже случайно.

Папа спрыгнул с камня и оказался посреди чрезвычайно странного луга. «Трава» на том лугу имела очень необычный вид. Безмолвно застывшие разновеликие столбики, такие же прозрачные, как и все вокруг, тянулись кверху слегка заостренными набалдашниками. Одни выросли уже до метра, другие только приподнялись от пола. Сталагмиты разной высоты, все они имели одинаковую конфигурацию: натечные образования, диаметром пять-семь сантиметров, с небольшим утолщением в верхней части.

Папа шагал, небрежно задевая их ногами.

- Осторожно, - опять взмолилась мама.

- Не о том беспокоишься, - усмехнулся папа.

- Что-то мне все это напоминает, - задумчиво промолвила бабушка.

Дядя Толя хихикнул.

- Ну, бабуля, ты совсем плохая стала. Вспомни молодость, - посоветовал папа.

Лицо бабули озарила догадка.

- Да-а, - удивленно, словно впервые увидев, протянула бабушка. – Природе не чужды эротические фантазии.

- Мама, о чем ты говоришь!? – осуждающе обернулась к ней мама Таня. – Ладно, эти балбесы. У них одно на уме. А ты-то… Красивые сталагмиты и больше ничего.

- Нет, ты не права, Танюша. У многих народностей издревле существует культ фаллоса, - начала, было, бабушка.

- Мама, не надо, - предостерегла дочь.

- Если это то, о чем мы думаем, - снова хихикнул дядя Толя, - то у здешнего хозяина должен быть большой гарем.

Илья непонимающе вертел головой, прислушиваясь к разговору взрослых.

- Наверное, у него здесь комната свиданий, - предположил папа. – И музыкальное сопровождение имеется для развлечения гостей.

Вот с этим Илья мог согласиться. Зал был великолепен, а гостей всегда встречают в лучшей комнате. Так во всех сказках говорится.

- Действительно, красота, - резюмировала мама Таня. – Ну, что, идем дальше?

Илья бочком придвинулся к одному из столбиков и незаметно лизнул его языком. Неужели это, в самом деле, какие-то сталагмиты? А ему так хотелось, чтобы это были сокровища. А может, это они и есть? Просто хозяин их так маскирует.

Второй выход из гостевого зала, как про себя обозначил его Илья, скрывался сбоку от «музыкальной шкатулки», задрапированный складчатой плитой. Этот проход был, в противоположность первому, высоким – его верхний свод терялся где-то в черноте над головой и снизу не был различим, но очень узкий. Протискиваться в него приходилось боком. Казалось, если плиты еще чуть-чуть сдвинутся, то ребра не выдержат и лопнут. Один Илья спокойно проскочил узкий коридор.

Новый грот имел меньшие размеры и был какой-то безликий. Никаких следов кристаллов не было заметно на стенах. Ни сталактиты, ни сталагмиты, ни какие-либо еще натеки не украшали его. Илье даже как-то грустно стало, захотелось вернуться обратно в «гостиную».

Взрослые разбрелись, шаря фонарями по сторонам, разыскивая следующий проход.

- Кажется, тут дыра.

- По-моему, здесь колодец.

- Ой, смотрите, озеро! – раздалось почти одновременно с разных сторон.

Из трех предложений Илья выбрал бы озеро. Про него сказала бабушка. Илья как раз находился рядом и теперь во все глаза таращился, стараясь рассмотреть в темноте воду.

- Да, тут по центру должно быть озеро, - подтвердил папа.

И все двинулись за бабушкой.

- Ух, ты! Какая вода черная! – восхитилась мама.

- Где? Покажи, - протиснулся вперед Илья.

Никакого озера он не увидел. Под ногами лежало гладкое зеркало размером с банный тазик. Смотреть в него было неприятно. За отражением лица просматривался темный бесконечный коридор, в конце которого Илья не увидел, а скорее ощутил чей-то взгляд. Илюшка непроизвольно отпрянул и вцепился в первую попавшуюся руку. Так было спокойней.

- А где озеро? – снова спросил он.

- Так это и есть озеро, - папа присел у блестящего зеркала. – Из него даже попить можно. Хочешь?

Нет-нет, пить из этой жуткой лужи Илюшка не хотел. Взрослые тоже не стали. Дядя Толя бросил в воду камушек. Он всколыхнул крошечные волны, и они разбежались правильными окружностями.

- Совсем мелкое, метра два будет, - без выражения констатировал дядя Толя.

Ничего себе «мелкое»! Как колодец. Неужели эта маленькая лужа действительно так глубока? Илья с сомнением посмотрел на игрушечное озеро. Нет, дядя Толя наверняка заблуждается!

- О каких дырках вы говорили? – сменил тему папа.

- Да вон там, похоже, проход, - указал направление дядя Толя.

- А-а, это Кошачий лаз. Не-е, не пойдем туда.

Вот новости - Кошачий лаз! Здесь разве могут жить кошки? Вообще-то, баба говорила, они в темноте видят. Спрошу-ка у папы.

- Папа, а почему кошачий ваз? Там кошки вазают?

- Не могу ничего сказать о кошках, не встречал, а вот то, что он тесный настолько, что только кошке и протиснуться – это точно.

Нет, у взрослых все не как у людей! Кошачий – значит, должны быть кошки. Причем здесь теснота? Илья не мог понять логики взрослых, мозги у них, определенно, набекрень!

- А я, кажется, колодец нашла, - нерешительно произнесла мама.

- Кажется – крестись, - немедленно выдал папа рекомендацию. – Колодец в другой стороне должен быть. Там еще бревно поперек дырки лежало.

- Так там и есть бревно, - теперь уже уверенней сказала мама.

- Да? Ну, пойдем, посмотрим. Может, я чего и подзабыл.

«Интересно, как сюда бревно попало? - подумал Илья. – Под землей же деревья не растут». Но спрашивать не стал, опять какую-нибудь ерунду придумают.

Чем дальше отходили мама с папой, тем темнее становилось вокруг. Илюшка однажды был в кукольном театре. Там перед началом спектакля свет в зале гасили не сразу, а постепенно. Вот и тут тьма словно бы сдвигалась, подступала, как живая, норовила обнять, закутать в свое покрывало. Но два фонаря, бабушкин и Илюшкин, не позволяли ей полностью завладеть пространством. Илюшка с бабушкой пошли поближе к родителям. Илюшке казалось, что он находится в папиной машине, вокруг ночь, и может быть ветер или даже дождь, а ему хоть бы что. Он сидит в салоне, а дорогу впереди освещают фары-фонари. Он так живо себе это представил, что даже заурчал, имитируя двигатель, а руками закрутил воображаемый руль, объезжая непутевое озеро-лужу.

Папа достал из транспортника веревку и обматывал ее конец вокруг бревна. Бревно лежало перед небольшим отверстием в каменной стене, заходя далеко за его края. Тоннельчик за отверстием был совсем коротким. Лежа, Илюшка дотянулся бы до его дальней стенки. Похоже было, что это просто ниша. Зачем папа вяжет веревку и что собрался делать с ней в этом углублении? Илюшка туда бы не полез – на дне тоннельчика было довольно много воды, а посередине лужи зачем-то лежали два небольших камня, размером с полкирпича.

Наконец, папа закончил возню с веревкой.

- Так, - сказал он, привлекая к себе внимание, - объясняю. Сейчас будет довольно глубокий колодец. Чуть больше входного. Чтобы попасть в него, надо залезть в эту нору и резко повернуть вправо. Там будет совсем небольшая полка. Она низкая, встать невозможно, но надо развернуться так, чтобы при спуске веревка оказалась перед лицом. Понятно говорю?

Папа догадывался, что понять его довольно трудно. Только он один знал, что ждет впереди и как оно выглядит. И он стал что-то показывать на карте и рисовать ручкой на чистом листе бумаги. Илье тоже захотелось порисовать, но папа не позволил.

- Можно, конечно, сразу лезть ногами вперед. Это уж кому как удобнее. Толик, тебе снова первому идти.

Дядя Толя пожал плечами, приложил прямую ладонь пальцами к виску.

- Всегда готов!

- Кстати, - вспомнил папа. – Этот колодец называется «Унитаз».

- Почему?

Папа хохотнул.

- Сами поймете.

- Юрич, ты куда нас завел?! – делано возмутился дядя Толя, но папа проигнорировал его вопрос.

- Если хотите, можно тут поесть, но лучше попозже или на обратном пути. Мама, вот этот пакет с едой оставим здесь. Пристрой куда-нибудь, да не забудь, где спрячешь захоронку.

Проголодаться еще никто не успел, поэтому решили отложить трапезу до возвращения. Папа выложил на один из больших плоских камней, во множестве разбросанных вокруг, железячки, которые нес в рюкзаке.

- Толик, какую спусковуху возьмешь: решетку или лепесток?

- Давай лепесток. Мне с ним как-то привычнее, да и скорость больше.

- Смотри, не разгоняйся сильно, лихой ты наш. Там всего-то метров десять-двенадцать.

- Ничего, успею затормозить, - довольно улыбался дядя Толя, предвкушая удовольствие.

С Илюшкиного места, где он сидел на камушке, подложив для тепла и мягкости свою маленькую хобу, не было видно, как он ни тянул шею, какой такой лепесток дал папа дяде Толе. Интересно, он от ромашки или от розы? Эти цветы Илюшка знал хорошо. Красивые красные розы папа дарил маме, и они долго стояли в вазе. На ночь мама укладывала их спать в ванну с водой, чтобы им было мягко и прохладно, а утром снова ставила в вазу.

На ромашках мама гадала. Она отрывала от цветка маленькие белые лепесточки и приговаривала «любит, не любит, плюнет, поцелует…». Лепестки медленно падали на землю, планировали, покачиваясь, туда-сюда, туда-сюда. Как на качелях. Вот только каким образом большой дядя Толя будет спускаться на маленьком лепестке, этого Илья никак не мог представить.

- Ну, я пошел?

- Давай. Да, вот еще что. Будешь переваливать через карниз, смотри, аккуратно. Там, в полуметре под карнизом, есть единственный карман. Зацепись за него ногой, тогда отклоняйся и пропихивай лепесток.

- Понял. Не дурак, - отрапортовал дядя Толя и полез в нишу головой вперед.

Все остались ждать. Илюшка сидел на своем камушке, поставив локти на коленки и опустив на руки голову. Из ниши слышалось, как чертыхается дядя Толя, поминая недобрым словом всяческие лужи.

- Юрич, ты бы хоть воду вычерпал что ли, - ворчал он.

Потом он совсем скрылся за поворотом. Некоторое время оттуда доносилась возня, и вот в нише вновь возникли ноги дяди Толи.

- Что, неудобно разворачиваться? – подошел к нему папа.

- Да, знаешь, я лучше сначала посмотрю, куда спускаться надо, а потом уж полезу ногами вперед. Надеюсь, это не к покойнику, - пошутил он.

- Тьфу, на тебя, - рассердился папа. – Что такое ты говоришь!

Они еще немного постояли, перебрасываясь шутками. Дядя Толя докурил сигарету, загасил ее об камень и вновь нырнул в дырку, теперь уже ногами вперед.

Дым от сигареты неподвижно висел на том месте, где недавно стоял дядя Толя. Мама Таня недовольно поморщилась.

- Ну, вот, всю экологию нарушаете. Теперь будет тут висеть вечность. Илья, пойдем, походим немного, может, что интересное найдем.

- Мама, я писать хочу.

Илья привстал, сжав ножки.

- Тогда тем более пойдем.

Они с мамой отошли в сторонку и там, повернувшись к маме спиной, Илюша смотрел, как от теплой струйки поднимается пар. Он выдохнул ртом воздух. Маленькое облачко повисло перед носом. В пещере прохладно, а наверху – лето.

- Ю-юри-ич, я на дне! Давай следующего, - услышал Илья.

- Как там, нормально? – крикнул папа, просунув голову в нишу.

- Нормально. Спускайтесь.

- Давай, бабуля, теперь ты. Как всегда, на решеточке пойдешь?

Это было уж совсем непонятно. Илья видел раньше, как на решетке жарили мясо, но как же ее приспособить для спуска, чтобы еще и бабушка уместилась? Илья поспешил к папе, посмотреть на загадочную решетку.

Выбрав нужную железяку, папа подошел к бабушке. Илья успел увидеть нечто вроде игрушечной лестницы, но ступеньки у нее крепились только с одной стороны.

- Дай-ка, я сам тебя пристегну.

Папа поколдовал возле бабушки, далеко вытянул веревку, примерился.

- Вот так, пожалуй, хватит как раз до карниза. Если что, протянешь немного сама.

Бабушка молча кивнула, покрутилась у ниши, примериваясь, головой или ногами вперед ползти, и, наконец, решившись, полезла головой в дырку.

Мама, папа и сын остались одни.

- Тетя Таня, спусковуху сразу подальше проталкивайте, а то защемит, - услышали они сильно приглушенный голос дяди Толи.

- Что там у нее? – забеспокоился папа. – Бабуля, ты как?

- Уже спускаюсь.

- Не торопись, никто не гонит, - напутствовал ее папа и присел рядом с мамой. Некоторое время они сидели молча. Тишина стояла такая, что зазвенело в ушах. Папа пошарил в кармане комбинезона.

- Опять курить?

Маме не нравилось, что папа курит.

Папа с загадочной улыбкой рылся в кармане, и вдруг жестом фокусника извлек оттуда две конфетки.

- Ап!

Мама тоже заулыбалась, взяла одну конфету и тут же, развернув, сунула в рот. Вторая конфета предназначалась сыну. Илья протянул за ней ручку, но вдруг вспомнил, как бабушка всегда говорила «делиться надо!». Он спрятал руки за спину и с сожалением посмотрел на конфету.

- Папа, а у тебя еще конфетка есть? – поинтересовался он, очень надеясь услышать положительный ответ.

- Есть, не волнуйся.

Папа развернул бумажку и положил сыну в рот карамельку.

- Мо-ожно! – едва слышно донеслось из ниши.

Папа подошел к дырке.

- Ты куда провалилась? Тебя совсем не слышно.

- Да я в унитазе, - смеялась где-то внизу бабушка.

- Понятно, - пробормотал папа и громко позвал, - Илья, твоя очередь.

Малыш с готовностью подбежал к папе. Наконец-то и он спустится в загадочный унитаз на неведомом лепестке, как дядя Толя, или на еще более непонятной решетке, как бабушка.

Но папа рассудил по-своему. Он снова вытянул из ниши всю веревку и закрепил ее конец у Ильи на груди и на поясе, как делал это на земле перед спуском в пещеру.

- Мама, иди сюда. Мы с сыном сейчас пролезем в дырку, там я спущу его через карниз и вылезу обратно – отсюда удобней с веревкой управляться. Ты пролезешь к Илье и будешь следить, чтобы все было в порядке.

- Хорошо. Только как ты себе представляешь удерживать Илью, пока будешь выбираться обратно?

- Держать в это время будешь ты. Обматывайся, как для страховки, найди хороший упор и жди. Как скомандую – натягивай веревку и держи.

Илье уже не терпелось поскорей начать спуск в унитаз. Вообще-то, он догадывался, что это никакой не унитаз. Унитаз – у них в туалете. Это такой белый стульчик с дыркой посередине. В нем пониже (Илья заглядывал) есть еще одна дырка, поменьше. Там все время стоит вода, и туда же все смывается. Илья кинул однажды в воду дохлую муху, так ее тоже утащило вместе с водой в маленькую дырку. Как выглядит унитаз здесь, в пещере, он никак не мог представить, как ни старался. Его детского воображения на это не хватало. Непонятные они, эти взрослые! Все у них не как у людей. Лепесток – не лепесток! Унитаз – не унитаз!

Папа закрепил веревку у себя на груди жумаром, намотал на всякий случай на руку. Теперь между ним и сыном было всего с метр веревки. Так вдвоем они полезли в нишу. Илья на четвереньках шустро сиганул прямо через лужу. Сзади пыхтел папа.

- Не торопись, от меня далеко не отрывайся.

Да, оторвешься тут, если тебя, как козу на привязи держат. Илья как-то у другой бабушки гостил. Ему там поручали козу Лизу пасти. Ох, и вредное животное! Так и норовила поддать рогами под бок. Хорошо, что бабушка ее коротко-коротко к колышку в земле привязывала.

- Стой!

Папа натянул веревку.

- Мама, приготовься, - крикнул он себе за спину.

- Слушай меня, сына. Присядь на корточки. Так, хорошо. Сейчас потихоньку двигайся к краю.

Илья чуть передвинулся. Край карниза был совсем рядом. Дальше чернела густая темнота.

- Теперь ложись на живот и спускай ножки вниз. Не бойся, я тебя держу.

Папа подал Илье руку. Малыш вцепился в нее своими ручонками и съехал с карниза. Надо признать, не очень-то приятно висеть, не знамо где. Папа, конечно, удержит, но лучше и самому покрепче ухватиться. По усилившейся хватке папа решил, что сын испуган.

- Нормально, сынок. Молодец. Теперь перехватись одной рукой за веревку.

Папа подал веревку прямо в маленькую ручонку.

- Не бойся. Все будет точно так же, как тогда, во входном колодце. Уцепись за веревку и присядь в беседке.

Малыш судорожными движениями перехватился за веревку. Пап вытянул руку, и Илья повис рядом с каменной стенкой.

- Ю а кэй? Все нормально?

Илья чуть заметно кивнул. Шея, руки, ноги словно окаменели. Даже глаза не двигались и видели только уходящую под карниз каменную стенку. А что, если карниз обрушится? Он ведь ни на чем не держится.

- Сейчас немного повисишь один, а потом появится мама, и начнем спуск. Хорошо?

Илья опять кивнул. Папа притянул веревку к карнизу и чуть приспустил, чтобы сын не задевал его головой.

- Мама, тяни, - прокричал он и через несколько мгновений, ощутив натяжение веревки, остановил, - Хватит!

Еще раз глянул на сына.

- Я пошел.

- Иди, - сумел ответить Илья.

Ему хотелось зажмурить глаза, но показалось, что так будет страшнее. Он болтался, сидя в беседке, крепко сжав веревку. Руки занемели. И вдруг услышал:

- Илюха, здорово сидишь!

Слова прилетели снизу. Это дядя Толя. Интересно, далеко ли до него?

Слабый луч света полоснул сбоку. Илюшка осторожно наклонился и увидел далеко внизу дядю Толю и бабушку. Они махали ему руками. Руки было видно хорошо, потому что они попадали в полоски света от фонарей.

- Сына, ты где?- позвала сверху мама. Илья задрал голову и совсем рядом увидел мамино лицо. Он очень обрадовался.

- Мама, а я вижу дядю Тою и бабу.

- Вот и славно, сейчас и сам рядом с ними будешь.

Веревка подалась. Илья вздрогнул и немного отдалился от мамы. Потом еще и еще. Он уже расслабился и смотрел теперь то вверх, то вниз. Вскоре мамино лицо перестало различаться. Только фонарь показывал место, где она лежала. А вот дядя Толя и баба быстро приближались. И вот Илья уже опять на руках у дяди Толи. Баба отцепляет веревку и кричит, подняв голову.

- Мо-ожно!

Только теперь Илюшка вдруг понял, что так ничего и не увидел. Ни стен колодца, ни самого унитаза. Из всего спуска он мог вспомнить только мамино лицо с фонарем-налобником, да бабу с дядей Толей, и между ними – длинный темный коридор, поставленный почему-то торчком. Илья очень огорчился и чуть не заплакал. Он наверно всхлипнул, потому что дядя Толя наклонился и спросил:

- Илюха, ты что?

- А где унитаз? – неожиданно для себя разрыдался Илья.

Дядя Толя засмеялся.

- Пойдем, покажу.

Он шагнул, и они очутились возле узкой щели, из которой шел слабый, но подозрительно знакомый запах. Дядя Толя посветил фонарем, и тут Илюшке тоже стало смешно. Он понял, почему это место назвали унитазом!

- Ну, как, похоже? – веселился дядя Толя.

- Точняк, - подтвердил малыш.

Они вернулись к бабушке и немножко подождали, пока спустятся мама и папа. Мама спускалась прыжками, как Кенга в мультике. Она отталкивалась ногами от стенки и падала вниз и в сторону, потом возвращалась к стенке и снова отталкивалась. Это было похоже на маятник в старых часах, про которые бабушка говорила, что они фамильные, а фамилия у них – Скачковы. А вот папа слетел, как Бэтман. Ни у кого больше нет такого папы! Илья даже не успел проследить за ним, а он уже стоял рядом и отстегивал веревку от пояса. Сейчас он поведет их всех дальше. Папа все знает и все умеет.

Стоять на дне колодца было тесно. Там умещалось всего два человека. Остальным пришлось расположиться цепочкой в прилежащем коридоре. Проход был так узок, что вдвоем в нем невозможно было разойтись. К тому же, он изгибался плавной дугой, поэтому папа со своего места на дне Унитаза не видел дядю Толю, спустившегося первым.

- Толик,- крикнул он, - выдвигайся вперед. Там только один путь.

- А он безопасный? - решил уточнить осторожный дядя Толя.

- Давай-давай, не свалишься. Метров через десять небольшая пустотка, там и соберемся.

- Илюша, проходи вперед, - велела бабушка.

Она вжалась в стенку, пропуская внука.

- Почему? – поинтересовался Илья.

- Мне надо, чтобы ты был перед глазами. А то опять в какую-нибудь неприятность вляпаешься, а я не увижу и не успею помочь. И потом, ты же мужчина, а мужчина должен идти первым, навстречу опасности.

Про опасность, мужчину и про то, что он будет первым, Илюше очень понравилось, и он решительно промаршировал мимо распластавшейся по стенке бабули. Фонарь дяди Толи отдалился уже на десять Илюшкиных шагов, и малыш поспешил вдогонку. Позади не отставала ни на шаг бабушка.

Стоп, а куда это исчез дядя Толя? Только что его великолепные ботинки с высокой шнуровкой мелькали перед глазами, и вот ничего нет. Илья поднял голову. Прямо перед ним лежал камень. Он полностью заклинил проход. Голова дяди Толи мелькнула в вышине и исчезла.

Камень был большой и круглый. Илья в растерянности остановился, присматриваясь, нет ли какого обходного пути, даже присел, примериваясь, нельзя ли снизу пролезть. И тут почувствовал, как чьи-то руки (наверняка, бабушка!) подхватили его сзади и поставили на камень. Отсюда стало видно, что дядя Толя, оказывается, никуда не исчез, а ждет на другой стороне камня. Он легко дотянулся до Ильи и снял его с камня.

- Толик, ты как забирался?

Это бабушка тоже не может перелезть через преграду.

- Там справа карман есть удобный, и еще один сверху по центру.

Какой чудной дядя Толя! Разве на камнях бывают карманы? А если даже и есть, зачем они бабушке? В кармашек можно положить конфетку, спрятать от папы жвачку. А что бабушка будет делать с карманами?

- Ага, нашла.

Пыхтя, бабуля забралась на булыжник. Интересно, как она будет спускаться, ее тоже дядя Толя на ручки примет?

Однако бабушка нашла другой выход. Она присела и просто съехала вниз, по-медвежьи прижавшись спиной к камню.

Дядя Толя вышел в небольшое расширенное пространство и остановился, поджидая остальных. Илья топал, не поднимая глаз от пола, и, не ожидая столь быстрой остановки, с размаху уткнулся ему в ноги.

- Эй-эй, малыш! Так и уронить человека можно!

Нет, все-таки смешной этот дядя Толя. Как же Илья его уронит, если он такой большой, а Илья совсем еще маленький?

Пещера в этом месте образовала небольшую пустоту. Словно из нагромождения камней вынули один из середины. Сверху косо нависала гладкая глыба, снизу каменное основание тоже шло под уклон, только в противоположную сторону. Впереди возвышалась отвесная двухметровая стенка. Прямо по ее центру нешироким ручейком стекала вода и терялась где-то внизу. Вот она была, и нету. Странно, но эту воду можно было только увидеть или ощутить. Не было слышно ни журчания, ни шума водопада. Тишина стояла абсолютная, неестественная, неправильная. Как будто ты внезапно оглох. Но вот из коридора появился папа, и тишина сразу отступила, уползла змейкой к своей подружке тьме. Папа с дядей Толей совещаются.

- Как будем подниматься? Свободным лазанием или с веревкой?

- Тут, в принципе, не сложно. Много зацепов и карманов. Правда, стенка мокрая, но если держаться ближе к краю, можно попробовать свободным. Теток, если потребуется, вытащим.

Илюшка из своего небольшого жизненного опыта уже знает, что в городе люди делятся на дядей и тетей, а если они не в городе, а где-нибудь на реке или в пещере, то на мужиков и теток. Свое место он определил совершенно точно: он – мужик. Поэтому он перемещается поближе к папе и дяде Толе.

Первым на стену полез папа. Он поднял руку, за что-то ухватился и, резко подтянувшись, уже держался за верхнюю кромку стены. Мгновенный толчок ногой – и он наверху. Илюшка смотрел очень внимательно, но все равно не успел понять, за что папа держался руками, и почему у него не соскальзывали ноги. Наверно, папа еще и человек-паук, если может ходить по вертикальным стенкам. Вот какие у него родители: мама – муха, а папа – паук!

- Видишь? – присев на корточки, папа сверху указывал куда-то на середину стены. – Очень удобный зацеп и рядом другой. Можно держаться обеими руками. Подай мне сначала Илью, и пусть мама поднимается.

Дядя Толя встал спиной к стене и поставил ребенка себе на плечи. Илья поднял руки, но немного не дотянулся до края.

- Вставай на голову! – приказал папа, протягивая руку.

- Как же я встану на гоову? Я же упаду, - не понял Илья.

- Так не на свою голову, на дядитолину, - уточнил папа.

Легко сказать! А как это сделать? Илья попытался согнуть ногу в колене.

- Эй, молодой человек, аккуратнее, ухо отдерешь! – возмутился дядя Толя и приподнял Илью над головой. – Ищи ногами голову, мне же не видно!

Но Илья не успел нащупать голову, потому что папа уже выдернул его наверх.

- Ходят тут всякие грязными ногами по головам, - ворчал дядя Толя.

- Может, теток также поднимем? – предложил папа.

- Ха, не по твоим плечам грязными ногами топчутся! Ладно, давай. Только вы мне потом комбез стираете, - выдвинул ультиматум дядя Толя.

- Ладно, не мелочись!

Дядя Толя присел, принял на свои плечи бабушку и, скользя спиной по стенке, поднялся.

- Слушай! Замечательно! Как на лифте! – восхитилась бабуля.

Мама Таня захотела подняться сама, но подтянуть себя, держась одними пальчиками, сил не хватило. Пришлось использовать в качестве ступеньки плечо все того же дяди Толи.

Наверху оказалось очень сыро. Ручеек, спускавшийся по стене аккуратной струйкой, тёк здесь широко и привольно и только перед самым карнизом собирался в канавку. Двигаться дальше пришлось через лаз, напоминавший нору после дождя: сырую и грязную. Хорошо, что он оказался непродолжительным, но и за те четыре-пять метров перчатки промокли насквозь. Закончился лаз метровой площадкой, за которой открывалась пропасть. Влево уходил узкий, не шире ладошки, двухметровый карниз, перетекающий в длинный крутой склон, спускающийся в ту же пропасть. Провал показался Илюше огромным. Луч фонаря не достигал противоположной его стороны. Непонятно, как внутри земли может получиться такая дырища, и почему ее до сих пор не засыпало и не завалило камнями. Когда Илья копает с ребятами в песочнице ямку, то ее всегда засыпает песком, который совершенно не способен держаться на краях. А вдруг именно сейчас начнется обвал, куда им тогда прятаться?

- Мама, а нас не заваит камнями? – Илье хотелось внести ясность прямо сейчас, чтобы при случае знать, куда бежать.

- Сына, не грузись. Эти камни стоят в таком положении уже шестьсот тысяч лет. С чего бы им сейчас обвалиться? – ответила вопросом на вопрос мама.

Коли взрослые так спокойны, значит бояться действительно нечего. Стоять и просто ждать, когда папа привяжет веревки, было скучно. Илья оглянулся по сторонам, пробежал взглядом по каменным сводам. Справа от грязной норы, из которой они только что выбрались, на высоте Илюшкиного роста виднелась еще одна дыра. Малыш чуть сдвинулся, но отверстие оставалось еще на расстоянии вытянутой руки. Он приподнялся на цыпочки в надежде разглядеть что-нибудь издалека и вдруг замер от неожиданности. Прямо перед его глазами начинался крохотный тоннель. Илья заглядывал в него, как Гулливер в окно замка короля лилипутов. Налобник светил высоко. Илюшка наклонял голову и так, и эдак, но никак не мог направить свет в тоннельчик.

- Илюша, что ты там разглядываешь? – шагнула к нему мама. – Ой, какой красивый тоннель! А какой гладкий пол, словно отшлифованный! Папа, посмотри, свод, будто мраморный.

- И я хочу посмотьеть, пустите меня! Я певвый его увидев!

Илюша подпрыгивал от нетерпения. Мама поправила ему налобник так, чтобы он светил прямо в тоннель, и приподняла, подхватив подмышки. Илья прильнул к отверстию. Полукруглый свод исключительно правильной формы, цвета кофе со сливками, уходил в глубь скалы. Ровный, как поверхность спокойной воды, пол отражал свет фонаря вдали, и казалось, что вот-вот из-за поворота прямо на Илюшу выскочит поезд и ослепит своим прожектором. Он даже прислушался, не шумят ли где на стыках рельсов маленькие колеса. Но все было тихо. Только сзади уже торопили взрослые. Им тоже хотелось заглянуть в минитоннель.

- Саша, посмотри, своды, похоже, из оникса. Разве так бывает?

- А почему нет? Наверно тонкий слой натеков. На дне, видимо, озерко. Слишком уж гладкое.

- А почему цвет коричневый?

- Может, из-за глины или железа? – Папа и сам не знал ответа на этот вопрос.

Подошла с фотоаппаратом бабушка. Пощелкала несколько раз. А про лаз, который находился в локте от тоннельчика, никто не вспомнил. Забыл и Илья.

- Ну что, готовы к спуску в Преисподнюю? – спросил папа.

- Не надо так шутить. И без того страшно. Такая глубина, что и дна не видно. Веревки-то хватит?

- Не боись, бабуля, мы не сразу до конца спустимся. Сначала в Сказку заглянем.

Куда? В сказку? Вот это да! Сначала чудесный тоннель, а теперь и вовсе сказка. Интересно, какая она, пещерная сказка? Илья слышал много сказок. Перед сном бабушка всегда читает ему какую-нибудь сказочку. Но рассказать сам он может только две: про курочку Рябу и Колобок. Все другие перепутались в голове, смешались. Когда бабуля болела и не могла читать на ночь Илье, он сам забирался к ней под одеяло и рассказывал все подряд, что вспоминалось. Получалось очень смешно, им с бабой было весело и не хотелось спать, а мама ругалась, что они никак не засыпают. Папа тем временем инструктировал.

- Спускаться здесь легко: доходишь до края, протаскиваешь подальше спусковуху, отклоняешься назад и словно бы прыгаешь вниз. Эта полка нависает уступом, под ней ничего нет, не ударишься.

- Да-а, - протянула бабуля, - перспективочка! Ничего себе – «прыгаешь вниз»…

Первым снова пошел дядя Толя. Прыгать он не стал, а долго копошился на краю – веревка намертво зажала спусковое устройство. Кое-как, закинув одну ногу на карниз и втянув живот до самого позвоночника, протащил лепесток под каменную плиту, после чего, основательно приложившись подбородком, так что зубы лязгнули, наконец, повис на веревке.

- Ой, а тут здорово хорошо качаться!

- Что видишь? Сколько до дна?

- Юрич, метров восемь до наклонной галереи. Склон довольно крутой, но если уйти влево, там полка и какая-то дыра, вроде щель.

- Нам как раз туда и надо. Смотри, не пролети мимо. Там по уклону, насколько я помню, сильно сносит.

Вскоре от дяди Толи донеслось ставшее уже привычным «можно», и к краю подползла мама. Она сразу легла на бок, ногами к пропасти, продернула веревку через спусковое устройство примерно на полметра и стала осторожно сползать вниз.

- Береги руки! – только и успел крикнуть папа.

Мамина верхонка осталась прижатой веревкой в камню. Хорошо еще руку успела выдернуть. Дальше – проще, даже приятно поболтаться. Немного на «тарзанку» похоже.

Илью папа спускал через карниз, подойдя к самому краю полки. На всякий случай он пристегнулся страховочной веревкой, чтобы ненароком не слететь самому. Бабуля придерживала основную веревку, обогнув ее через выступ камня. Когда Илья благополучно повис под карнизом, папа отошел на безопасное расстояние и опускал сына, ориентируясь на подсказки мамы, которая снизу контролировала спуск.

Когда подошла очередь бабушки, папа попросил:

- Бабуля, ну хоть ты спустись нормально. Подходи к краю и просто сильно отклонись назад, а потом подожми ноги, как будто прыгаешь. На всякий случай верхнюю руку держи легко, чтобы придержаться за карниз и не удариться.

Как ни странно, спуск прошел почти без осложнений. Труднее всего было отклониться достаточно далеко. При ее невысоком росте надо было почти лечь на спину, чтобы не удариться об карниз, спрыгивая вниз. Ей удалось это сделать только с третьей попытки, когда папа уже все терпение потерял.

- Вы хоть видели, где стоите? – спросил папа, лихо приземлившись прямо на полку, где собралась вся компания.

- На полке, а что? – не поняли вопроса остальные.

- А голову вверх не поднимали? Нет? Ну, попытайтесь.

Все дружно подняли головы, и в свете пяти фонарей пещера открыла им дивное видение. Взорам предстала совершенно неземная картина. Светлые и темные натеки, чередуясь, наискось пересекали уходящий в бесконечность свод. Казалось, легкие покровы колышутся, набегая волнами друг на друга. Не понятно, что создавало такой эффект – движения воздуха в этом месте пещеры не ощущалось. Специально такого не придумаешь. Остается только удивляться фантазии Природы, сколь изобретательна она в своих выдумках, как изящны ее произведения! Достаточно вспомнить обыкновенную снежинку или морозные узоры на окне. А теперь вот еще этот космический, а точнее пещерный пейзаж, потому что никто из взрослых не мог припомнить ничего подобного где-нибудь на поверхности.

Бабушка дотянулась до молочно-белого натека на стене, потрогала пальцем. Холодный камень, а ведь кажется легким шелком! Снова защелкал фотоаппарат.

- Теперь в Сказку! Но проход в нее через такую запинду!

Папа говорил загадками, и от этого по коже Илюшки пробегали мурашки, а на лбу, наоборот, выступила испарина.

Чтобы попасть в длинную щель, которую заметил дядя Толя, им пришлось сначала подняться на метровый постамент, а потом уже преодолевать ее по-пластунски, на животе.

За щелью открывалась довольно просторная полость, которая почему-то создавала ощущение обжитости. Возможно, оно возникало из-за того, что посередине, чуть ближе к задней стене, словно обеденный стол, лежал большой плоский камень, а рядом – россыпь из камней поменьше. «Прошу к столу, пожалуйста!» - словно бы приглашал невидимый хозяин.

Противоположную стену сразу же окрестили «алтарем». Лишь только туда направили лучи фонарей, множество гладко отполированных поверхностей отбросили их обратно, отражая под всевозможными углами. Получилась такая дикая какофония света, что зарябило в глазах. Так блистает церковный иконостас, роль которого здесь выполняли ребристые натеки, спускавшиеся вниз покатыми ступенями. На самом верху возвышалось нечто, очень похожее на огромный перевернутый кекс с волнистыми краями. Все это сияло и блистало, пока светили фонари, и бесследно исчезало во мраке, как только гас свет. Потолочный свод высоко поднимался над «алтарем», за которым угадывалась галерея.

- Мама, можно мне навейх заезть?

Заручившись маминым разрешением, Илья вместе с бабулей полез наверх. Он уселся на перевернутый кекс, поджав ноги, одну руку, согнутую в локте, поднял вверх, другую положил на колено. Для пущего блеска вокруг поставили несколько зажженных свечей. Так его и сфотографировали, как маленького Будду, в потоках золотого света.

Но оказалось, это была не сказка и даже еще не присказка. Присказка, в виде той самой запинды, о которой упоминал папа, ожидала впереди.

Напротив входной щели, с другой стороны «алтаря», не доходя до дна полости каких-то полметра, нависала глыба. За ней – совсем небольшое пространство, как потайная комната в дворцовых покоях. Папа, прихватив последнюю десятиметровую веревку, скользнул в тайник и не подавал признаков жизни все то время, что остальные обследовали «алтарь». Но вот он возник у «обеденного стола».

- Готовы к приключениям? – привлек он к себе внимание.

Все расселись на «стульях», приготовились слушать. Илья подпрыгивал у бабы на коленях, представляя себя скачущим на коне то по кочкам, то по гладеньким дорожкам.

- В ямку – бух! – азартно выкрикнул малыш.

- Задавили сорок мух, - продолжила бабушка.

- Конец маршрута, - объявил папа, обращаясь к сыну. - Слушаем меня, - это уже касалось всех.

- Сейчас полезем в калибровку. Лишние вещи лучше снять: куртки, свитера, ремни, фотоаппараты. Клаустрофобией никто не страдает, надеюсь?

- Я! – с готовностью поднял руку дядя Толя.

Глядя на него, потянул ручонку и Илья – наверно все мужчины должны страдать этой самой клаустрофобией, о которой Илья слышал первый раз.

- Больные остаются здесь, - жестко рубанул папа.

Илюшка отдернул ручку и спрятал ее за спиной, пока никто не заметил. Какой же он больной? Он здоровый. Дядя Толя что-то путает. Он ведь тоже не чихает и не кашляет.

- А я и темноты боюсь, - балуясь, пропищал дядя Толя детским голоском.

- Значит, лезешь первым, - елейно пропел папа.

- Ну вот, напросился, - дядя Толя довольно засмеялся. – Давай рассказывай, что там за калибра, - посерьезнел он.

Папа порылся в рюкзачке, достал карту пещеры и разложил ее на «столе». Рядом пристроил свечу. Илюшка очень удивился, наблюдая, как папа зажег свечу, а потом начал водить зажженной спичкой с обратной ее стороны. Когда со свечи закапал парафин, папа плотно прижал ее к камню. Свеча словно приросла к нему. Она так и стояла без подсвечника, не падая, все время, пока ее не погасили.

- Смотрите, мы вот здесь, - ткнул он измазанным в глине пальцем в хитросплетение линий.

Карта была мелкая, а палец большой. Он покрывал собой сразу несколько ходов и гротов и оставалось непонятным, о каком месте идет речь. Папа вынул из коробка спичку, воспользовавшись ей как указкой, и все сразу прояснилось.

- Мы здесь, - повторил он. - Рядом – полость, из которой я вылез. Из нее калибровка ведет в грот Сказка. Сама калибровка короткая, но заковыристая, похожа на перевернутую английскую букву «Y». Лезть надо головой вперед и вверх, как можно выше. Потом ноги перебрасываешь через барьер и продолжаешь пропихиваться уже ногами вперед. Еще раз предупреждаю – калибра узкая, поэтому снимайте все, что можно.

- Ничего, там, где пролезет голова, пройдет и все остальное, - успокоила всех мама.

- Калибровка выходит на короткую полку. С нее – вертикальный спуск по гладкой стене на дно грота, примерно два метра. Ты, - папа указал на дядю Толю, - сможешь и сам спрыгнуть. Остальным лучше веревочкой подстраховаться. Веревку я уже пробросил.

Папа встал и дурашливо поклонился с широким приглашающим жестом.

- Прошу, сэр.

Дядя Толя снял свитер, обвязку с карабинами, сложил все это аккуратной кучкой на одном из «стульев», помахал рукой.

- Не поминайте лихом!

И они с папой друг за другом нырнули в боковой придел, поползли, по-лягушачьи двигая ногами. Илья вместе с бабушкой и мамой остался в «столовой».

- Эй, Сусанин! Куда ты нас завел? Здесь же даже мышь не пролезет! – раздался за стеной громкий голос дяди Толи.

- Давай, не дрейфь, шевели кормой. Упирайся в мое плечо и выдергивай себя повыше, - прогудел папа.

- Слушай, я застрял!

- Живот втяни, дурень! Локти в распор, подтягивай колени!

- Ага, тебе легко говорить, ты маленький, - булькал, словно из банки, дядя Толя.

- Ноги перекинул?

- Птичкой упорхнул. Может, тут как-нибудь иначе можно?

- Можно: рыбкой на боку. Только как бы ребра не лопнули.

- Не-е, тогда я лучше так. Подставь упор, а то я съезжаю.

Некоторое время было тихо. Потом очень глухо донеслось:

- Я на дне.

После чего папин голос громко позвал:

- Мама, разделась? Лезь ко мне.

- Многообещающее начало, - коротко хихикнула мама.

- Кто о чем, а вшивый про баню, - урезонил ее папа. – Бабуля, ты пока Илью подготовь. С него только страховку снять надо.

Сначала Илья с бабушкой занимались делом – снимали с себя все, что можно. Потом сидели рядышком на камнях и ждали. Небольшой круг света от пламени свечи – вот и все, что осталось после пышной иллюминации пяти фонарей. Папа посоветовал поберечь батарейки и выключать налобники, когда горит свеча. Тьма черным прозрачным облаком полезла из всех углов и закоулков. Илюшке стало неуютно, даже немного холодно. Он переместился к бабе на колени и от нечего делать попытался представить «запинду», в которую предстояло лезть. Она никак не вырисовывалась, и Илья неожиданно для себя заснул.

А за стенкой папа вновь повторял маме последовательность действий. Некоторое время слышалась только возня и пыхтение, потом чуть испуганный возглас издалека:

- Танюха, тормози! Не так быстро, а то не поймаю.

- Эй, что там у вас? – встревожился папа.

- Ничего, проехали! Татьяна себя голубем вообразила.

- Раненых нет?

- Все нормально!

- Мама, ты что, уже внизу?

- Да, случайно пролетела. Я же не думала, что полка такая короткая, - оправдывалась мама.

Папа постучал по стене.

- Бабуля, давайте сюда. Придется тебе сначала лезть, а потом уж Илья.

- Илюша, просыпайся, в Сказку пора, - зашептала бабушка на ушко ребенку.

Малыш приоткрыл глаза и не сразу понял, где он находится. Ему показалось, что он все еще спит и во сне видит это мрачное и темное нагромождение огромных камней. Папин голос вернул его к действительности.

- Эй, вы где?

- Лезем, лезем, - бабушка подтолкнула Илью к щели, и сама на карачках полезла вслед.

- Бабуля, пройдешь калибровку - задержись на карнизе. Примешь Илью, передашь вниз и тогда спустишься сама. Понятно говорю?

- Примерно…, - неопределенно кивнула бабушка.

- Я не хочу тут один оставаться! – заверещал Илья, испугавшись, что о нем позабудут и ему придется сидеть совсем одному в жутком полумраке.

- Ты со мной будешь, - успокоил папа и щелкнул переключателем фонаря. Сразу стало светлей и от этого спокойней.

- Саша, куда лезть?

Папа отодвинулся, и за его спиной открылось небольшое отверстие. Бабушка просунула в него голову, засучила ногами, отыскивая упор.

- Стой, не суетись, - папа подставил свое колено. – Теперь упирайся как следует, выталкивайся вверх!

Бабушка скрылась в дыре.

- Илья, иди сюда, смотри. Сейчас ты полезешь.

Малыш с готовностью придвинулся к папе.

- Саша, я на полке. Подай фотоаппарат.

Бабина рука показалась снизу, прямо у Илюшиного лица. Оказывается, внизу есть еще одна дырочка, поменьше. Через нее папа передал аппарат. Настала очередь Ильи. Ребенок совсем не волновался. Он ведь маленький, легко пролезет там, где никто из взрослых не сумеет даже руку пропихнуть. Вот только барьер слишком высокий. Илье он по пояс. Может, щучкой через него переброситься?

Илья навалился на перемычку и оттолкнулся ногами. Голова стремительно пошла вниз. Малыш едва успел вытянуть вперед руки и съехал по другую сторону препятствия прямо к бабушкиным ногам.

- С прибытием! – поприветствовала его бабуля. – Толик, принимай!

Крепко ухватив Илью за руки, она опустила его вниз, к дяде Толе и маме.

- Саша, я спускаюсь, - сообщила она и, особым образом, с перегибом, захватывая веревку, стала спускаться, упираясь ногами в вертикальную стенку.

Вскоре и папа уже стоял рядом.

- Теперь смотрите!

Папа зажег несколько огарков и расставил их в разных местах грота. Было от чего прийти в изумление! Восхищенным взорам открылась панорама сказочного города. На вершину высокого холма карабкались узкие улочки с великолепными, причудливо вылепленными постройками. Местный архитектор явно избегал прямых линий и углов, предпочитая им овалы, окружности, плавные изгибы. Часто стоящие сталагмиты – то высокие, сужающиеся кверху, вроде готических замков, то широкие, оплывшие, как мороженое в тепле, то совсем неправильные, усаженные коралловыми наростами, больше похожие на кусты. Над постройками, словно облака в небе, тянулось тончайшее молочно-белое кружево. Занавеси и драпировки с волнистой, ребристой, а местами чешуйчатой поверхностью, ассоциировались с северным сиянием. В глубине грота с потолка свисала гирлянда прозрачных сталактитов. Они казались стеклянными и полыми внутри. Все богатство и разнообразие кальцитовых натечных образований собралось в этом гроте, как в музее ремесел и народного творчества. И все это в бело-коричневой гамме. Особенно поражало обилие чистого, не испачканного ничьими ногами и руками белого цвета. Он тянулся полосами по потолку и стенам пещеры, делая ее светлой и нереальной.

- Ой, смотрите, какие огромные песочные часы! – воскликнула мама.

Пока все смотрели вверх, Илья подошел к изумительно-белой, двухметровой сросшейся колонне с перетяжкой посередине, действительно, очень напоминавшей гигантские песочные часы, и попытался забраться на нее.

- Илья, стой! – вопль мамы остановил малыша, он замер с поднятой ногой.

Невинная рожица в полном недоумении смотрит на маму. Что могло ее так напугать?

- Не надо на нее забираться, испачкаешь колонну, - уже спокойнее пояснила она.

«Фу-ты, боже мой! Велика беда - испачкаешь колонну!» - подумал Илья, но дальше не полез.

«Часы» стояли на краю площади, где, как сразу же решил Илья, местные жители проводили ярмарки и праздники. Обычная для пещер тишина в этом сказочном месте казалась противоестественной. Скорей всего, в городе случилась беда, если улицы пусты и в домах не видно жителей. Это настораживало. Илья внимательно вглядывался, пытаясь понять, что или кто обидел сказочных пещерных человечков. Он уже осмотрел все улицы и закоулки, заглянул за часы-колонну и теперь разглядывал странные натеки над ними. Вот оно!

- Мама, чудовище! Смотьи, вон оно!

- Какое чудовище, сына? Ты о чем?

- Вот же его вапа над часами! – Илья показывал куда-то вверх.

Фонари осветили складчатые, покрытые чешуйками натеки свода. Над сталагнатом песочных часов распласталась полуметровая лапа с пятью длинными, бессуставными пальцами. Каждый палец венчал тонкий коготь-сталактит, полый внутри.

- Ого! Должно быть чудище велико, если лапа такая громадная.

Теперь лапу увидели все, но это опять никого не встревожило. Почему-то взрослые впадают в панику, когда причин для этого нет, а вот когда нужно, не беспокоятся. Папа предложил:

- Пойдем наверх поднимемся, там замок красивый.

- Пойдем, - с готовностью отозвался малыш. Его пугала безмолвная неподвижность города. Ощущение беды не покидало маленькое сердце.

Улочка, по которой они поднимались, оказалась до неприличия грязной. Откуда-то сверху сочилась вода. Красно-коричневая глина налипала на подошвы, ноги скользили. Пару раз Илья не удержался и упал на колени, и теперь его штаны украшали живописные бурые разводы, а перчатки от мокрой глины уже стояли колом.

Но вот замок совсем рядом. Высота его невелика – сталагмит поднимался на полметра, но сходство с архитектурным строением было удивительным.

Папа обошел замок и занялся исследованием его задворок. Вертикально вверх над задним двором замка уходила узкая труба. Он направил в нее луч фонаря. Тот затерялся, растворился в вышине, так и не достигнув противоположного конца колодца. Прямо под трубой на камнях валялась горка каких-то обломков. Он взял горсть, поднес поближе к свету.

- Илья, иди сюда, покажу оникс.

- А что такое оникс?

- Поделочный пещерный камень. Из него украшения делают, фигурки всякие.

«Вот они, сокровища!» - подумал Илья, но тут ему в голову пришла другая мысль.

- Вот здоово! Значит, можно сдевать из него чевовечков, и пусть они живут в этом замке!

- Давай, попробуем, - согласился папа.

Они устроились рядышком и стали копаться в куче камешков. Те, что хотя бы отдаленно напоминали фигурки, откладывали в сторону.

- Смотри, на что похоже? – показал папа камешек-пирамидку.

Илья посмотрел с одной стороны, наклонил голову, заглянул с другой стороны.

- Пъинцесса, - заявил уверенно.

- Хорошо, сделаем принцессу.

Папа подцепил кусочек глины, покатал в ладонях, приделал к пирамидке. Получилась головка. Порылся в кармане, достал кусочек проволоки, еще немного поколдовал, добавил глины. И вот уже на Илюшу смотрит, улыбаясь, принцесса Оникс.

- Эй, есть там что-нибудь интересное? – отвлекла от творческой работы мама.

- Илья, бери вот эти камешки, спустимся к нашим, и все вместе заселим город. Согласен?

Согласен ли Илья? Конечно! Молодец, папа! Надо вернуть в город жителей, и в нем сразу станет веселей. А что делать с чудовищем, все вместе придумаем.

Прихватив оникс, они вернулись на «центральную площадь» и изложили всем свои мысли. Идею подхватили с восторгом. Тут же начали лепить человечков: кто из глины, кто с добавлением камня. Войдя в раж, изваяли и животных: кошек, собак, даже мышек и просто сказочных зверушек. Огородили глиняными плетнями дворы. Вскоре все дома получили своих жильцов.

А как же быть с чудовищем? Оно ведь опять может напугать и разогнать горожан.

- Я придумал! – воскликнул папа. – Смотрите, какие у него музыкальные пальцы. Дадим ему в руки гусли, пусть играет!

- Папа, какие гусли? Из чего ты их делать будешь? Давай лучше музыканта посадим. Будет играть на когтях-сталактитах. А на часы дирижера поставим. Чудище заслушается и забудет о своей кровожадности.

Так и сделали. Теперь в сказочном пещерном городе стало много жителей, для них играла музыка. Папа сам проверил звучание каждого когтя-сталактита. Чудище больше не угрожало городу. Все правильно, у сказки должен быть хороший конец, иначе это не сказка.

Обратный подъем по двухметровой стенке не составил особого труда. Илью просто подали наверх на вытянутых руках. Калибровка по второму разу проходилась значительно легче, так что через полчаса полным составом вновь собрались в «обеденном зале» перед «алтарем».

- Что у нас осталось? – спросила мама, разглядывая карту.

- Спускаемся в Котел. Там раньше стая мышек жила, - припомнил папа.

- Юрич, надеюсь, речь идет не крысках? Уточни, будь любезен, каких мышек ты имеешь ввиду? Очень хотелось бы увидеть летучих.

- Толик, ты не утомился так изыскано выражаться? – Папа был крайне удивлен. - Ты правильно надеешься. Не знаю, как насчет крыс, а вот летучие мыши здесь в прежние времена водились.

- Это интересно. А какие виды здесь встречаются? – поинтересовалась бабушка.

- Ой, бабуля, не знаю, особо не разглядывал. Может, они чем и отличаются, но мы тогда пацанами были, больше на их мордочки смотрели.

- Это нормально. Мужиков всегда, прежде всего мордочка интересует. Ну, и какие у них мордочки? – съязвила мама.

- Милые такие, на маленьких собачек похожи. Зубастые! – парировал папа. - Пошли спускаться. Илья, а Илья, не спи, замерзнешь!

Пока взрослые обсуждали мышиные прелести и одевали снятую перед калибровкой амуницию, Илюша опять спал, свернувшись клубочком на папином рюкзаке. В детском саду в это время был тихий час, а малыш, легко привыкший к режиму, спал даже в выходные дни дома, когда никто не заставлял его ложиться в постель.

- Что будем делать? Может, я посижу с ним здесь, пока вы сходите в Котел? Ему и поспать-то немного надо, - самоотверженно предложила бабушка.

- Ну и зачем тебе это? В пещеры мы не часто лазим. Пропускать такую возможность глупо, - не согласилась мама Таня.

- Делаем так, - прервал прения папа. – Спуск здесь не очень сложный. Я унесу Илью на руках. Пусть отдыхает, а то еще возвращаться через два колодца надо. Толик, будь рядом. Если что – подстрахуешь.

Широкая наклонная галерея вела вниз, нигде не сворачивая. Уклон был значительный, да и брекчия – горная порода, состоящая из сцементированных остроугольных обломков, которой словно специально был усыпан склон, не облегчала спуск. Папа и дядя Толя обвязались страховочной веревкой. Папа с сыном на руках шел первым, а Толик, пропустив по плечам проброшенную до Котла веревку, упирался сзади. Таким усложненным тандемом они благополучно добрались до дна.

Котел был последним, самым нижним гротом в этом ответвлении пещеры. Здесь не было сквозняков, температура держалась постоянная: выше, чем во всех остальных, где побывали прежде. Илье соорудили ложе из имеющихся хоб и двух свитеров, и он сладко посапывал, подложив под щечку руку.

- Надо будет перед уходом показать ему мышку, а то ведь слез море натечет, - озаботилась бабушка.

- Не натечет. Его все равно будить придется – вверх сонного не поднять. Так, пусть пока спит. Свечу поставим рядом, чтобы не испугался, если проснется.

- Ты думаешь, не испугается?

Малыш проснется один, в незнакомом, совсем не похожем на привычную комнату, месте, да еще в полумраке. Как тут не испугаться? Если конечно учесть, что у внука богатая фантазия… Бабушка вспомнила, как легко он угадывал в нагромождении камней и складках натеков фигуры и силуэты. Она достала из кармана кусочек оникса, похожий на дамскую туфельку и поставила рядом со свечой. Сходство было поразительное. Ребенок проснется, увидит туфельку и сразу вспомнит сказочный город и дорогу к нему, поймет, где находится, и успокоится.

- Мы же рядом будем, - успокоил папа, - Грот небольшой, луч от стены до стены достает. Если захнычет – тут же услышим. Ну, пошли, мышек поищем.

Первая колония отыскалась буквально в двух шагах в закутке, образованном ниспадающей с потолка плитой. Темно-бурые шарики сливались с камнем, на них никто не обратил бы внимания, если бы не папа. Около десятка мышек висели на стене в классической позе летучей мыши – вниз головой. Некоторые держались только одной лапкой, но не падали. Папа осторожно снял одну, висевшую уже на одном коготке. Мышка не шевельнулась. Мордочка и впрямь очень напоминала собачью – остренькая, с маленьким розовым язычком. Перепончатые, кожисто-бархатистые крылышки сложены по бокам, как зонтик. Трудно было предположить, что в размахе они превышают размеры мышиного тельца в три, а то и в четыре раза. Это обнаружилось, когда папа взял мышку за крылья и развернул их. Мышка некоторое время висела неподвижно, а потом вдруг злобно оскалила мордашку, которую в один миг украсили огромные уши, равные по величине размерам тела, и послала в пространство тонкий звук на грани человеческого восприятия. Звук оказался довольно противным, но, по-видимому, он не был сигналом тревоги, потому что остальные члены колонии никак на него не отреагировали.

- Хорошо, что она маленькая. Представляете, какой бы монстр получился, будь она раз в пятьдесят больше? – Толик попытался повторить мышиный оскал.

- Фу, - вздрогнула мама. – Что-то я и представлять не хочу. Было такое милое создание, и вдруг такой ужас.

- О, это явно ушан!

Еще бы! Ушана трудно спутать с другими видами.

- Саша, сколько она весит, как ты думаешь? – поинтересовалась бабушка.

- Трудно сказать. Наверно, граммов двадцать. Очень легкая.

И как только в этом маленьком существе умещается целый радар! В полете рукокрылые (так называется отряд, к которому зоологи относят этих животных) ориентируются на ультразвук, издавая его частотой до пятидесяти тысяч колебаний в секунду. Летучие мыши – давние, первые обитатели подземных пустот. Они появились шестьдесят миллионов лет назад, когда самого человека в его современном виде на земле еще не было.

Окраска животика летучей мыши немного отличалась от спинки. Кончики шерстинок имели серый цвет.

- Тетя Таня, а это что за мышка? – дядя Толя рассматривал другую мышку с темной, почти черной спинкой и серым животиком. Поднятые ушки были хоть и большими, но намного меньше, чем у ушана.

- Это, наверно, ночница, а может, вечерница. Я не очень в них разбираюсь. Мало приходилось встречаться с подобными тварями. Видела только нетопырей. Мне было тогда лет десять, мы жили в Ростовской области. Вот там было много летучих мышей. Как только темнело, и включались уличные фонари, они летали стаями и очень нас пугали. Но по величине, насколько я могу вспомнить, по сравнению с этими они были крошками.

- А, правда, что все летучие мыши – вампиры?

- Не совсем. Из всех известных видов летучих мышей только один – десмод – вампиры. Нам с ними встреча не грозит, они живут только в Центральной и Южной Америке. Десмоды сами пищу не добывают, а питаются кровью животных, иногда и на человека нападают. Он может высосать кровь у спящей жертвы, даже не разбудив ее, потому что одновременно с укусом вводит анестезин. Как клещи, только слюна клещей еще и ткани растворяет, чтобы ротовой аппарат в кожу вошел безболезненно. А десмод сосет кровь языком, он у него длинный и в трубочку сворачивается.

- И что, они действительно огромные?

- Нет, что ты! Десмод величиной с обычную мышь, а вот крови за один присест может выпить столько же, сколько сам весит. Причем, если два дня не поест, то обязательно умрет. Это не пиявка.

- А что пиявка?

- Она может один раз хорошо покушать и не есть потом больше года.

- Ничего себе! Сколько же в нее входит?

- Не так и много. Она ведь оставляет в себе только сухое вещество крови, а воду тут же выделяет обратно.

- Баба, покажи мне мышку, - пропищал сонным голосом Илья.

- Проснулся, сына? Вот, смотри, - папа присел рядом с малышом, который уже сидел на импровизированной кроватке и протирал кулачками глазки.

- Не давай ему в руки, - спохватилась мама. – Говорят, они заразные.

- Если точнее, то заразные не сами мыши, а клещи, которые на них поселяются, - уточнила бабушка.

- Один фиг, главное – результат, - отмахнулась мама.

- А где она живет? – поинтересовался Илья.

- Пойдем, покажу, да и другие колонии поищем, - папа протянул сыну руку, помогая встать, и они направились в закуток. Мыши по-прежнему черными заплатками темнели на стенке. Наше появление их ничуть не смутило. Папа попытался вернуть на место ушана, однако он никак не хотел цепляться лапками за стенку. Тогда папа положил его на крохотный карнизик. На ладони остается специфический запах старой хвои и кожи.

- Их, вообще-то, нельзя беспокоить, когда они спят.

- Почему?

- Говорят, погибнуть могут. А их и так с каждым годом все меньше остается. Когда мы пацанами здесь лазили, их тут тучи были. Больше сотни в каждой колонии.

- Ух, ты! – восхитился малыш. – А можно взять одну мышку к нам в садик?

- Какой смысл? Они же сейчас спят.

- Хочу мышку в садик! – настроение Ильи моментально испортилось.

- Илюша, у вас в садике жарко, а им холод нужен, как в подвале, - терпеливо объяснял папа скуксившемуся ребенку. – Они у вас умрут.

- Как? Совсем ум-ут? Совсем-совсем? А почему же тогда детки в садике не умиают?

Малыш был просто поражен. Он даже капризничать перестал. Как же так? Неужели то, что хорошо детям, плохо для мышей? Но почему?

- Если бы мышкам нравилось то, что нравится деткам, то они спали на ваших кроватках и играли бы вашими игрушками. А где тогда играть вам? – озадачил ребенка папа.

Нет, этого допустить нельзя. Вон у ушана какие острые зубки, он же все в момент изгрызет! А если за палец тяпнет, так и кровь побежать может. Придется к медсестре идти, а туда Илья не очень любит ходить. Нет, он, конечно, не боится тети врача, но белый халат вызывает у него неприятные ассоциации. Пожалуй, бог с ней, с мышкой, даже, несмотря на то, что она летучая. Пусть остается здесь. Тут-то она точно ничего у Илюши не сгрызет! Илья на всякий случай проверил кармашек. Все в порядке, сухарики на месте, карман надежно застегнут на молнию.

- Хоошо, пусть остаются здесь, - рассудил Илья к большому удовлетворению родителей.

Эта колония оказалась единственной в гроте. Сколько ни приглядывались, сколько ни осматривали стены, скопления мышей больше не попадались. Встретились две-три одиночные мышки и только. Но зато наткнулись на «художественную галерею». Есть такие места в некоторых пещерах. Здесь художественная мастерская размещалась в довольно вместительной части грота, отгороженной от основного зала небольшим вертикальным выступом. На высоте около полутора метров через всю стенку проходил неширокий карниз. Его-то и приспособили спелеологи, любители скульптуры, для выставки своих произведений. Ваяли их из глины, недостатка в которой не ощущалось. В одном из углов «мастерской» будто специально высыпали тонны три этого добра.

Центральное место на выставке занимало великолепное изображение Мефистофеля. Присутствие в этом подземелье князя тьмы было как нельзя более естественным. Сардоническая улыбка падшего ангела вызывала оторопь. Фигура с мощными крыльями за спиной, казалось, готова сорваться в полет в любую секунду. При одном взгляде на нее невольно хотелось зажмуриться и спрятаться. Такое неистовое стремление выражала поза, блестящие усмешкой глаза!

Полную противоположность заключал в себе образ ангела. Спадающие складки одежды, спокойно сложенные крылья, мягкий, увещевающий жест руки. И лицо, безжизненное, словно маска. Похоже, в этом царстве не твоя власть, Добрый Ангел!

Обе фигурки были произведением настоящего Мастера, остальные создавали другие руки. Более или менее удачные, все они были порождением искреннего творческого порыва начинающих художников. Попадались очень даже интересные. Особенно бросалась в глаза миниатюрная фигурка коленопреклоненной девушки. Вырванная из темноты неярким светом фонаря, она излучала невыразимое отчаяние, горестную безысходность… Почему-то не вызывало сомнения, что ее автор – женщина. Были тут и детские поделки: колобок, собачка, зайчик, просто кренделек.

Время в пещере течет по своим законам. Пока бродишь в ней, кажется, прошло не более часа, ну двух. Выбираешься на поверхность – ого! Полсуток пролетело! О времени напоминает только безусловный рефлекс, который сильнее выражен у детей, поэтому первым о еде вспомнил Илья.

- Мама, я пить хочу, - сообщил он и добавил, – и кушать тоже.

- А действительно, не пора ли перекусить? – поддержал дядя Толя, - кишки, и правда, уже с позвоночником здороваются.

Перекус устроили у выхода из Котла, где сгрудились огромные валуны. Один из них прекрасно подошел в качестве обеденного стола. Все тот же неистощимый папин вещь-мешок предоставил нехитрую снедь: двухлитровую бутылку воды, хлеб, копченую курицу, карамельки. Круглые, маленькие, ужасно жесткие сушки и плитку шоколада папа оставил как неприкосновенный запас.

Из Котла предполагалось вернуться обратно. Даже взрослому неподготовленному человеку прохождение пещеры с пятью немаленькими отвесами представляло определенную трудность. Что уж говорить о трехлетнем ребенке. Несмотря на фонтан энергии, бьющей из маленького человечка, не получая подпитки, он становился вялым и капризным.

Обедали, не спеша, но фонари погасили. На глыбе установили три небольшие свечки, чтобы разогнать тьму. Все-таки человек – существо, принадлежащее свету. Многие люди, привыкшие жить в коллективе, в большой семье, оставшись вдруг в одиночестве, если и не устраивают полную иллюминацию, то лампу в коридоре оставляют на ночь включенной. А в какое гнетущее состояние повергают нас затяжные дожди, и как светлеет на душе при первых, еще робких лучах солнца, пробивающихся сквозь завесу тяжелых облаков. Настроение меняется в зависимости от того, день на дворе или ночь, тучи на небе или безоблачная синь.

Но пещера – место особое. Здесь, под покровом тьмы скрываются такие удивительные творения природы, которые в силу физических и химических законов невозможно воспроизвести на поверхности. Это – отдельный мир, параллельный нашему. В него нельзя ничего добавить, если не хочешь его уничтожить. Его надо принимать таким, какой он есть. В мире имеется немало примеров окультуривания пещер, но они, скорее исключение, чем правило, и, как любое исключение, только подтверждают его. Грубое вмешательство в природу до добра не доводит. Например, проведение в пещеру освещения значительно меняет внутренний микроклимат, вплоть до того, что исчезают, попросту тают, ледяные сталактиты и сталагмиты, кристаллические образования. При большой посещаемости в пещеру привносится множество чуждых ей микроорганизмов, в результате чего пещера «зацветает» - покрывается плесенями и мхами, нарушается ее естественная экология. К чему в дальнейшем это может привести, как отреагирует Тьма на беспардонное внедрение в ее владения – мы пока не знаем. Одно только можно сказать, что и тьма в пещере необыкновенная. До поры до времени она не угрожает человеку, но совершенно очевидно, что она не потерпит пренебрежительного к себе отношения.

После еды разморило, захотелось домой, на поверхность, на солнышко. Теперь уже мало смотрели по сторонам, сосредоточившись на технически правильном прохождении маршрута. Подниматься по длинной и крутой галерее, усыпанной остроугольными каменьями, можно было и без веревки, но не дай вам бог оступиться! Камни тут же забирали свою дань в виде лоскутьев кожи, в первую очередь с коленей. Охотников бессмысленного риска не нашлось, поэтому решили идти по очереди.

- Папа, а как же Илья? Один он не поднимется.

- Естественно. Сейчас подумаем, - папа пока и сам не знал, каким образом выйти из Котла с малышом.

- А что, если посадить его в рюкзак? Он ведь сейчас пустой: ни еды, ни веревок, ни железа в нем нет. Илюхе как раз места хватит. НЗ переложим в карман. Давай попробуем, – он снял с ребенка хобу и уместил на дне пустого мешка. - Сына, ну-ка, вставай ножками в рюкзак.

Мешок доходил малышу до подмышек.

- Так, нормально, - папа немного подтянул веревку, стягивающую отверстие рюкзака, чтобы он не сваливался с ребенка. – Толик, помоги надеть рюкзак.

Дядя Толя подхватил ребенка подмышки.

- Щекотно! – заверещал Илья, извиваясь и хохоча во все горло.

Вдвоем они водрузили рюкзачок с ребенком внутри на плечи папы.

- Илья, обхвати меня за шею и крепко держись.

Малыш послушно сомкнул руки.

- Эй, ты меня так задушишь!

- Я тихонько, - повинился карапуз.

- Ничего себе, «тихонько» – чуть не удавил папку! – нарочито возмутился папа.

Опять папа чего-то недопонимает! Как же Илье крепко держаться, если папа сразу ругается?

- Да, ладно ты, не пугай ребенка, - вступилась, как всегда, бабушка. – Можно подумать, у него силы не меряно.

- Бабуля, не встревай. Мы сами разберемся. – Папа не терпел вмешательства в процесс воспитания.

Он пошел первым. Малыш словно прилип к спине и совершенно не мешал подъему. Бывают такие удобные пассажиры. Особенно это чувствуется, когда едешь на мотоцикле. С одним поездка превращается в мучение, ты с трудом справляешься с управлением. А другой, бывает даже и крупногабаритный, но абсолютно неощутимый. Он повторяет все движения в унисон с тобой, наклоняется при повороте в нужную сторону, не хватает судорожно за живот, когда транспорт подбрасывает на кочках. В общем, ведет себя так, словно бы сам находится за рулем. Илья, по-видимому, принадлежал к категории таких вот прирожденных пассажиров. А может, он сам будет водителем, когда подрастет? Подъем они одолели медленно, но благополучно. Папа не мог позволить себе ошибок, когда от его действий зависит здоровье и жизнь собственного ребенка. И никакие подтрунивания не могли спровоцировать его на неосторожный шаг.

Илье транспортирование в рюкзаке очень понравилось. Самое главное, что он был не один, совсем рядом, можно сказать вплотную с папой, и от этого было спокойно и не страшно. Илья держался за папину шею в меру собственных силенок, не особенно при этом напрягаясь, и с любопытством озирался по сторонам. Он ведь не видел этой галереи, когда шли в Котел - проспал. А посмотреть было на что. Широкая, со сводами, уходящими далеко ввысь, она не давила, а создавала совершенно невероятное для подземелья ощущение простора. Казалось, здесь может проехать даже поезд. Вот сейчас он промчится мимо так быстро, что создаваемый им ветер будет сбивать с ног, и надо крепко держаться за папу, чтобы не упасть. Позднее, много лет спустя, впервые оказавшись в метро, он вспомнит эти свои детские ощущения, поймет, что уже видел нечто подобное, только не рукотворное, а созданное самой природой.

Все хорошее быстро кончается. Закончилось и гарцевание верхом на папе. Илья выбрался из рюкзака на площадку с космическим пейзажем.

- Ну, и как тебе поездка в мешке? Может, так и продолжим?

- А тебе не твудно будет меня тащить? – совершенно серьезно поинтересовался малыш.

Папа расхохотался весело и от души.

- Молодец, сына! Папу надо беречь, - похвалил он Илью.

Постепенно подтянулись остальные.

- И что это вы тут без нас веселились? – подозрительно прищурилась мама.

- Правильный у нас сын растет, - папа с усмешкой пересказал разговор с сыном. – Поняла, мама? Даже ребенок знает, что мужчин надо беречь.

- Да-а, так вы у нас скоро в музейные экспонаты превратитесь: только и останется, что пыль с вас сдувать, - мамина ирония не скрывала неодобрительного отношения к подобного рода индивидуумам.

- А что, неплохо! - папу не покидало хорошее настроение. – Толик, это тебя не касается. Беречь надо только мужчин. Женись и получишь право на место в экспозиции, а пока, прошу! – он подал дяде Толе веревку. - И с песней, пожалуйста! Повесели коллектив.

- Давай, я лучше аттракцион покажу. «Воздушный акробат» называется.

- Валяй! – разрешил папа. - Я сегодня добрый.

- Гигантские шаги без отвесной стенки! – провозгласил дядя Толя.

Шутки шутками, но прежде чем начать подъем, дядя Толя проверил, хорошо ли держат жумар и кроль, достаточна ли длина петли и только после этого повис не веревке.

- Внимание! Смертельный трюк! – он картинно взмахнул рукой. Быстро, красиво и легко поднимался он все выше, пока не достиг уступа. И тут, будто что-то сломалось в кукле, лопнула какая-то пружинка. Происходило что-то невероятное: дядя Толя никак не мог выбраться на карниз. Он забрасывал ногу, но неведомая сила стаскивала его обратно вниз, и он опять повисал под карнизом.

Папа встал со своего места, где сидел с Ильей на коленях. Провел лучом фонаря по карнизу слева направо.

- Толик, погоди, не дергайся. Слева от тебя под карнизом есть кармашек. Попробуй дотянуться ногой.

Дядя Толя попытался нащупать зацепку.

- Еще немного влево, - корректировал его действия папа, - смещайся вместе с веревкой. Я придержу снизу.

- Нашел!

- Теперь упирайся носком одной ноги в карман и коленом другой – в карниз и быстро проталкивай жумар.

Первому всегда труднее всех. Надо найти самый простой и правильный путь, который за тобой пройдут другие, даже те, кто слабее и менее опытны.

Наконец Толик показался на уступе, прошел еще несколько шагов и скрылся из виду. С собой наверх он поднял транспортник с десятиметровой веревкой и теперь предполагал с помощью второй веревки помогать выбраться на уступ дамам. Внизу папа подготовил к подъему бабушку и давал ей последние инструкции:

- Вряд ли ты дотянешься до того кармана. Это Толик длинноногий. Подводи жумар вплотную к уступу и постарайся подтянуться на руках.

- Попробую, - неуверенно пробормотала бабушка. После такого начала она очень сомневалась в своих возможностях, но надо было что-то предпринимать, не оставаться же здесь бесконечно, и она полезла. Хотя «полезла» - это громко сказано. Она дергалась на веревке, как паяц, поднимала руки, сгибала ноги в коленях, подтягивалась, но оставалась на месте, не продвинувшись ни на сантиметр. Понаблюдав немного за клоунадой, папа подкорректировал длину петли на подъемном устройстве. Дело пошло лучше. Не так легко и совсем не красиво, истерическими рывками бабуля все же добралась до уступа, совершенно обессилев.

- Повиси немного, отдохни, - крикнул снизу папа.

- Очень своевременно, - буркнула себе под нос бабушка, - я все равно не способна ни на какие действия, пока не отдышусь.

- Тетя Таня, - донеслось сверху, - я вам сейчас веревку с петлей спущу, цепляйтесь, я подтяну.

Рядом повисла петля. Не отцепляясь от основной веревки, бабушка пристегнула ее карабином к поясу.

- Толик, давай на «раз, два, три» вместе. Я подтянусь, а ты дернешь.

- Хорошо, готова?

- Да, считай.

- Раз, два, три! – последовал рывок, и бабушка щучкой выбросилась на уступ.

- Слава Богу, - прошептала она, - обошлось.

Дальше уже совсем просто. Оставшиеся два метра она проползла на четвереньках, далеко продергивая жумар.

- Можно! - крикнула она после того, как освободилась от веревок.

- Мама, твоя очередь. Поднимешься, я следом Илью прицеплю. Толик пусть поднимает, а ты через уступ перетащишь, только подстрахуйся – у Толика веревка есть.

Мама поднялась таким же путем, как и бабушка. Илью прицепили за обвязку и он начал потихоньку возноситься. Папа следил снизу, мама ждала наверху, дядя Толя тянул веревку с малышом. Когда до карниза остался один рывок, мама уже стояла на краю уступа.

- Тяни потихоньку, - предупредила она, присев на корточки.

- Илюша, давай ручку, - две руки соединились вместе. Вдвоем с дядей Толей они осторожно перетащили ребенка через злополучный уступ. До безопасного места мама с сыном дошли за руку. Веревку сбросили обратно. Вскоре над карнизом показалась папина голова. Сильным рывком он подтянулся на руках, закинул ногу и выбрался на площадку.

- Ну, и что ты тут корячился? Сказал бы я, что тебе мешало подняться, - папа усмехнулся, ожидая ответа дяди Толи.

- Юрич, не поверишь! Ногу свело. Щипал-щипал, ни фига не помогало. Думал уже, спускаться придется.

- Надо было носок на себя потянуть.

- Без тебя знаю! Только как ты, болтаясь на веревке, потянешь носочек, хотел бы я знать, - отбивался дядя Толя.

- Ладно, я пока веревку смотаю, а вы выдвигайтесь помаленьку. Помните, куда идти? Сына, ты куда? Там Каторжный ход. Нам в другую сторону.

Илья поспал, отдохнул, поел, и теперь природная любознательность, поощряемая родителями, вновь толкала его во все дырки.

- Папа, а почему «катожный»?

- Каторжный, значит, неимоверно трудный, мы туда не полезем, - папа был непреклонен.

- А почему? – требовал объяснения сын.

- Сына, чтобы туда попасть, надо озеро вычерпать.

Ого, вот это новость! Разве можно вычерпать озеро? И куда выливать воду? А может, папа пошутил? Надо у бабы спросить, она правду скажет. Илья открыл, было, рот, чтобы задать очередной вопрос, но бабы рядом не оказалось. Она уже скрылась в небольшом мокром проходе. Илья поспешил следом.

Дядя Толя, мама и бабушка столпились перед вертикальной стенкой, которую по приходу сюда они преодолели довольно легко кто свободным лазанием, а кто и на «лифте». Дядя Толя осмотрел стенку, приметил зацепы и кармашки и полез вниз.

Ручеек по-прежнему очень некстати струился по центру стенки, разделяя ее пополам. Самый удобный спуск приходился как раз по воде. Там были самые глубокие, словно выбитые в стене, ступеньки, но если спускаться по ним, придется, чуть ли не прижиматься к ручью животом. Можно, конечно, постараться держаться от него на расстоянии…если иметь на руках и ногах присоски. И все-таки мама решила спуститься как белый человек, по ступеням. И правильно сделала. Это только глаза боятся, а руки и ноги свое дело знают. Не доходя полуметра до дна, она очень удачно спрыгнула и осталась довольна собой.

- Мама, спускайся как я, - посоветовала она бабушке. – Только сбрось мне сначала Илью.

От такого неслыханного небрежения к своей персоне малыш опешил. Ничего себе, нашли забаву! «Сбрось»! Я вам что, мячик?

Бабушка тем временем, не подозревая о глубоких переживаниях внука, подхватила его за запястья и опустила вниз.

- Дотянешься? – с опозданием поинтересовалась она у мамы.

- Да, все нормально. Отпускай!

Илья спелой грушей упал маме в руки.

Из прохода появился папа. За плечами у него висел рюкзак, в руках он нес транспортник с веревками.

- Бойся! – предупредил он и бросил вниз мешок. Тот глухо шлепнулся на дно.

- Никого не задел? – чуть склонился папа, заглядывая вниз.

- Ваш вопрос, уважаемый, слегка запоздал, - прогудел дядя Толя. - Я полагаю, эта ноша для меня, - полувопросительно произнес он, подобрав транспортник.

- Ты правильно полагаешь, - подтвердил папа. – Бабуля, а ты что здесь до сих пор стоишь? Ну-ка, давай вниз или помочь надо? Сейчас, обеспечим помощь, - папа шутливо изобразил ногой, какую помощь он ей предлагает.

- Спасибо, я сама, - отказалась бабушка и полезла проторенной дочерью дорожкой: по ступенькам над ручьем, тщетно оберегаясь от воды.

- А вы классный спуск надыбали, - одобрил папа и последовал за ней.

Поскольку группа была недостаточно опытная, папа, как инструктор, сам проверял перед подъемом правильность закрепления веревки и прочего снаряжения у каждого участника. Поэтому в узкую щель, ведущую к Унитазу, он вступил первым. За ним гуськом потянулись остальные.

Колодец Унитаза значительно превосходил по длине предыдущий подъем, но двигаться по нему было намного легче. Конфигурация стен и небольшой диаметр позволяли использовать в качестве вспомогательного средства собственную спину. Прислоняясь к стенке, можно было подниматься без помощи петли, на одном жумаре, шагая по вертикали. и уперев в другую ноги. стене. Основная сложность подстерегала опять же наверху, где колодец расширялся, а полка, на которую следовало забраться, нависала уступом. Но и в этом плане Унитаз был проще, так как в нижней части карниза находился удобно расположенный карман, который давал точку опоры для толчка.

Несмотря на относительную простоту подъема, принимали все меры предосторожности, снаряжались полностью и со всей тщательностью. Первым в роли шагающего по вертикали дядя Толя. Он поднимался, мурлыкая бодрую песенку. Папа на дне колодца неторопливо готовил на старт маму, изредка бросая короткие взгляды наверх. Вот Толик уже подобрался к полке, вот он уже забрался на нее… И вдруг!

Ох, уж это «вдруг»! Ладно, если за сим следует приятная неожиданность. Но как часто она оказывается противоположна по определению.

Глухой гул прошелестел по полости пещеры, а затем последовало легкое сотрясение. Пещера словно вздрогнула. Вздрогнули и замерли и все ее посетители. Сцена напоминала игру «Море волнуется» в той ее части, где ведущий произносит: «Морская фигура, замри!».

Толик рывком отбросил себя от края карниза и лежал, прислушиваясь. Папа, прикреплявший к маминому поясу подъемную конструкцию, застыл в каменной неподвижности. Мама схватила его за руку, метнув по сторонам быстрый недоуменный взгляд. Бабушка инстинктивно прижала к себе Илью. Все молча ожидали продолжения.

Прошло несколько напряженных секунд, растянувшихся в минуты. Илья, не придавший значения случившемуся, первым нарушил тишину.

- Что это быо?

- Хотелось бы знать… - в критических ситуациях мама становилась предельно спокойной. Ровный, граничащий с равнодушием мамин голос не вызвал у Ильи никаких сомнений.

- Навенно, камушек упав, - предположил он.

- Толик, - папа не рискнул повысить голос, лишь поднял вверх голову. - Слышишь меня?

Дядя Толя услышал.

- Что делать будем? – донеслось сверху.

- Выбирайся и осмотрись. Вернешься, сообщишь, что там случилось. Давай в темпе, - коротко и конкретно распорядился папа.

Дядя Толя подполз к выходу в грот. Свет фонаря уперся в бревно, за которое закреплена веревка. Не заметив ничего подозрительного, он выбрался наружу, выпрямился в полный рост, с наслаждением потянулся. За то короткое время, что лежал неподвижно на карнизе, мышцы, оказывается, успели занеметь и сейчас противно ныли.

В гроте все было в прежнем виде, все так же лежали поблизости камни, приглашая присесть, очертания сводов не претерпели никаких изменений. Чем же был вызван гул и дрожь земли? Землетрясение? В этих краях они практически не бывают. Доходят только трехбалльные отголоски алтайских встрясок.

Дядя Толя поспешил вернуться в Унитаз, свесил голову с приступка, крикнул:

- Все нормально. Ничего ужасного не увидел. Можно подниматься.

Внизу его сообщения ждали с нетерпением. Семейство сбилось в кучку в тесном пространстве на дне колодца. Предположение о случившемся было одно – землетрясение, поэтому хотелось поскорее выбраться на поверхность. Перспектива оказаться заваленными камнями, пусть даже в таком экзотическом месте, как-то не прельщала. С другой стороны, землетрясение - это ведь секундное дело, и от твоих намерений и поведения ничего не зависит. Чему уж быть, того не миновать.

Как ни в чем не бывало, папа размеренно и методично проверил крепление веревки в жумаре, затем в кроле на маминой обвязке, опробовал на легкость протяга, прикинул длину петли и, наконец, благословил маму игривым шлепком.

- Можно. Следующим Илья пойдет, предупреди Толика – ему вытягивать.

Минут десять мама поднималась, переступая ногами по стенке колодца. Петлю не использовала, она ей только мешала. К концу подъема, то ли от тщательно скрываемого волнения, то ли от отсутствия регулярных тренировок, а может просто потому, что в пещере они были уже несколько часов, она совсем выдохлась. В верхней части Унитаз расширялся, и мама пожалела, что не остановилась отдохнуть на середине колодца, пока еще позволяли его размеры. Теперь разумнее было, собрав остаток сил, вскарабкаться на карниз и там передохнуть.

Лежа в полном изнеможении в переходе, мама позвала:

- Толик, сейчас Илью поднимать будешь.

Дядя Толя просунул в дырку голову. Безмятежная улыбка уже вновь озаряла его лицо.

- Ну и струхнул я тут, на карнизе, когда грохнуло! Не знал, что и подумать.

- Мы тоже ничего не поняли, - мама, как и дядя Толя, не решилась озвучить предположение о землетрясении. Она считала, что даже невысказанная мысль – материальна. Как говорят, не буди лиха… – Тебе веревку вытянуть?

- Давай немного.

- Готов?

- Да.

- Можно, - сообщила она папе и только теперь расслабилась, почувствовала холод камня.

- Пошел! – послышалось снизу.

- Пошел, - эхом отозвалась мама.

Илюша медленно оторвался от дна и плавно поплыл вверх. Теперь он не испытывал того ужаса, который судорогой сжимал его ручонки несколько часов назад. Он свободно сидел в обвязке, болтал ногами и посматривал по сторонам, изредка отыскивая фонарем папу, становившегося все меньше и меньше. Батарейка уже заметно села, и фонарь светил слабо. Вскоре его луч уже не доставал до папы внизу, зато стало видно маму, вернее не саму маму, а пятно налобника на ее голове. Илья попробовал покачаться, но мама тут же предупредила:

- Сиди спокойно.

Стены Унитаза разошлись в стороны, и мама крикнула, обернувшись в сторону лаза, куда уходила веревка:

- Толик, осторожно. Подходим к карнизу.

Она подала Илье руку. Вдвоем они аккуратно вытащили ребенка на уступ. Мама попятилась, по-пластунски отступая в глубь прохода, за ней пополз на четвереньках Илья. Так они и возникли из дырки: мамины ноги, попа, голова, Илюшкина голова, попа, ноги.

Дядя Толя сбросил в колодец освободившийся конец веревки. Через полчаса группа в полном составе собралась в гроте. Папа присел на камень.

- Толик, складывай веревку. Мамочка, а ты не хочешь сходить за захоронкой, - хитро прищурившись, поинтересовался он.

- Странный, однако, у тебя вид, - отметила мама, - будто в той захоронке бутылка пива припрятана.

- Как ты догадалась? – папа даже огорчился немного. – Ну вот, сюрприз не получился.

- Нет бы, соку припрятать, или мороженое, а то хорош сюрприз – пиво! – раскритиковала его в пух и прах мама. – Смотри, раздует с пива, будешь как старший брат.

Брат, о котором шла речь, действительно имел корпулентные формы. Правда, вряд ли в этом было виновато неумеренное употребление распространенного напитка. Скорее, сыграла злую шутку наследственность. Родители его не были безобразно толстыми, но и доходягами их назвать было нельзя. Дети же, как известно, перенимают все лучшее от своих родителей, причем, в силу прогрессирующей акселерации, в увеличенных количествах.

Прекратив шутливую перепалку, мама Таня встала и потащилась в угол, где под камнем дожидался их возвращения пакет с едой. Илюша подскочил следом.

- Мама-мама, я с тобой, - догнав, взял ее за руку.

- Ну, проводи, - благосклонно разрешила мама.

Дядя Толя шуршал сворачиваемой веревкой, перекатывались камешки под ногами идущих к захоронке. Вот и все звуки, нарушавшие покой пещеры.

- Будем перекусывать здесь или на поверхности? – полюбопытствовал папа.

- А вдруг там дождь? Давай лучше здесь подкрепимся, - выразила мама общее мнение.

Кофе в термосе за несколько часов ничуть не остыл. Горячий напиток с маленькими кусочками шоколада и печеньем пили, не торопясь, растягивая удовольствие.

Конец маршрута был близок. Оставалось пройти узким щелеобразным проходом в ледяной зал с «сокровищами», из него вынырнуть в световой грот и подняться по входному колодцу, поэтому не особенно беспокоили почти севшие батарейки фонарей. По-прежнему ярко светил только папин шахтерский фонарь, питавшийся от довольно тяжелого аккумулятора, который папа таскал на поясе за спиной. В рюкзаке все еще оставался небольшой запас свечей. Папа зажег огарок, а остальные свечи, завернув в пакет, положил в углубление над норой, ведущей в Унитаз. Если не себе, так другим пригодятся. Спелеологи, посещающие эту пещеру, знали о тайнике и оставляли там кто спички, кто сухарики, кто оставшиеся свечи или батарейки. Правда, от батареек толку было мало, от времени и низкой температуры они быстро разряжались, но кто знает, может и такая, пригретая подмышкой, сможет кого-то выручить в безвыходной ситуации.

Непонятный посторонний звук, приглушенный расстоянием, неожиданно вторгся в кофейную церемонию. И вновь все замерли, ожидая толчка. По-видимому, прошла вторая волна землетрясения. Надо же было именно сейчас оказаться под землей! Но толчка почему-то не последовало, вместо него повторился звук. Протяжный и тоскливый, он походил на рев смертельно раненого зверя. Только откуда ему взяться в пещере? Водились, говорят, в древние времена пещерные медведи, но сейчас, простите, двадцатый век на исходе.

Аппетит немедленно пропал. Еще больше захотелось наружу, на волю, в свою машину, а лучше домой. В молчании собрали посуду, подхватили веревки и, обойдя озерко, двинулись к узкой щели в холодный, заполненный ледяными и кристаллическими образованиями грот.

Пещерная полость по-прежнему поражала великолепием. Ничего не изменилось здесь за несколько часов. Все так же сверкал строй сталагмитов, занимавших почти все внутреннее пространство, и так же свисали карандашики «музыкальной шкатулки». И тут рев повторился, только значительно ближе.

Теперь и Илья почувствовал опасность, но не сознанием, а словно бы кожей. Он инстинктивно придвинулся к маме.

- Посидите здесь, - папа сбросил с плеч рюкзак, - Толик, пойдем, глянем, что там происходит.

Дядя Толя неторопливо и аккуратно положил транспортник с веревкой и подошел к папе, встав спиной к женщинам, с тем, чтобы они не услышали его вопроса.

- У тебя хотя бы нож есть? - спросил он тихо.

- Не надо, мы только посмотрим, - так же тихо отозвался папа и обернулся к женщинам, - устраивайтесь на веревках, а то тут прохладно. Мы скоро.

Низко расположенный проем у дальней стены они преодолевали ползком, лежа на животах, медленно, стараясь не производить шума. Переход был короткий. Их ноги оставались в «сокровищнице», когда головы уже проникли в соседний грот.

- Ох, ни хрена себе запашок, - прошептал Толик.

Запах дикого зверя заполнял входной грот. Папа несколько продвинулся вперед, предупреждающе положив руку на плечо дяди Толи.

- Останься.

Фонарем осветил ближнее пространство вокруг себя. На первый взгляд ничего настораживающего в гроте не происходило. Он подтянул ноги и привстал, хоронясь за ближайшей глыбой. И тут опять раздался полный невыразимой боли рев. Папа присел. Дядя Толя дернулся в проеме, но, не услышав приказа, остался лежать в прежней позе.

- Что там? – шелестящим шепотом спросил он.

- Пока не вижу, но звук идет от входного колодца. Наверно, зверь провалился, - не оборачиваясь, тихо промолвил папа.

- Как думаешь – медведь или рысь?

- Скорее, медведь.

- Посмотрим? – дядя Толя подобрался к папе.

- Нет, сначала вернемся, успокоим своих.

Уже не заботясь о сохранении тишины, они проскользнули обратно. Мама сидела, напряженно выпрямив спину, лицом к лазу и, лишь только мужчины показались в свете ее фонаря, подскочила, будто ее подтолкнули снизу.

- Не надо так волноваться, - протянул вперед руку папа в успокаивающем жесте. – Там, похоже, зверь каким-то образом свалился и ревет теперь, раненый. Возможно, медведь.

- Настоящий мишка?! – Илья был в восторге. – И я смогу его погвадить?

Ну, надо же, какой неожиданный подарок судьбы. До сих пор Илья видел медведей только на картинках и один раз в зоопарке. Они нарезали круги в клетке, мягко ступая огромными лапами. Потом кидались к шинам, привязанным в центре, и, неуклюже, но успешно, забравшись в них, качались, как на качелях.

- Ага, погладишь, - мама почему-то не обрадовалась. – Ну, и как нам отсюда теперь выбраться? Раненый зверь хуже здорового.

- Надо посмотреть, насколько серьезно он расшибся, – пожал плечами папа.

- Саша, вы уж, осторожно там, на рожон не лезьте, - негромко попросила бабушка. Она понимала неуместность просьбы, но страх за молодых людей заставлял что-нибудь, если не делать, то хотя бы говорить.

- Нам жить не надоело, - уверил ее зять.

- Может, веревки прихватить? – предложил дядя Толя.

- Если он ранен легко, это не поможет, а если сильно разбился – веревка не понадобится, - рассудительно заметил папа.

Они снова нырнули в проем. Ах, как хотелось Илье пойти вместе с ними! Но он еще маленький, мама все равно не отпустит. Вот он подрастет… И малыш стал думать, что ему можно будет делать, когда он подрастет и станет таким, как папа.

Судя по редкому рычанию, зверь сильно пострадал при падении. Но следовало все же подстраховаться, и папа с дядей Толей продвигались к входному колодцу осторожно, по-возможности бесшумно, чтобы лишний раз напрасно не беспокоить зверя. Светили себе под ноги, изредка выхватывая окружающее пространство. Чем ближе к входу, тем больше осторожничали, ближе прижимались к стенке, прячась за камнями.

В блюдце рассеянного света не наблюдалось никакого движения. Вот только бесформенной кучи, бугром возвышавшейся прямо под отверстием колодца, здесь прежде точно не было. Когда они спускались, наклонная плита, составлявшая пол грота, была чиста, словно подметена старательным дворником. Лишь основательный сучковатый ствол прислонялся к отвесной стенке. Им, как лестницей, пользовались при спуске и подъеме, когда не было веревки. Теперь дровина была погребена под новообразованием.

До бугра оставалась пара метров. Опасливо выглянув из-за укрытия, оба одновременно поняли, что перед ними действительно медведь, и не маленький. Он лежал в неестественной позе на спине, неподвижный, с нелепо задранной вверх передней лапой. Огромная башка с приоткрытой пастью повернута, глаза, не прикрытые веками, смотрят прямо на людей. Медведь, скорее всего, был стар, отсюда видна была бурая клочковатая шерсть, на поднятой лапе не доставало крайнего когтя. Обломок суковатого бревна выглядывал из-под бока, другая часть бревна лежала на животе.

- Давай подойдем поближе, - прошептал дядя Толя.

- Не здесь, обойдем с другой стороны, чтобы он нас не видел, - тихо отозвался папа.

Они повернули назад, обошли грот и подошли к медведю от противоположной стенки. С этой стороны было видно, что дела у медведя плохи. Зверь лежал на бревне, выгнув спину, насаженный на крепкие, острые сучья, как на вилы. Но, если позвоночник не поврежден, он даже в таком состоянии вполне сможет двигаться. Разумнее было переждать, когда зверь скончается от потери крови. Но сколько пройдет времени, пока жизнь покинет тело? А может, он уже мертв?

- Ты не знаешь, как проверить живой он или нет?

- Слышал, охотники веткой по глазам легонько хлещут, - неохотно ответил папа Саша. – Но при этом ружье наготове держат.

- Дыхания, вроде, не слышно. И не шевелится. Может, он без сознания?

- Посидим немного, понаблюдаем отсюда.

Они замерли, напряженно вслушиваясь. Не мигая, вглядывались в лежавшую тушу, стараясь приметить малейшее перемещение в области живота или грудной клетки. Однако ничего не происходило.

- Вернемся к лазу и оттуда пошумим. Сейчас лето, медведь нападает только от испуга. От шума постарается уйти, даже если ранен, - прервал папа безрезультатное бдение.

Они вновь возвратились в холодный грот, где маялись ожиданием женщины и ребенок. Заговорили в полный голос.

- Не замерзли тут?

- Не томи. Нас больше от страха трясет, чем от холода, - нервно лязгнула зубами мама Таня.

- Действительно, медведь. Большой и старый.

- Папа, вазве медведи бывают ставые? – удивился малыш.

- Бывают, но редко. Этот дедушка здоровый вырос, если встанет на задние лапы, все два метра наверно будет. Как думаешь? – повернулся папа к дяде Толе.

- Ну, около того, - нашел обтекаемое выражение дядя Толя.

- Как уж он грохнулся, черт его знает, может чернику собирал. Она тут кругом растет. Только приземлился крайне неудачно. Помните, там, на дне у стенки дровина стояла, сучковатая такая? Так он прямо на сучья нанизался. И, похоже, с позвоночником что-то неладное. Лежит так странно, неудобно очень.

- Так он жив еще?

- Раз рычал, значит, жив был. Сейчас, может, и умер уже, но уверенности нет. Мы прислушивались, присматривались – не шевелится. Но может, сознание потерял.

- Он прямо под колодцем лежит, я правильно поняла? – задумалась мама.

- Да, в этом и проблема. Можно попробовать обезопасить… - начал папа, но мама перебила.

- Мы рисковать не можем.

- А если сначала камнем…

- Без подробностей, пожалуйста, - стрельнув глазами на ребенка, не дала закончить мысль мама.

- Ладно, сделаем так: вы пошумите погромче, а я гляну, какова реакция будет.

Папа встал и направился к лазу.

- Папа, можно я с тобой, - пискнул Илья.

- Нет, - коротко бросил отец и нырнул в щель.

Он нашел укромное место между камнями, откуда можно было наблюдать за медведем.

– Начинайте.

Послышался грохот, визг, крики. Медведь не шелохнулся. Только глаза светились тусклыми темно-красными огоньками. Папа вернулся в грот.

- Не шевелится. Думаю, оттащить мы его не сможем, но связать на всякий случай не помешает. Толик, бери «десятку», пошли.

Подхватив десятиметровую веревку, дядя Толя последовал за папой. Теперь они подошли к медведю совсем близко, но держались настороже.

- Спрячься за камень.

Папа поднял обломок ствола и со всей дури хватанул им о стену. Медведь остался неподвижен, а дерево разлетелось на части. Он поднял полуметровый кусок, примерился.

- Как думаешь, хватит в пасть запихать? – оглянулся, в поисках товарища. Толик уже стоял рядом.

- Не понял.

- Сейчас поймешь. Веревку жаль резать. Попробуем одной связать. Полено запихиваем в пасть поперек, и притягиваем, чтобы ни языком, ни лапой вытащить нельзя было.

- Зачем все это? Медведь-то дохлый, - недоумевал дядя Толя.

- Береженого бог бережет, - осторожничал папа. – Представляешь, начнем подниматься, а он очухается и за ногу схватит. В состоянии аффекта ему один раз лапой махнуть достаточно, чтобы тебе полноги оторвать.

Конец веревки он привязал за край обломка. К медведю они подошли сзади от головы, так, чтобы он не мог их видеть, если вдруг очнется. Дядя Толя подобранным суком повернул голову, уперевшись в приоткрытую пасть. Она безвольно подалась. Папа быстрым движением вложил в пасть полено, навалился всем телом, продвигая подальше к горлу.

- Толик, веревку – под голову, быстро!

Не рассуждая, Толик схватил веревку, слегка натянув, протащил под голову.

- Заматывай, - продолжая удерживать дерево в пасти, папа показывал глазами на другой его конец.

Дядя Толя торопливо крутанул веревку. Вдвоем, они подтянули ее, как смогли, обмотали еще несколько раз, затянули узел.

- Юрич, что это у него с глазами?

Глаза медведя наливались кровью.

- Бежим! – дернул Толика на себя папа, и оба сиганули в узкий зазор между камнями.

Громовой рык наполнил пещеру, эхом отражаясь от каменных стен. Бездыханный доселе медведь рванулся, сумев повернуться набок. Тяжелая лапа описала в воздухе полукруг и безжизненно упала на камень. Глаза медведя закатились, из уголка рта стекла струйка крови.

- Скончался, - констатировал папа, выглянув из-за укрытия.

- Уверен?

- Да. Это была агония.

- А если она опять повторится?

- Толик, два раза не умирают. Пошли к нашим.

Они, в который уже раз за последний час направились к переходу в грот. Каждый обдумывал по себя насколько безопасно прямо сейчас выбираться наружу.

- Слава богу, - выдохнула бабуля, когда мужчины показались из перехода.

Малыш рванулся навстречу папе.

- Я подумай, тебя медведь завомай, - всхлипнул он.

- Твоего папку не заломаешь. У него реакция хорошая, бегает быстро, - усмехнулся дядя Толя.

Мама, обычно сдержанная, припав к мужу, зябко ежилась в его объятиях.

- Мы тут чуть с ума не сошли, когда снова это ужасное рычание услышали. Что там было?

Поскольку папа молчал, начал дядя Толя.

- А что рассказывать? Мы ему уже палку в пасть вложили, привязали, а он как заревет, как рванется! Я сначала глаза его увидел, они вдруг кровью налились, страшные стали. Ну, а потом Юрич меня оттолкнул, и мы за камень спрыгнули. А медведь еще дернулся и сдох.

- И что теперь?

Это хотел бы знать и папа. Медведь лежал прямо на дне колодца. Чтобы выбраться наружу, надо чуть ли не наступить на дохлятину. Сдвинуть с места тушу – проблематично, в ней весу килограммов триста. Но и сидеть здесь бессмысленно. Вон уже фонари едва светят. Папа докурил сигарету, неторопливо загасил ее ногой, встал.

- Пошли на выход.

Медведь несказанно поразил Илью. Он оказался ужаснее, чем можно было себе представить. Огромный, со свалявшейся грязной шерстью, с палкой в зубах, он был грозен даже мертвый. Остекленевшие, подернутые мутной дымкой глаза, казалось, следили за каждым твоим шагом.

Илье тут же расхотелось гладить бурые клочья, даже подходить близко было боязно. Мама и бабушка, похоже тоже не испытывали восторга при виде поверженного зверя.

Подъемная веревка, связывающая пещеру с поверхностью, болталась возле задних лап медведя.

- Я не буду подниматься. Вдруг он очнется. Такая лапа долбанет – мало не покажется. Давайте его как-нибудь передвинем. - Мамин голос звенел. Всегда спокойная, сейчас она была близка к истерике.

- И как ты себе это представляешь? – поинтересовался папа больше для порядка. Он и сам понимал, что медведя надо хотя бы к стенке привалить.

- Веревку, которой морду обвязали, за заднюю лапу привязать и потянуть всем вместе.

Но папа решил иначе. Подпихнув под тушу обломки бревна, действуя ими как рычагами, с большим трудом удалось перевернуть мишку мордой вниз. Укоризненный взгляд маленьких черных глаз уткнулся в камень.

Как ни странно, этого оказалось достаточно. Вид лохматой спины почему-то не пугал. Отсутствие устрашающих атрибутов: зубов, когтей, злых, гипнотизирующих глаз, делало медведя просто неопрятной шерстяной кучей.

- Ну, кому больше всех на волю хочется? – папу, наконец, отпустило напряжение последнего часа. – Сына, ты как?

Илья оглянулся на темнеющую в глубине грота щель, за которой скрывались подземные сокровища, посмотрел на светлеющее наверху пятно входного колодца. Да, пожалуй, наверх ему хотелось теперь больше, чем обратно. Там был дом, уютная кроватка, а Илья, надо признаться, притомился. Но если сказать папе, что хочет наверх, еще трусом посчитает, подумает, что с медведем оставаться боится.

- Я бы поез, но пока сам не умею, - схитрил Илья, сказав, тем не менее, чистую правду. Вроде он и не против, но и не очень стремится, в то же время нельзя обвинить его в трусости, совсем он и не боится остаться еще на некоторое время в непосредственной близости от мертвого зверя.

- Бабуля, полезай.

Бабушка молча подошла к веревке, встегнула ее в «железо», попросила:

- Придержи веревку.

Высоко протянув жумар, всунула ногу в петлю. Первые три метра стенка была отвесной, но дальше она заканчивалась широким карнизом, из которого вел крутонаклонный лаз, переходящий в вертикальный колодец с плитчатыми стенками.

Через пять минут бабушка стояла на земле. Вокруг о чем-то шептался лес. Летнее солнце, перевалив зенит, светило с неиссякаемым жаром. После четырехградусной пещерной атмосферы здесь было невероятно тепло.

- Можно, - спохватившись, крикнула она в колодец, ругнув себя за оплошность. Она на солнышке греется, а там, внизу, рядом с трупом зверя внук и дети ожидают сигнала.

- Отправляй Толика, потом сына. Я бы и сама вытащила Илью, но ты ведь не позволишь, - мама Таня держалась поближе к папе. Ее нервировала эта лохматая куча, постоянно попадавшаяся на глаза.

Илюша тоже присел возле папы, ожидая своей очереди на подъем. Глаза сами собой закрылись, и ребенок мгновенно уснул, сидя на корточках.

Пять минут и дядя Толя уже наверху, готов тянуть веревку с ребенком.

- Папа, смотри, детский здоровый сон – спит рядом с дохлым медведем, - восхитилась мама. – Сынок, - потормошила она его за плечи, - не спи, потерпи немного. Наверх пора выбираться.

Илья сонно похлопал ресницами, как зомби подошел к веревке, и так и стоял с закрытыми глазами, пока папа колдовал с обвязкой.

- Илюша, просыпайся. Сейчас надо крепко за веревку держаться, - папа приподнял шапочку и крепко потер уши ребенка. – Не спишь?

Илья посмотрел более осознанно.

- Нет, не спью, - довольно бодро откликнулся он.

- Тогда держись за веревку. Толик, тяни.

Ребенок плавно поплыл под потолок.

- Странно, - задумалась мама. - Наверно, сон – это реакция на стресс?

Последним поднялся папа, отвязал от дерева веревку. Пока дядя Толя сматывал ее, снял с себя обвязку.

- Всё железо сложили? – в папе заговорил рачительный хозяин.

Получив утвердительный ответ, он добавил:

- Отправляйтесь на поляну, переодевайтесь. Мы догоним.

Тропа вела вниз, и очень скоро бабушка, мама и Илья были на поляне. Не успела мама принести рюкзак с одеждой, подошли мужчины.

- Что-то вы долго возитесь. Мы думали, здесь уже шашлыки жарятся, бутылочка пивка на пенечке, - шутливо пожурил женщин папа.

- Обойдемся без мяса, не жрать сюда ехали, - не пошла на контакт мама. – Переодеваемся и домой. Илья совсем спит.

До машины Илью несли по очереди. Малыш безмятежно посапывал, не просыпаясь, переходя из рук в руки. Несмотря на ношу, с горы сбежали в три раза быстрее, чем поднимались.

Внутри машины, укрытой от солнца ветвями ели, было не жарко, но душно. На ходу салон быстро проветрился.

- Надо сегодня же сообщить о медведе в спелеоклуб, - папа был серьезен, как никогда. - Представляете, если кто-нибудь спустится, не зная о сюрпризе – свихнуться можно.

- Ага, или описаться, - уточнил дядя Толя.

 

Глава третья.

 

Когда тебе всего пять лет, хочется побыстрее вырасти, стать большим и сильным. Но иногда случаются события, которые убеждают в некоторых преимуществах молодости.

Дело было в начале марта. Снега в лесу еще по-зимнему много, морозы потрескивают, ртутный столбик до минус двадцати градусов опускается, но солнце не обманешь – оно подолгу задерживается на небосводе и там, где его лучи особенно ласково пригревают сугробы, снег тает, превращается в черное, льдистое кружево.

Бабушкины сослуживцы организовали поездку в Большую Орешную пещеру. Позволено было брать с собой детей. Илья, с разрешения родителей поехал с бабушкой. Группа собралась многочисленная, вместе с детьми – почти тридцать человек.

Большая Орешная – одна из крупнейших и самых посещаемых пещер Сибири. Летом в пещере сыро, идет зимняя отдача тепла, весной, в половодье, некоторые ходы затапливает, а вот зима – самое подходящее для спелеотуристов время. В Большую Орешную в иные праздничные дни, говорят, до пятисот туристов спускаются. И что удивительно, все они растекаются по подземному лабиринту и не то, что не встречаются, а даже голосов друг друга не слышат, настолько велика пещера. Открыли ее в прошлом веке, и ничего особенного она собой не представляла. В начале семидесятых годов было известно всего триста тридцать метров ходов, дальше шел завал. Раскопками занялись красноярские спелеологи, и пещера, хоть и неохотно, но приподняла завесу над своими тайнами. Сначала десять километров, один этаж, дальше – больше, и, в конце концов, открылась уникальная, глубиной более двухсот метров, сорокакилометровая система из четырех этажей с лабиринтами, понорами, калибровками и подземными озерами.

Обо всем этом рассказала хрупкая девушка из клуба спелеодогов, которую пригласили в качестве проводника.

- Это уникальная полость и по строению и по протяженности. Подобных ей в мире – единицы, - завершила вводную часть знакомства девушка-проводник.

Добираться из города до пещеры далеко. Ехали около шести часов на автобусе. Дорога тянулась по холмистой местности, перескакивала через множество небольших речек. Березняк сменяли поля, чередующиеся со смешанным лесом. За селом Шалинское появились застывшие волны предгорий, обрамляющие живописную долину реки Манна. Здесь дорога побежала вдоль берега этой красивой сплавной речки. В селе Нарва – мост через Ману, и дальше – в долину Степного Баджея.

Цепочка пещер Баджейского участка начинается за селом Нарва, но наша цель – Большая Орешная, и мы продолжаем путь до села Орешного. Оттуда – три километра на восток, в долину реки Таежный Баджей. Там, по левому берегу, на высоте сто семьдесят метров над уровнем реки, располагается вход в пещеру.

Здешние жители давно привыкли к спелеологам, относятся к ним доброжелательно, но не понимают их пристрастия.

- И чего вы лезете в эти пещеры. Всю жизнь прожила рядом – ни разу не потянуло под землю, успею еще належаться, - шутя, удивлялась хозяйка двора, где припарковали на ночь автобус.

Недавно прошел снег, и тропу за селом сильно припорошило. Бабушка с Ильей шли в последних рядах вместе с двумя девочками, папа которых волок на себе аккордеон. Этот инструмент поверг в несказанное изумление не только местных жителей, но и бывалых спелеологов.

- Чего только не видели у туристов, но такое – первый раз!

Вход в пещеру находится у самой вершины Баджейского хребта. Горка, по понятиям альпинистов, невысока, около двухсот метров, но крутизны изрядной. Приходится основательно попотеть, добираясь до зияющей черной раной дыры. Бывалые спелеологи говорят, что туда однажды свалился медведь-шатун, который долго бродил по пещере, а потом там и умер. Может что-то здесь и правда, но даже Илюшка усомнился, как же мишка проходил калибровки.

Со склона под землю уходит просторная наклонная галерея, в которую можно войти, не сгибаясь, - в полный рост. Если бы спуск проходил летом, то снизу сразу почувствовалось бы влажное дыхание пещеры. Бабушка с внуком не спеша спускались вниз, разглядывая необычные стенки.

- Баба, смотр-ри, какие чудные стенки, - обратил внимание Илья. Ребенок совсем недавно научился произносить трудный звук «р» и теперь старательно «рычал», проговаривая его в словах.

Поверхность стен отличалась от всего, виденного ими до сих пор в других пещерах. Они были шероховатыми, со странно выщербленными, будто выеденными, порами, с впечатанными глянцевыми булыжинами. Это – конгломераты – пестроцветные отложения, состоящие из гальки известняков и доломитов, скрепленных известковым материалом в монолит. Такие карстующиеся породы – особенность здешних мест. Трудно представить, но миллионы лет назад здесь был берег моря, гудели, бились волны в прибое, перемешивая валуны и гальку. Время, словно каменщик, цементировалоих в известняке, который и остался, как следствие тех давних геологических процессов. Затем вода приложила старание, вымыв из породы мягкие материалы, и образовалась пещера. Конечно, процессы эти очень длительны, и нам, привыкшим соотносить время с продолжительностью человеческой жизни, даже не представить, как протекали эти изменения. Только отдельные люди, ученые, способны объяснить и вообразить, как все происходило. Они словно прокручивают с ускорением запись видеокамеры. Тысячелетие за тысячелетием действует вода сверху и снизу, образуя воронки, поноры, вымывая ходы в тектонических трещинах, и вот уже в подверженных размыву породах образуются извилистые ходы, впечатляющие объемы. На образование только двадцатиметрового колодца требуется 210-300 тысяч (!) лет.

Первые двадцать метров удается двигаться не сгибаясь, и так, продвигаясь в полный рост, попадаешь в грот Спальный. Здесь уже отдыхала группа, завершившая экскурсию по лабиринту Орешной. В разных местах кучками лежали рюкзаки и вещи – значит, в пещере кто-то бродит. Проводник Ира указала место, куда сложить вещи, аккордеон и еду.

- Переодевайтесь, надевайте каски. Сапоги у всех есть?

Каска – необходимый атрибут экипировки, о котором предупредили заранее. Илья широко зевал, когда бабушка застегивала на нем каску. В пещеру спустились под вечер, рассчитывая провести в ней ночь, а утром отправиться в обратный путь.

- Ты что, не выспался в автобусе? – удивилась слегка обеспокоено бабушка.

- Выспался, это я пр-росто так, - успокоил внук.

Наконец, все готовы, вещи уложены.

- Вас очень много, держитесь кучнее, не отставайте, - предупредила Ира и первой вступила в узкий ход.

Теперь приходилось не только отвешивать поклоны пещерной богине, но ползти, вжимаясь в липкую пещерную глину. Преодолев две тесные калибровки, народ уже посматривал друг на друга широко раскрытыми глазами.

- Боже, куда мы попали!

Многие спустились в пещеру впервые в жизни, и их представления оказались слишком далеки от действительности. Проще всех было детям. Маленькие, юркие, они легко преодолевали узкие ходы. Илья – тот вообще чувствовал себя, как рыба в воде. Девочки, на три-четыре года постарше его, держались рядом.

Калибровки проходили долго, но вот группа вообще остановилась. В конце длинной человеческой цепочки не ведали, что происходит в ее начале, и гадали, чем вызвана задержка. А впереди был тесный лаз, называемый Сквознячок. Простору в нем хватало только пещерным ветрам. В группе находились люди разной комплекции. Девушка-спелеолог при знакомстве с сомнением оглядывала разнокалиберный коллектив, видимо, оценивая возможность прохождения подобных калибровок. Каменное отверстие настолько мало, что не пролазит даже голова.

Очередь остановилась на внушительного размера мужчине. Он мялся в начале лаза, недоверчиво оглядывая дырку, примерялся то так, то эдак.

- Голову набок поворачивай, - подсказывал ему с другой стороны закадычный друг и приятель по совместному отдыху.

- Ты шутишь? Я тут ни за что не пролезу.

- Пропихнешься! Главное – каску с головой протолкнуть, остальное следом проскользнет.

Голова кое-как воткнулась в нору, но куда деть широкие плечи, могучую грудь, объемные телеса? Руки вытянуты вдоль тела, крепко прижимают их шероховатые стенки, Тольку от них никакого. Ни оттолкнуться, ни отпихнуться. Волнообразно напрягая мышцы спины, живота и те, что с другой стороны тазобедренных костей, упираясь коленками, он с огромным трудом продвинулся настолько, чтобы забить собой вход в Сквознячок. Теперь он торчал в нем, как пробка в зауженном горлышке бутылки качественного вина.

- Эй, я застрял! Вообще не могу шевельнуться, - сообщил он.

- Давай работай! Кто там сзади? Подстрахуйте, - просит приятель.

- А что делать-то? – не поняли оставшиеся. Они тоже не имели спелеоподготовки.

- Ложись и ногами подталкивай его.

Возле лаза происходит рокировка, народ чуть отступает, освобождая место. Однако и страховка ничуть не меняет положение.

- Давай-давай-давай! – подбадривает приятель. – А то останешься здесь, пока не похудеешь.

Но мужику в калибре не до шуток. Он обливается холодным потом, в голосе слышны панические нотки.

- Господи! Куда ты меня затащил? Я же здесь помру!

Ситуация принимает неприятный поворот. В пещерах бывает особое давящее состояние, когда невыносимо, сию же минуту, хочется на поверхность. Клаустрофобия, боязнь замкнутого пространства – так называется эта непереносимость пещер. Страх, тошнота и даже потеря сознания – все может случиться.

- Спокойно! – приятель кое-что смыслит в спелеологии. – Ты пролезешь. Родиться-то смог, а уж хуже ничего не бывает. Подтяни одно плечо к щеке, упирайся локтями и коленями. Давай! Давай! По сантиметрику, не спеши, немного осталось. Каска наружу покажется, я тут тебя вытяну.

Мужчина не сразу успокаивается, но все же берет себя в руки. Подталкиваемый сзади, с огромным трудом вываливается из лаза. Руки-ноги трясутся от неимоверного напряжения, кожа побледнела. Он сидит, прислонившись к холодному камню, не в силах двинуться. Постепенно краски возвращаются на его лицо, глубокий вздох вырывается из помятой груди. Мимо проскальзывают ребятишки. Для них узкая калибровка – не препятствие, так, развлечение.

В высокой щелевидной галерее, где постепенно собирается группа, Илья с видом знатока осматривает стены. Девочки, как две тени, - на полшага сзади.

- Эти натеки называются каменное молоко, - тычет пальцем в мягкий слой, покрывающий стену, пятилетний гид.

Девушка проводник ищет репера. Без этих указателей в Большой Орешной заблудишься. В четырехэтажной полости объемом более миллиона кубических метров – бесчисленное множество ходов. Они идут в разных направлениях, часто пересекаются как в вертикальной, так и в горизонтальной плоскостях, сбивая с толку. Поэтому найти репер – это главное. Журналистка Надежда Козлова, в свое время побывав в Орешной, назвала ее «лукавой головоломкой».

Короткая передышка закончена. Ира решает, что после калибровок в длинной и запутанной системе ходов Кащеева царства, что лежит на пути, группе делать нечего. Она сворачивает в магистральный ход к гроту Обвальному, а из него – в грот Грандиозный. Пусть народ ощутит бархатный простор пещерной тьмы.

Грот Грандиозный – самый крупный по площади, но не по высоте сводов. Ира объясняет, что здесь удобное место для подземного лагеря – много места и вода поблизости. Гулкий и черный, Грандиозный ассоциируется с большой поляной в безлунную ночь. Интересно, как бы выглядел он при свете? Наверно, развернулся бы во всю ширь. Темнота скрадывает реальные расстояния. Мир сдвигается до освещенного лучом фонаря пространства. А что там, за границей тьмы? Снова темнота и безмолвие. Может, так и выглядит небытие, называемое нирваной?

Ира старается вести группу, по возможности избегая узких ходов и калибровок, заводит в высокие залы.

Бабушка, шлепая с причмоком сапогами по мокрой красной глине, наклоняется к Илье.

- Помнишь, где такая глина есть?

- В пр-риюте, - не раздумывая ни секунды, отзывается внук.

- Знаешь, Илюшка, я уже совсем запуталась. Куда идем? Где выход? – доверительно делится бабушка.

- Я подозр-реваю, что не одна ты такая, - философски замечает ребенок.

С тех пор, как он заговорил, из его уст посыпались совершенно не свойственные детям выражения. Не зря, видно, долго молчал – копил информацию.

Большой группой трудно лазать по пещерам – расстояние преодолевается небольшое, а времени проходит много. Уже хочется пить, и усталость берет свое. Люди под землей уже несколько часов.

В тишине (бывают такие минуты одновременного молчания) явственно послышался звук капели.

- Это поилка, - поясняет Ира, указывая на жестяную баночку, в которую капает вода.

В просторном коридоре, которым движется группа, вдруг обнаруживается совершенно неуместная в пещере вещь – деревянная дверь. Она ведет в небольшой каменный мешок, подобный монашеской келье, где есть и маленький столик, и нечто вроде постели.

- Это для каких же узников каземат оборудован? – интересуется кто-то.

Ира смеется.

- Нет, сюда только добровольно приходят.

- Ира, - бабушка подходит к проводнику. – Я слышала, в Орешной есть грот, вроде музея, где собрано много скульптур.

- Есть , - подтверждает девушка. – мы туда не пойдем, но одну я вам покажу. Здесь поделки из глины вообще-то часто встречаются. Вы просто не замечали.

Они идут рядом, продолжая обмениваться знаниями о пещерном творчестве. Вскоре в луче фонаря появляется небольшая глиняная скульптура. Фигурка в длинном, спадающем мягкими складками платье. Положение рук, постановка головы, поза создают впечатление, что женщина поет.

- Орешную любят люди творческие, - говорит Ира. – Кто лепит, кто поет, кто играет, кто эхо слушает.

- Как это, эхо? – тут же встревает с вопросом Илья, давно прислушивающийся к разговору.

- В гроте Колокольном особое разноголосое эхо. Туда даже магнитофоны и видеокамеры приносят – эхо записать.

За негромким разговором не заметили, как снова оказались во входном гроте. В одном из углов заканчивала сборы очередная группа. Интересно, так ведь никого и не встретили, пока бродили по подземному царству.

Усталые и молчаливые туристы переодевались в сухую одежду. Собрали общий стол, но даже «огненная вода» и звуки аккордеона не смогли разговорить людей. Пещера еще не отпустила от себя, заставляла осмыслить, оформить, определить отношение к ней. Кому-то она покажется грязным, черным, зловещим лабиринтом. У других останется в памяти таинственным, непознанным миром, наполненным своеобразным очарованием…

На поверхности начинался рассвет. К утру вернулись в поселок, загрузились в автобус и дружно отсыпались до самого города.

- Илья, понравилась тебе Орешная? – спросила сына дома мама.

- Знаешь, мама, - серьезно начал маленький человек, - она большая и гр-рустная. Дивногор-рка мне нр-равится больше.

Мама с бабушкой многозначительно переглянулись. Ребенок не просто ходил по пещере. Он ее ЧУВСТВОВАЛ.