Ещё вечерами летними, матиоллово - поздними, мы засыпаем устало, под звёздами. Ещё входит во сны откровеньем, признанием, почти дерзостью: “У нас есть камни”. Камни – глыбы периода ледникового. На каждом камне мы, белобрысые, фантасмагорией. У каждого – свой камень. Мы их не меняем. Мы – верные. Глыбы каменные - тающим временем. II Камни на перекрёстке Воды и дороги, Травы и дороги, Травы и воды. Во времена ранее на перекрёстках кресты ставили. На перекрестке нашем – травы и камни. И мы, белобрысые, там вечерами. На нашей поляне - травы. Разные. Мы их считаем. А если не знаем названий – свои сочиняем. До гениального глупые. До сумасшедшего верные: - Барсучий хвост. Сопли. Свистёлка (читать через ё). Резун. Совник. Тропник. Змеиные яйца. Хлопучка. Копьё. Мяун. Фиолетник. Липучка. Сосунчик. Просник. Вонючка. Ещё бабушек наших слова - жигучка, что жжется сильнее крапивы, кобыльник. И ещё разнотравья дюжина. Сосчитать травы нам до зарезу нужно. На коленях до самозабвенья ведём опись травам: - Птичья гречиха вязью. Белая кашка пеной. По разнотравью лазим. - Мышинный горошек жёлтый. Мышинный горошек синий. Тысячелистник – у нас кровавник. Тмин. Чистотел. Крапива. Весной первоцвет и ландыш. Летом - земляника. Осенью режутся пальцы иглами ежевики. Слова в названьях трав звучат по-детски мило: Осот. Горчица. Череда. Собачья мята. Аистовы слёзы. Ласточкино мыло. Полевые анютины глазки - слезой росной. Стрелы люпина. Одуванчик пухом. Васильки синью. Глазами нашими фиалки, незабудки. Днём вчерашним – ковыль, пустырник. Зверобой дырявый и пырей ползучий. Подорожник в травах - лодкою летучей. Щавель и татарник. - Вы считайте лучше! - Двух трав не хватает до ста. Ах, не спроста. - А может мы сами посадим травы. Чтоб ровно сто? И вдруг - изумленьем, переполохом: - На нашей поляне нет лебеды! И чертополоха! Почти невозможно, но также верно – везде их полно, у нас – нету. Мы сушим травы в выступах камня. И запахи трав – в волосы памятью. - Ты пахнешь донником. - А ты мятою. - Ты – сладкой вероникой. - А я – как же? Друг друга обнюхиваем, чтоб определить вяще. - А ты почему-то ветром. - Разве? - Ты, кажется, мёдом и клевером. А руки аиром и ирисом. - А ты клоповником. - А в глаз? - Ты, это, полегче, не очень. - Шютка. - Ну, тогда медвежьим ушком. - Так оно ж без запаха. Хохочем. Ахаем. Считаем: Трилистник. Живучка. Девясил. Икотник. Мокрица. Пахучка. Золотой корень - как наши волосы. Иван-да-марьи яркие полосы. Колокольчик игрушечный. Камыш и кувшинки в канаве. Ромашка пахучая. Хвощ. Черемша. Лютик. Мать-и-мачеха. Молочай. Кислица. Льнянка. И по ночам снится – в небе, на камнях: таволга и медуница. Ещё ночи росянкой. Манжеткой. Кошачьей лапкой. Пастушьей сумкой. Душицей. Тимьяном ползучим. Чабрецом. Полынью и пижмой. III Лето от лета на камни взбираться всё проще. Уже нет камней деленья – они общие. Уже не травы в нас памятью капают – мы в них объятием падаем неистово. Уже прикосновения случайные - искрами. Уже укорочены косы. Уже мальчишечьи чёлки – косью. Уже слова полны умолчанием. Уже в нас травы - предчувствием расставания. Уже рядом - разные правды. Уже нет взгляда беспечного. Но гравируется в сердце: мгновением – камни травы – вечностью. 16 февраля 2008 г. |