Номинация «Записки грибника (ягодника)»
   
   http://www.litkonkurs.ru/index.php?dr=45&;tid=210214
   
   Лес зовет
   
    Три машины Скорой помощи у дома Степановых всполошили всю улицу на окраине поселка.
    - Что? Что? Что случилось? – гомонили бабы. Мужики курили и пытались помочь медикам тащить носилки с пострадавшими. Николая - сожителя Татьяны и соседа Володю вели к машине под руки, детей – Юлю и маленькую Танюшку вынесли на руках.
   Мать Татьяны – тетю Настю и саму Татьяну несли на носилках. Мать была в сознании, Татьяна – уже не воспринимала ничего…
    - Первый! Слышите, первый, нам нужен вертолет! Вызывайте вертолет! В Москву. Сами не спасем! Отравление грибами. Тяжелейшая интоксикация. Женщина 35 лет, – кричал в рацию доктор.
    Машины поехали, а люди начали потихоньку расходиться, обсуждая произошедшее.
    - Да всю жизнь же Татьяна собирает грибы – как она могла так ошибиться? Не иначе – наговор это. Жена Николая, небось, постаралась, - говорила бабка Сима, которая и сама частенько ездила в окрестные леса за грибами вместе с Татьяной.
    - Ну ты скажешь, бабка Серафима! – возражала ей молодая женщина неопределенного возраста – Катерина Сивкова – Это, небось, не грибы. Это они консервами отравились. Справляли день рождения, на столе всего было навалом, вот и попался порченый продукт. Не могла Татьяна своими грибами отравиться!
    - Поглядим, что будет, - многозначительно промолвил отец Катерины дед Сивков, которого на улице и в поселке в глаза и за глаза звали Сивым, на что он всегда отвечал: «Хорошо, что не сивым мерином!», но тут уж кто-нибудь из мужиков хмыкал и острил: «А, что, Иваныч, мерином в энтом самом деле тоже быть не худо!». Потом ржали что ни громче, доказывая, что и они не лыком шиты, а могут по-лошадиному.
    На следующий день из больницы выпустили Николая и соседа Володю. Бледные, с синюшным отливом в лицах, они говорили мало и были напуганы происшедшим. К вечеру немного оклемались и рассказали, что вчера в обед праздновали день рождения Николая, а Татьяна нажарила большую сковороду грибов, собранных ею накануне…Ну выпили, как водится с устатку. Ну посидели, попоздравляли… Тут Татьяне стало плохо, и она прилегла в спальне. Особого значения этому не придали: набегалась вчера – за грибами ходила-ездила, сегодня полдня у плиты – устала, поди… Потом позвала она меня тихо так, - рассказывал Николай, - и говорит: Что-то нехорошо мне, Коль, в глазах темнеет и слабость страшная… Ну я водички ей, то-сё, но она водички попила и как уснула вроде бы…
    Тут тетя Настя всполошилась: «Это грибы!» - и два пальца в рот! Ну и все мы побегли в туалет. У Володи в доме телефон – вызвали скорую… Девчонкам – воду, воду и воду, а они квелые и не хотят пить! Испугались сильно. Врач потом сказал, что нас с Володей водка спасла, а Татьяна не пила почти – не любит она это. Вот и не поверить-то, а поверишь, что народное средство – оно всегда верней, чем заморские лекарства!
    - А для Татьяны-то вертолет дали? Где она теперь? – спрашивали бабы, придя кто с чем для помощи попавшим в беду.
    - Нет, она в областной больнице лежит. Немного лучше ей стало. Вертолет не понадобился.
    На следующий день выписали тетю Настю и девчонок. Когда её кто-нибудь из баб спрашивал, она начинала причитать по Татьяне и далеко по улице были слышны её рыдания: дома на улице небольшие и стоят рядом: участками четыре сада встык сходятся – все близкие соседи. Татьяна была у тети Насти единственной дочерью. В войну тетю Настю угнали в фашисткий плен с Украины, и она работала и жила в Германии, и даже от туберкулеза её там вылечили, но об этом она никогда никому не рассказывала – это мне моя мать – сестра тети Насти, рассказала. Как и то, что вернулась тетя Настя из Германии беременная и вскоре родила девочку, которая умерла от «дифтерии», не дожив до годика… Потом она вышла замуж за моего крестного – дядю Серёжу, и родилась Танюшка. Мы с ней были ровесницы, учились в одном классе и сидели за одной партой.
   Потом я уехала учиться в Воронеж, а Татьяна, не дождавшись из армии своего парня Сережу Ковалева, вышла замуж за Ивана из села Борино, что было в 20-и километрах от нашего пригородного шахтерского поселка, и сразу же в девятнадцать лет родила Юльку. Иван пил и мотался по командировкам, обещая Татьяне, что за это ему скоро дадут жильё. Татьяна терпеливо ждала, но жилья не давали – так и ютились они все 5 человек в маленьком домике на окраинной поселковой улице. Потом родилась Танюшка – как бы в знак особой любви названная Иваном по имени жены. Но, не смотря на эту «любовь», он продолжал гудеть и плакать пьяными слезами о своей судьбе, принося в дом жалкие копейки…
    Татьяна работала на заводе - во вредном цеху крановщицей и «заработала» силикоз легких.
    Мой крестный дядя Сережа – её отец, был из белгородских казаков и очень додельный -мастеровитый: всё умел делать - буфеты, зеркала в витой раме, тумбочки всякие, табуретки, а главное – дом отлил из шлака - я помню, как его строили наши родители. До этого мы все жили на одной улице, где в ряд стояли двухэтажные бараки для семей шахтеров. Эта улица называлась гордым именем - Свобода. Но настоящая свобода здесь была только для нас – детей: вокруг поля, пруды в оврагах, дубовые посадки вдоль полей с земляникой и грибами, терриконы шахт, а вдалеке – леса – до них надо ехать на рабочем поезде: там стояли шахты: 6-я, 8-я, 7-бис и другие.
    Дядя Сережа работал на шахте. Там однажды внезапно оборвалась крепь, и его сильно ударило по голове. Потом парализовало, и учиться говорить ему пришлось заново. Тетя Настя работала секретарем, а Татьяна ухаживала за отцом, как умела. Добрая душа Татьяна! Красивая, с копной темных волос, всегда пушистых и густых – казачка!. Весь дом на ней, всех она жалеет и старается понять. Эх, её бы кто понял и пожалел! Иван из очередной командировки не вернулся – ушел к другой женщине Та, говорят, заставила его вылечиться от пьянки и взяла в ежевые рукавицы. Не раз, небось, о доброй Татьяне, да девчонках своих пожалел! Но не вернешь былого, да и предательства Татьяна не простила – характер имеется.
    Крестный вскорости умер. Так что Татьяна была единственной опорой тети Насти в старости - было по ком так убиваться. Да и дочь она хорошая! Только вот приютила этого приблудного Николая – пожалела мужика, а у него ведь жена и дети есть. Зачем пустила в дом? Ну и что с того, что у него машина - какая-то развалюха: на ней не то, чтобы за грибами ездить, а по улице-то позорно проехать: гремит, чадит, и тормоза работают ли? Но Татьяна сказала: Мам, я сама себе выбрала мужика, а до этого - меня выбирали, и ты не лезь. Плохой плетень, но за ним тише. А машину отремонтируем. Будет на чем за грибами ездить – сама увидишь.
    И то правда: грибы и рыбалка для Татьяны – главные удовольствия в жизни! «За это можно всё отдать!» - говорит она и ей веришь, когда она начинает рассказывать, чтобы сподобить и меня на «тихую охоту».
    - Ты не представляешь, какая красота в лесу утром! Он ещё спит, солнце путается в ветвях, росинки на паутинках как жемчужины катаются, и пахнет душистой настоянной на травах и грибах водой!
    - Почему водой? – удивляюсь я. – В наших лесах нет озер.
    - Для кого-то это сырость – для меня – вода, без которой не растут грибы. А птички только-только проснулись и приветствуют друг-дружку и новый день, - продолжает она.- Любопытные такие! Подлетят, бусинками глаз зырк- зырк , голоском - цвирк-цвирк и отлетят недалеко, а потом опять подлетят. Словно присматриваются и спрашивают: А с чем ты, мил человек, к нам в лес пожаловал: с добром ли, с худом? Видят, что с добром (и с ведром! – смеётся Татьяна – и улетают по своим делам. А ты окунаешься в умиротворяющую тишину слегка шуршащих листьев. У-миро-творение – это ты и есть, понимаешь? Чуткая тишина внутри тебя. Идешь и чувствуешь, что ты тоже - веточка, листик, травинка, маленький цветочек - так хочется быть родной частью этого дикого мира, этой громады леса, травинкой, которую он может поглотить безвозвратно, и боишься его, и любишь, и как бы пытаешься задобрить…
    - Ты о лесе, как о Боге…
    - Он и есть Бог, если он – Его творение: Он ведь во всем... Иногда хочется просто лечь под большим деревом и слушать, слушать…
    - Как Андрей Болконский под дубом?
    - Ага.
    Татьяна у нас в школе здорово читала стихи и пела – из неё получился бы хороший массовик-затейник от культуры, но культура, финансируемая по остаточному принципу как всегда, осталась в остатке без таких, как Татьяна - чутких и отзывчивых.
   Такой она была и с мужчинами. В цеху всё время на людях, а с ними, разве не видно, с кем можно идти в разведку, а с кем нет? Ну, в разведку – это, конечно, не совсем то, но и в том – другом, тоже хочется доверять сердце и мысли хорошему человеку, созвучному в понятиях о жизни.
    Николай работал в том же цехе, на обрубке: работа не для слабых – кувалдой обрубать заусенцы на литье и зачищать заподлицо. А станины для станков - сплошь многотонные – машиностроение ещё не порушено в стране. В обед все обедали в одной столовой или подсобке. Шутки, смех, подначивания. Татьяна, понятное дело – не из последних молчуний. Раз очередь занял в столовке, два - проводил и пожаловался на семейную жизнь, на третий раз – пришел жить и машину – свой развалюшный «Москвич» привел. Пожалела ведь, добрая душа. Жили во времянке в саду. На работу ездили на автобусе. Тетя Настя скрипела на новоявленного «зятя», но терпела, когда Татьяна говорила: Тебе и Иван не мил был! Дай хоть немного пожить для себя!.
    Жена Николая - Анна, работала в том же цехе нормировщиком. Иногда Татьяна видела, как она приходила в литейку как бы невзначай и писала что-то в своей тетрадке.
    - Ой, Тань, - говорила Татьяне подруга Ольга. – Неспроста она в литейку зачастила. Как у тебя с Николаем-то?
    - Да нормально вроде бы, главное - не пьет. Живем, друг друга уважаем - может быть, что получится.
    - Нина рассказывала, что Анька сказала где-то в компании, что за Николая отомстит тебе. У неё бабка знахарка была, говорят…
   Татьяна рассмеялась в ответ:
    - Да я Николая на привязи не держу, но и гнать не собираюсь. А наговор чтобы подействовал, нужно верить в магию, а я не верю! – и засмеялась. - В субботу за грибами собираемся. Поехали?
    Ольга отказалась, сославшись на занятость.
   
    Я приехала в больницу к Татьяне, когда её перевели из реанимации в обычную палату. Почти всю мою передачу завернули в приемном покое: больной есть ничего нельзя – только минералку пить можно.
    - У меня теперь вся печень в дырочку, - грустно засмеялась Татьяна. И предвидя мой вопрос: Как она – заядлый грибник (или грибница?), так вляпалась с этими проклятыми грибами, начала рассказывать:
    - Свежих грибов я хотела набрать, чтобы приготовить на день рождения Николая – он у него на воскресенье удачно пришелся. В банках-то у меня засолено много, но очень в лес хотелось! В субботу Коля наладил машину, и мы поехали в Сенцовский лес. За Центролитом мотор заглох и ни тпру, ни ну! Я издергалась вся, пока он возился: лучшее время для сбора уходит! Но ничего не помогло: машина не завелась. Дорога – от деревни до деревни бежала среди полей, а между полем и дорогой – посадки. Ну, я и пошла посмотреть, нет ли грибов хотя бы там. Может быть, толкачиков наберу – подумала. Тут - возле дороги, в посадках, ничего не было, а в более дальних стали попадаться грибы. Я обрадовалась толкачикам и сыроежкам как родным, и стала их собирать в ведро. Ну ты, наверное, знаешь эти грибы – толкачики - они на шампиньоны похожи – такие же белые…Да набрала почти ведро и вернулась к машине. Николай по–прежнему «загорал» на обочине.
    - Тут Виктор проезжал, торопился сильно, но я передал, чтобы он сказал Сашке приехать за нами на ЗИЛе, будем тащить на тросе, - сообщил он мне виновато.
    - А когда он приедет?
    - Ну, я не знаю…
    Между тем солнце уже катилось колобком под хвост рыжей зари…
    - Иди вдоль дороги и голосуй, но в легковушки не садись, а садись только в автобус, - посоветовал Николай.
    Минут через десять меня подобрал ПАЗик, идущий в город. В нем сидели более удачливые грибники с полными корзинами грибов. Я со своим ведерком, прикрыв его марлей сверху, устроилась на заднем сиденье Рядом - бабушка с корзиной, спросила меня:
    - Что собирала, милая? Что набрала-то?
    - Да вот, толкачики,- только и смогла ответить я
    - Покажи-ка.
    Неудобно отказать старушке – я и открыла.
    Старушка посмотрела и говорит мне:
    - Да ведь поганки это! Выбрось – отравишься!
    - Нет, бабушка, - отвечаю я ей тихо. – Это толкачики! - Как затмение на меня нашло какое-то.
    Рядом сидящие тоже говорят мне, что некоторые мои грибы очень на поганки смахивают и лучше не рисковать, но я уже с пеной у рта доказываю, что я собираю грибы лет двадцать и ошибиться не могу! Точно: затмение это было…
    Дома перебрала грибы, промыла хорошенько, поставила отварить с лаврушкой, чтобы потом пожарить. Варила долго, в нескольких водах - уварились как мясо, и осталось их всего на большую чугунную сковородку. В воскресенье пожарила с лучком, пока готовила всё остальное. Под водочку они хорошо пошли. Только я почти не пила… А есть - ела.
    Плохо мне стало не сразу, и не поняла я, что это от грибов. Легла и вдруг начало темнеть в глазах… Николай вызвал Скорую, и, когда она приехала, я уже провалилась во мрак. Чуть очнулась от тряски – дорога у нас на Горняк неважная, асфальт ещё не проложили, хоть уже лет пять обещают. Очнулась и слышу краешком сознания, как сидящая возле меня врачиха говорит медсестре: Не довезем…Ох, не довезем…
   Тогда дошло до меня, что это они обо мне говорят. «Как не довезут?» – содрогнулось у меня всё внутри. – «Не может такого быть!» Громадным усилием воли все остатки сил я бросила в жизнь – не знаю, как это получилось: подумала о своих девчонках, растущих и так без отца, и пришла в сознание. Открыла глаза и застонала от того, что ничего не почувствовала – потом поняла, как мне было холодно: словно крови, греющей красными огоньками, в теле совсем не осталось... Тут же мне сделали укол. В больницу привезли уже в сознании. Это лес мне помог, чтобы я в него вернулась!
   - Неужели ты после такого будешь снова собирать грибы? Я ведь потому не собираю, что тоже отравилась однажды. Мы с мужем поехали на новой машине в ближний лес – за Косыревку и там набрали лисичек. Я потом из них суп сврила, а на следующий день на работе мне стало плохо. Хорошо, что станция Скорой помощи рядом была! Довели меня туда, а там врач – грубый такой, меня спрашивает: Что ели? Я говорю: Суп с грибами. Он: Были подозрительные? Ну, может быть, один-два… Он зыркнул на меня и как бухнет: Умные сразу всю сковородку выбрасывают, а дураки играют в лотерею! Я обиделась и ушла. Но если бы он не обозлил меня, то точно поддалась бы отравлению и загремела бы на все промывания в больницу! Но он от меня расписку потребовал, что сама не легла! оклемалась сама. После этого муж стал говорить: Чтобы узнать, какие грибы съедобные, в лес нужно ходить, как минимум, вдвоем! Но ни вдвоем, ни втроем я больше грибы не собираю.
    - Это потому, что Лес не зовет тебя, а я знаю, что если бы я собирала эти грибы в лесу, он не обманул бы меня...- сказала Татьяна.
    Лес позвал её очень скоро. Да и вправду: в тяжелое время он же и лекарь, и кормилец, и заботник, а в легкое время - без него скучно. Лесо-творение и человеко- творение, как часть миро-творения так близки – просто из одних клеточек- веточек состоят – пусть они помогают друг другу не сломаться.

   Номинация «Записки рыбака»
   
   http://www.litkonkurs.ru/index.php?dr=45&;tid=210267
   
   На острове "Тайвань"
   
   Татьяна уже вышла замуж, а я даже ни с кем из ребят не дружила, хотя мы с ней и были ровесницами и подружками. Видимо, страшненькая была: с канапушками и очками на носу и сильно скромная и умная…
   Вот и решила моя подруга меня со старшим братом своего мужа - Федором - познакомить. Имя, конечно, не модное, но куда деваться: не до жиру!
   - Готовься.- сказала Татьяна. - В эту субботу поедем на речку: я, Иван, Федор и ты.
   - А что готовиться – я за это время всё равно плавать не научусь!
   - А и не надо. Удочки возьмем, будем рыбу ловить. Рыбу ж ты можешь ловить?! Иван сказал, что у его знакомого из ближней деревни на речке лодка есть; возьмем и поедем на остров.
   - Какой остров?
   - Зеленый, в траве, посреди реки, - засмеялась Татьяна.
   А я как-то занервничала. Им - ничто, а мне – смотрины. Меня, между прочим. А я не могу под солнцем долго не краснеть, если и без него краснею на каждом шагу!
   В самую рань - ещё и 4-х не было, под окном засигналила машина. Бегом-бегом, чтобы потенциальный жених не подумал, что соня, и коровы будут вечно недоенными, выбежала на улицу. Конечно, забыла широкополую шляпу! Значит, и за пастушку не сойду!
   На Федора смотреть стесняюсь и говорить тоже – вижу, как Татьяна с Иваном внутри потешаются: Иван – меньше. Фёдор мне как-то сразу не глянулся: мелковат он для меня, хоть по лицу и видно, что добрый.
   Ехали целый час до деревни, где лодка у знакомого Ивана. Взял он ключ от замка к лодке, весла и, оставив машину во дворе деревенского дома, мы пошли к реке. Татьяна и я идем сзади мужчин, и я разглядываю Федора. И вправду, маловат он ростом для моих габаритов! 170 см – от силы. Это значит, на каблуках я выше его буду… Н-да… Татьяна словно не замечает моих расчетов и разочарования.
   Река парила белесым маревом. Под ним почти не видно было больших листьев кувшинок и лилий. Только, когда совсем близко подойдешь к воде, разглядишь в ней – чистой-чистой, дивный фантастический лес колышащихся водорослей на дне – страшных и манящих в свою темнозеленость. У берега резвились мальки, а большая рыба лениво всплескивала на глубине, расходящимися кругами воды показывая, что она здесь есть...
   Федор с Иваном вставили весла в уключины, погрузили рюкзаки и нас, и мы поплыли.
   Я опустила руку в воду, и она встретила меня спокойно и тепло, хотя мы нарушили её утренний благодатный сон. Течение было почти незаметным.
   На той стороне реки, едва видимые за парной дымкой, постепенно вырисовывались невысокие кусты, а за ними - деревья.
   Нормальный остров, на первый взгляд.
   - Вот и наш Цейлон! - сказал Иван – А что: не хуже будет!
   - Ага, и Тайвань тоже, - сказала Татьяна. – Помнишь, в школе проходили?
   - Помню, - откликаюсь я. – Но китайцы отдали Тайвань в аннексию…- осекаюсь я, ибо Татьяна так зыркнула, что взгляд её можно было понять однозначно: Не умничай, подруга, а то замуж не выйдешь!
   Выгрузились и сразу к реке с удочками – большую рыбу ловить!
   - Вань, принеси перловку с солутаном для подкормки, - распоряжалась Татьяна.- Солутан – это лекарство с анисовым запахом, - объясняла она мне. Федор крошил хлеб и бросал его недалеко от берега. Мальки кружились почти у ног. Теплый прохладный ветерок колыхал осоку у берега и камыши в реке.
   - Попробуем ловить с берега, - сказал Иван.
   - Мы не поместимся здесь все, я пойду пройдусь по берегу, гляну, нет ли поблизости бережка с хорошим подходом к воде, - сказала Татьяна. Она у нас – заядлая рыбачка, хоть и не под водным знаком родилась. – Пошли посмотрим, - и потянула меня влево.
   - Ты что, как вареная? Пошустрее не можешь?! – спросила она, когда мы немного отошли от ребят.
   - А что: я сразу должна брать быка за рога? Только я быка не вижу! – засмеялась я.
   - Да, Федор мал росточком - не то, что мой Ваня, но такой работяга, такой работяга и не пьет почти
   - Не нравится он мне.
   - Главное, чтобы ты ему понравилась!
   За кустами мы вышли к месту, где к реке вплотную подходил лужок - совершенно открытое место без кустов и деревьев и ловить здесь можно было прямо с берега, закидывая леску на середину реки, не рискуя зацепиться за близлежащие кусты, осоку и камыш.
   - Я буду здесь ловить, - сказала я.
   - Хорошо. Только косынку завяжи. Пока солнце ещё низко, тут можно ловить, а потом оно сильно по воде бликовать будет – глаза натрудишь, у тебя ж и так зрение… "Да, без очков, чтобы понравиться Федору, мне ловить будет трудновато", - подумала я.
   Мы вернулись за удочками и вскоре вместе с Федором ушли на облюбованное мной место. Татьяна с Иваном остались возле лодки – там же рыба прикормлена.
   Федор выломал ветки из ближайших кустов и сделал рогатки, чтобы удочки поддерживать. Наживил червяков на обе наши удочки. Фу, они такие противные и извиваются ещё! Потом, глядя на поплавок, я задумалась: почему говорят «наживил», когда эти червяки в воде задохнутся или их съедят рыбы? Какое уж тут «жив»? Или тут другое что-то подразумевается? Хотя аналогия с человеческой жизнью мне понравилась…
   Хорошо, что не надо разговаривать с Федором: разговором рыбу можно спугнуть. Молча сидим и смотрим на поплавки. У Федора клюет, а у меня – нет… Обидно однако, а что поделаешь: и тут я не на высоте оказалась - как без очков увидеть, что рыба клюет?
   А солнце уже вовсю приближается к обеду, а у меня только три плотвички и красноперка в ведре между Федоровых окуней плавают…
   - Пойду к Татьяне с Иваном – обед готовить пора, -пытаюсь говорить бодро-весело, но получается не очень.
   - Да там мы набрали снеди разной для бутербродов, - отвечает Федор и нехотя вытаскивает леску из воды.
   Мы идем к Татьяне с Иваном, а вернее, к нашим рюкзакам под кустами.
   Они, конечно, наловили больше нас: с лодки ловили - и уже собираются готовить уху!
   Чистить рыбу я тоже не люблю. Но мужественно макнув ладони в соль, вместе с Татьяной чищу, боясь, что заподозрят в белоручничестве.
   Уха получилась вкусная – наваристая и пахнущая лавровым листом с душистым перчиком. И Татьянина, Иванова и Федорова рыба ещё плещется в сетке у берега, а моей там нет, - подумала я и решительно взяла удочку: пока не уезжаем, пойду ещё попытаю счастья.
   И ушла на «свой» лужок. Сама нацепила упирающегося червяка, почти заморенного жарой в банке, поплевала и забросила настолько далеко, насколько могла. И в воду вошла по колено, чтобы рыбу с берега своим видом не пугать: а то уже кожа красная стала от солнца. От Федоровых рогаток я отошла – буду в руках удочку держать, как настоящий рыбак, а не как на картине Перова.
   Клюнуло так, что чуть не вырвало удочку из рук. Я и не поняла сначала, что это было! Но поплавок так быстро поплыл влево, что пришлось выбежать на берег и пойти вслед за ним вдоль русла реки. Потом побежать! Подсекать же я тоже не умею. Бегу за поплавком параллельно ему! Кто-то мушино ткнулся в лицо, но я не заметила. Бегу и кричу: Тань! Вань! Федь! Короче: «Тайвань ведь» - получается, но никто и ухом не ведет в мою сторону! Потом догадалась «Помогите!» крикнуть. Прибежали, удочку отобрали, подсекли и почти вытащили большого карпа – зеркального, но он на последнем вираже сорвался, оборвав крючок... От этого «почти вытащили» можно было почти гордиться, но вдруг я почувствовала, что у меня деревенеет лицо, а щеки начинают выдаваться из него дальше носа, а глаза при этом почти не открываются!
   - У тебя опухло лицо, - с ужасом говорит Татьяна. – Глаза, как щёлочки стали! Что с тобой?
   Положили, растерли водкой – какое ещё лекарство у русского человека всегда под рукой? Подорожник нашли и приложили, но ничего не помогало – температура повышалась. Сочувственно глядели Татьяна, Иван и Федор на мое, ставшее китайским, лицо и отводили глаза…
   Я замотала его намоченной в воде косынкой, оставив только щелочки глаз. Мы срочно отплыли к другому берегу и почти бегом побежали к деревне. В дом знакомого Ивана я заходить не стала, чтобы не испугать детей.
   Отек Квинке лечила потом супрастином, тавегилом, цитроном, но вылечила навсегда, кажется. Однако это не помогло: с Федором мы больше никогда не встречались. А может, это и к лучшему: я уехала учиться в другой город и вышла там замуж за высокого, умного и красивого Володю.
   Теперь, когда я приезжаю летом на родину детства и прихожу в гости к Татьяне, то, видя во дворе развешанную для сушки на прищепках рыбу, прикрытую марлей, всегда вспоминаю свой стишок-частушку и пою его (её?) Татьяне:
   
   За наживку вам спасибо,
   За лужок тот пойменный!
   И поклон – большу-у-у-у-щей рыбе,
   Что была не поймана!

   Здравствуйте, Карен.
   
   Только вчера поздно приехал из командировки. Хотел поставить свой рассказ в номинацию "Записки охотника", но не смог до 24-х по известным причинам. Потом у меня слетел инет. Сейчас я на работе, где с собой, к сожалению НЕТ рассказа:(( Вечером, если исправят инет, смогу ли я сегодня разместить здесь рассказ, чтоб его приняли к рассмотрению?
   
   С уважением,

   Спасибо, Карен. Вечером, если инет дома прорежется, поставлю рассказ.